Алисы выбивают меня из колеи. Верю ли я? Верю. Если бы на ее месте была другая, послал бы лесом моментально. Но не ее. По глазам вижу. Я, сука, кожей чувствую ее боль. Нет, мне от этого не хорошо. Но пусть учится. В жизни счастливых дней мало бывает, а она их сама угробила. Собственными руками.
Хотя у меня были большие планы.
Зеленые глаза смотрят умоляюще. С надеждой. Но… Сейчас я так зол, что, кроме боли, ей ничего не доставлю. Одна моя сторона хочет просто прижаться к ней. Обнять. Расцеловать каждую частичку ее тела. Коснуться щеки и вытереть слезы, которые так и текут по лицу. А другая — выгнать и больше не видеть.
— Да ну, Лис…
Она буквально отшатывается от моих слов. Кусает губы. Еле сдерживает себя. Уходит. Не церемонится.
А я? Чувствую себя куском дерьма. Артема жизни учил, что нельзя с беременными так поступать. Хоть он об этом не знал. Я-то знаю! Знаю, сука, что под ее сердцем моя частичка растет! Не сомневаюсь ни капли!
Ах, черт! Какого хрена, Тимофей? Ты отпустишь ее? Выхожу следом. Не успеваю дойти до выхода, как звонит телефон.
Вера.
— Да! — чуть ли не рычу в трубку. — Не до тебя сейчас! Прекрати уже лезть! — срываю на ней от злость.
— Ори, сколько хочешь! Но ты не можешь ее… не можешь, мать твою! Где ты совесть потерял?! А главное — когда?! Она беременна от тебя! — кричит жена брата.
Закатываю глаза. Ярость бьет в затылок, растекается по всему телу.
Отключаю мобильник. Слежу за Алисой. Шаг за шагом отстраняется. Еле тащит ноги. Она похудела, а зеленые глаза стали еще больше. Догоняю, открываю дверь машины, рядом с которой она стоит, и слегка толкаю внутрь.
— Что ты делаешь?! — шипит змеей.
— Хотела же, чтобы я защитил тебя? Посмотрим, понравится ли моя «защита».
Алиса
Я его не узнаю. Это не мой любимый мужчина, нет. Его словно подменили. Честное слово! Застегивает ремень безопасности и хлопает дверью. Обходит машину, садится за руль и некоторое время смотрит прямо перед собой. Руки сжаты в кулаки, глаза блестят. В них гнев. Нет — ярость. Бешенство!
— Я хочу всего лишь охрану. Куда ты меня везешь?
Всё это мне не нравится. Его тон. Его поведение. То, как он обращается со мной. Я терпеть не могу таких грубых мужиков. Сейчас он смахивает на моего брата, да простит меня Тимофей за такое сравнение! Сейчас он такой же наглый, грубый и невоспитанный!
— Будет тебе охрана, — бросает он безразлично и заводит машину.
Молчит, и эта тишина меня убивает. Он даже не смотрит в мою сторону! Будто я никто. Пустое место. Ничтожество!
Господи… Да как мы до такого докатились? Где наши страстные ночи? Где те дни, когда он меня ни на минуту отпускать не хотел? Прижимал к себе, обнимал. Целовал!
А сейчас?!
Сейчас между нами гора стоит. Ее пробить невозможно. Просто нужно смириться… Между нами был только секс. И то остался в прошлом.
Автомобиль останавливается возле безумно знакомой многоэтажки. Я не хочу к нему подниматься. Пусть отвезет меня домой и оставит в покое. Пусть я буду бояться каждого шороха. Как-нибудь переживу.
Но у него, кажется, другие планы...
— Выходи! — приказывает он.
Протягивает ладонь, но я решаю не касаться его руки. Чем мы дальше друг от друга, тем лучше. Это его решение. Не мое. Он поставил жирную точку, не выслушав меня.
— И? За-чем ты ме-ня к се-бе при-вез? — чуть ли не по слогам произношу каждое слово, как только мы оказываемся в квартире.
Оглядываюсь по сторонам, пытаюсь найти женские следы, но их, черт побери, нет!
Тимофей резко сжимает мой локоть и тянет за собой в гостиную. Глаза горят огнем. Боже, он сейчас такой злой… Я никогда его таким не видела, даже в ту проклятую ночь, когда позвонил его друг и сказал, что я дрянь продажная и его предала.
— Если тебе так важна твоя жизнь — будешь сидеть здесь и не станешь высовываться! — заявляет он. Каждое слово цедит сквозь стиснутые зубы.
— Что? Да с какой стати, Тимофей?! У меня работа есть! Я не могу весь день торчать в этом доме! Жить за твой счет! — чуть ли не кричу.
Меня бросает в дрожь. Сердце колотится, как ненормальное. Под его ненавидящим взглядом я действительно считаю себя никем.
— Никакой работы, — говорит спокойно, поднимая уголки губ, изображая ухмылку. — Раньше тебя это не беспокоило, ты прекрасно жила за мой счет, Лисичка.
Я знаю, понимаю, что он делает это специально. Пытается задеть меня, сделать больно. Да, его слова хлеще пощечины — добивают, убивают во мне все чувства, которые я испытываю к этому мужчине. В глазах медового цвета нет той страсти, нет того желания, что было раньше. Он изменился. На триста шестьдесят градусов.
— Я не хочу, — протестую. — Ты… Твоя защита… Да вообще… Зачем я к тебе пришла?! Ты даже не спросил, что произошло!
— Спрошу, — майор делает шаг ко мне, а я пячусь от него. — Обязательно спрошу, Лисичка. Но не сейчас.
Я прижимаюсь к стене. Дальше идти некуда. Я жертва — попала в ловушку, а хищник нависает надо мной. И сейчас я его боюсь. До дрожи. Потому что на его лице написано, как он меня ненавидит.
— Что ты делаешь?
— Что я делаю? — спрашивает хрипло. — Теперь тебе неприятно, когда я стою вот так вплотную? Неприятны мои касания, а, Лисичка?
До боли знакомый, безумно любимой запах ударяет в нос. Тепло растекается по всему телу, меня трясет от этой близости. Снова. Хотя я должна ненавидеть его, потому что он ни капли мне не верит, не доверяет и считает куском дерьма.
— Ты сошел с ума… — шепчу, мотаю головой.
— Свела. Ты. Свела. С ума! — рычит мне в губы. — Ты, мать твою, свела! Сначала влюбила, потом растоптала. Унизила. Обманула. Предала!
— Я тебя не предавала! Не обманывала! Ничего из перечисленного тобой я не делала!
Во мне говорит обида. Боль. Во мне говорит гнев. Я его ненавижу. Потому что он снова предпочел обвинить меня вместо того, чтобы спросить, узнать, что на самом деле произошло.
— Да. Да. Да. Черт подери! Ты ничего из этого не делала,
