маму. Хлопаю себя по карманам, не помню, где мой телефон. А там, на улице, Ваня, обнимая, утешает нашу малышку. Родной отец гладит её по голове.
* * *
Стыд, совесть и ответственность перед собственным ребёнком накатывают на меня как снежный ком, несущийся в пропасть с горной вершины.
Как я могла?! Как вообще до такого додумалась? Уйти поздним вечером из дома, чтобы перепихнуться с едва знакомым мужиком?! Снова накатывает.
Ничего не сказав Тихонову, выскакиваю из двери со своей стороны машины, наступаю в лужу и грязь, поскальзываюсь, но бегом лечу к своей дочери. Сжимаю девочку в объятиях. Она кричит: «Мамочка!», и мне становится ещё горше и отвратительнее внутри. Заслужила: виновата и получаю по заслугам! Справедливо, что дочь разлюбит такую мамашу, способную бросить её ради пары сочных палок! Мне сейчас хочется придушить саму себя.
Ужасно, нестерпимо стыдно. Как же болит… Это я напугала Маргаритку. Это из-за моей бл*дской интрижки ребёнок пострадал, получив стресс, потеряв маму. А что самое главное для меня в жизни? Конечно же, моя дочь. Я сжимаю её хрупкое тельце, но она плачет ещё сильнее.
— Можно узнать, где, твою мать, тебя носило?! — орёт Ваня над моей головой.
А я лишь обнимаю дочурку, та жмётся и тысячу раз повторяет: «Мамочка, я так испугалась». Я жмурюсь, согревая её. Этого можно было бы избежать, думай я головой, а не тем, что между бёдер. Повелась на умелый сексуальный шантаж учителя. Видимо, не одну мамочку в коридоре поймал, ловко задурив голову. Но дело даже не в том, есть ли у него другие женщины, просто мне вообще не нужно было ехать к нему, потому что у меня есть дочь и это определённая ответственность. И я должна была думать об этом в первую очередь!
— Прости меня, солнышко.
— Мы оббегали все магазины, — заикаясь, говорит дочка, не в силах успокоиться, и от этого ещё ужаснее. — Ты сказала, что пошла в магазин.
— Ну и где покупки? Где ты шлялась и что это за мужик?
Всё ещё прижимая Маргаритку к себе, я оборачиваюсь.
Я почему-то была уверена, что он уедет, просто скажет таксисту возвращаться к его дому. Не захочет лезть в наши отношения. Он же сказал, что ему плевать на моего мужа. Я не хочу, чтобы что-то такое сообразила Маргаритка. Она, конечно, ещё очень маленькая, чтобы решить, что мамочка ездила к другому мужчине, но всё равно надо скорее увести их обоих отсюда. Тихонов бессовестно выходит из жёлтой машины с шашечками и, очевидно заплатив за ожидание, облокачивается на капот автомобиля и спокойно курит, наблюдая за нами. Он не планирует скрываться, и меня мутит от всего этого.
Ради меня он мог бы уйти. Но он же сказал: ему не нравится, что я замужем. Неужели он думает, что после такой истерики дочери я подойду к нему ещё раз? Да, нам было хорошо вместе, но на этом всё. Ребёнок не должен переживать такое ещё раз. Страдать…
Взгляд учителя жёсткий и холодный. На меня он смотрит иначе. Сделав ещё одну затяжку, гордо вскидывает подбородок, встречаясь глазами с моим мужем. Я поочередно смотрю то на одного, то на другого. Меня трясёт. Я в такой ситуации никогда не была, и сейчас мне хочется, чтобы произошёл взрыв и их разбросало в разные стороны, подальше друг от друга.
По коже пробегает мороз. Вот бы выстроить между ними стену. Мне кажется, от переизбытка самых разных эмоций у меня сейчас остановится сердце и откажут все остальные органы. Моя тайная жизнь встретилась с официальной. И я не знаю, что с этим делать.
— Я про неё забывал и часто не замечал и, наконец, потерял! — нараспев произносит Тихонов, не сводя ледяного взгляда с моего мужа и делая очередную затяжку. Пуская дым кольцами.
— Что ты сказал?! — бычится муж. — Почему этот мудак ехал с тобой в такси, Оля? Вы тачку поделили, что ли, не пойму?
— Песня старая. Смотрю на тебя, и что-то вспомнилось, — щурится Тихонов, продолжая курить.
— Оля, кто это, епт твою, такой?
— Это учитель из моей школы, — вздрагивает Маргаритка, заставляя меня замереть и прижать её сильнее. — Я его видела в школе. Он помог тебе мама, да?
Не могу соврать, язык прилип к нёбу и не шевелится.
А Ваня точно отупел от своих игр окончательно, потому что два плюс два сложить не может. Или не хочет… Или ему так проще: он понимает, что сам виноват и сейчас просто отнекивается.
— Пойдёмте домой! — Тяну дочку и мужа наверх. — Спать пора.
— И что он ночью-то делает здесь?
Страшная реальность обрушивается на всех людей по разному, вот Ваня, например, привыкший, что жена — это неизменное дополнение к дому, никак не хочет допустить вероятность, что я ему изменила. Потому сейчас он хорохорится, злится, хмурится и дышит как больной. Но воспаления легких у него нет, просто он отвергает очевидное, и даже в голову не может впустить мысль, которая в принципе на поверхности. И ему кажется, что если учитель уйдёт, то вся ситуация как бы исчезнет сама собой. Рассосётся. Он же меня не трахает, я же всё делаю не так и только мешаю ему. Как какому-то другому мужику могло приспичить связаться со мной?
А Тихонов смотрит с ненавистью.
— Вали отсюда! Чтоб не видел тебя больше тут! — раздражается Ваня. — Держись подальше от моей семьи! Это моя жена, тебе понятно?!!
У Вани явно шок. Но реагирует он совсем не так, как я от него ждала в подобной ситуации. Я думала он убьёт меня, а он приобнимает за плечи и, положив руку на спину дочери, толкает нас к подъезду. Вроде не дурак, но как идиот.
— Ну раз это твоя жена, значит, тебе нечего бояться. — Тихонов отшвыривает сигарету в сторону, садится в машину и уезжает.
Дома мы с Иваном не разговариваем. Я нахожу телефон и отключаю его, помогаю дочери умыться, почистить зубы. Делаю то же самое сама и вместе с ней ложусь спать, прижавшись к её спине и продолжая просить прощения. Она засыпает.
А я не могу уснуть. Внутри горит пожар. Я прислушиваюсь к тому, что делает муж, и вместо привычного щёлканья клавиш, замечаю его шаги по квартире: то он принимает душ, то пьёт чай на кухне, несколько раз заглядывает в щель
