И до вечера Саша и Алекс резались в приставку, стараясь не вспоминать о неловком инциденте.
На следующий день Алекс, как обычно, собрался к Алине – отчитываться о встрече с Сашей.
За что Алекс любил свой городок – так это за горячее летнее солнце, присущее резко-континентальному климату. Ещё до поездки на море оно придавало коже Алекса бронзовато-золотистый оттенок, высветляло волосы и вселяло в тело приятную истому хорошо прогретого песчаного пляжа. Глядя на сдержанный контраст загара и оливковой рубашки с коротким рукавом, Алекс белозубо улыбнулся своему отражению, подумав, что Алине такой прикид должен понравиться.
На подходе к больнице Алекса окатила волна эстетства, и, зайдя в ближайший цветочный киоск, он купил три розовато-палевых розы. Потом подумал, что в пол-литровой банке они смотреться будут отвратительно, так что пришлось пробежаться до близлежащего торгового центра за небольшой аккуратной вазой.
– Чувак, ты нафига принёс этот веник, – рассмеялась Алина, глядя, как суровая медсестра ставит цветы в воду.
Но Алинины глаза без привычных чёрных стрелок говорили, что недовольство это – показное.
Когда медсестра отошла к попросившей что-то Анне, Алекс наконец решился рассказать историю своего похода к Саше.
– Бэбик, ты просто не старался, – рассмеялась Алина, услышав историю о сексуальном фиаско, постигшем Алекса. – Ну как так можно, вы даже порнушку включили, мог бы приложить больше усилий!
– Да не хочу я прикладывать никакие усилия! – возмутился Алекс. – Не получится у тебя от меня избавиться, даже не мечтай! Я хочу встречаться с тобой!
– Это мы ещё посмотрим, – зловеще улыбнулась Алина, недовольно косящаяся на пришедших к соседке.
Возле постели Анны было на удивление многолюдно для такой небольшой палаты – бородатый муж, дочка в цветастом платьице, карапуз Никита с отросшими почти до плеч волосами и крепко сложенный мужчина в камуфлированных штанах.
– Симпатичный, – подумал Алекс. Сколько лет определить не смог – военная выправка, бритая голова и натренированное тело вполне могли принадлежать парню лет двадцати пяти, но взглядом карих глаз он напоминал старика. Муж сидел на стуле, дочка и этот парень – на краю постели, а Никита бродил вокруг кровати, дёргая края одеяла и бубня себе под нос «домой, домой». Держа Анну за руку, парень говорил – спокойно, неторопливо. Алекс и Алина тоже стали слушать.
– Как-то брали мы одну высоту, её ещё в Великую Отечественную наши штурмовали. «Укропы» там крепко окопались, не выбьешь просто так. Ни одного и не двух мы возле той высоты оставили. И вот, собираемся мы вновь на штурм, а по рации кто-то из наших говорит: «Наши деды, воевавшие здесь, они с нами. За Родину!» И так это нас воодушевило, что закатали мы в асфальт этих несчастных «укропов». Взять высоту не взяли, но вылазок оттуда больше не было.
– Да он же на Украине воевал, – пронеслось в ошалевшем мозгу Алекса. – А с виду такой нормальный парень…
– А как ты попал туда, Артём? – спросил муж Анны.
– Меня друг привёл, Сашка, ты его знаешь. С ним я и обратно вернулся. Сегодня похоронили.
Артём сказал это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Только в карих глазах, удивительно похожих на глаза Анны, промелькнула боль. В палату заглянула молоденькая медсестра, буркнула сердито: «Не положено так много посетителей» …
Но запнулась, встретившись со спокойным взглядом кареглазого, да так и осталась стоять возле двери, слушая его рассказ.
– Один парень как-то узнал, что я православный. Говорит: «Я с тобой на задание не пойду, ты же верующий, я тебе не доверяю. Вам ведь нельзя убивать». Я ему и цитату из святителя Филарета Московского привёл, «Гнушайтесь врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите враги ваша». Но как на потенциального предателя он всё равно на меня смотреть не перестал. Наша задача была проводить разведку боем – прыгали в «Уралы», прорывались, запоминали, что к чему, возвращались обратно. Так вот, парень тот, когда до дела дошло, перестал на «выходы» выезжать. Ходил, как в воду опущенный, в глаза никому не смотрел. Мне больше ничего не говорил насчёт своего недоверия.
– Артём, может не поедешь больше? У тебя же семья, дети. Юля извелась вся, как когда-то мы с мамой во время Чеченской кампании, – тихо попросила Анна.
– Если нечисть вовремя не остановить, воевать придётся уже здесь, в России, где моя семья, мои дети. Если есть возможность остановить беспредел вдали от моих родных, я это сделаю. – Артём погладил Анну по голове. – А ты не волнуйся, сестрёнка, меня Бог пока милует. Значит, нужен ещё для родины.
– Нечего сказать, великая миссия – защищать интересы захватчиков, – шепнул Алекс Алине на ухо.
В ответ Алина лишь нахмурилась, мол «не мешай слушать».
– Нет больше такого народа, воинский дух которого мог бы соперничать с русским духом. Ни американцы, ни европейцы уже не могут умирать за свои идеи, за свою веру. Привыкли к комфорту, даже размножаться скоро перестанут, чтобы жить спокойнее было. Поэтому нас нужно было стравить между собой, заставить убивать друг друга.
Алекс хотел было что-то сказать, но умолк и опустил глаза, встретив глубокий сосредоточенный взгляд человека, который, возможно, ещё позавчера спокойно и без лишних чувств лишал жизни себе подобных.
– Никит, сядь, посиди, – уговаривала старшая сестра бродящего вокруг кровати Никиту, но малыш её не слушал. Подустав немного, остановился там, где под одеялом находились мамины ноги, и начал играть, то откидывая с них одеяло, то снова их одеялом этим накрывая.
– Никита, не обижай маму, – нахмурился Андрей.
– Я не обижаю, я иглаю, – Никита указал на бледную босую ногу Анны, торчащую из-под одеяла. – Я с ним иглаю.
– С кем? – спросила старшая сестра, укрывая ноги Анны.
– С ним, – Никита снова откинул одеяло.
Алекс внимательно взглянул на торчащую из-под одеяла ногу. Нога напоминала часть манекена – бездвижного, холодного. И только большой палец с искривлённым ногтем немного вздрагивал, будто от холода. Он шевелился!
– Папа, дядя Артём, глядите! – закричала девочка, вскочив с постели. – Мама!
Медсестра выбежала из палаты, позвала лечащего врача – старенького, в круглых очках. Он недоверчиво качал головой, и всё повторял, глядя на оживший палец Анны: «Поздравляю, поздравляю». Набежавшие непонятно откуда удивлённые медсёстры шептались: «Это чудо, не может быть». Все, в том числе, Алекс, поздравляли Анну, а она только беззвучно плакала, шепча неразборчиво: «По вашим молитвам».
– Всего лишь один палец, – негромко сказала Алина. – Может, она так и будет всю жизнь одним этим пальцем только шевелить. Нашли, чему радоваться.
Алексу показалось, что в словах Алининых сквозила зависть.
С каждым днём эта бледная девушка с отрастающими русыми корнями волос и печальными тёмными глазами всё меньше походила на ту Алину, с которой Алекс познакомился в начале учебного года. Ещё пару недель назад, в начале больничной эпопеи, она представить себе не могла, что когда-нибудь станет завидовать полностью парализованной женщине, радующейся возвращению всего лишь одного пальца. Тогда это ещё было ниже её достоинства.
Чтобы как-то отвлечь Алину, сидящий на жёстком больничном стуле Алекс поинтересовался, чем она займётся, когда её выпишут.
– Чем всегда занималась. Буду писать для своих клиентов, вести блог. Может быть, попробую себя в художественной прозе, – Алина оживилась, глаза её заблестели. – Наверное, даже продолжу в универе учиться заочно, мозг мой, к счастью, пока ещё не парализован. Ах, да, ещё обзаведусь инвалидной коляской. Чуть было не забыла самое важное.
Алина задумчиво подёргала висящий на шее чёрный наушник и снова погрустнела.
Медсёстры обсуждали неожиданное чудо, очкастый доктор исследовал безвольно распластанную по кровати Анну, и Алекс решил, что лучше зайдёт завтра.
– Не впадайте в депрессию, Госпожа, – улыбнулся он на прощанье Алине.
– Ты вместо утешений лучше сигареты в следующий раз принеси, мои ещё утром закончились. Конечно, Анне не нравится, что я курю в палате, но Бог велел ей терпеть, так что потерпит, – недовольно буркнула Алина, и отвернулась к окну.
