как могла; и чем больше его хотела - тем сильнее в ужасе отбивалась, когда он начал меня раздевать.
- Давай посчитаем, сколько раз ты трахал меня, а представлял Ирину! - вопила я. - Первый раз - когда ты ещё думал, что меня зовут Ира, как её. С удовольствием лишил девственности, наказал за то, что тебя "использовали", а потом просто кинул - как она кинула тебя! Отыгрался и выставил!
- Но ведь ты меня в самом деле использовала, Ирэна!
- Ты сам меня пригласил к себе!
- И всё нормально бы прошло, если бы ты была честна!
- Что, разве захотеть переспать с мужчиной - это значит "использовать"? Тогда миллиарды женщин мужчин используют для дефлорации!
- Ты мне врала! Врала и врала - сама дала понять, что не хочешь ничего серьёзного!
- Ладно, дело прошлое. Давай посмотрим, что было в этом году! Например - в общежитии. Скажешь - нет? Небось и на койке той же самой вы с Ириной кувыркались в той же комнате - вполне может быть, с моим-то везением!
- Дура ты! Ирэна! Зачем мне та, которая меня не знает, не понимает, и с которой у меня нет и не было ничего общего, кроме студенческих развлечений! Я спал с тобой - только с тобой всегда! Просто хотел вернуть себя прежнего, - сосредоточенно стягивая с меня одежду, а где-то - даже срывая или сдирая, растолковывал Барбаков. - Вернуть такого себя, который молодой, ещё верил в чудеса, думал, что чудо может случиться со мной, что вот - оно буквально за поворотом! И точно - всё, как я думал! Антон прав - рядом моя волшебница! Пациенты, коллеги, Зеленцов - все тебя обожают... Неужели ты не видела, что твои чудеса меня совершенно покорили, что я ни о ком не думаю, кроме тебя, - просто чувств своих мне было жалко, после Ирины! Знала бы ты, чего мне то расставание стоило, - я ведь к ней прикипел, кретином был!
- Вот и жалей дальше свои чувства! Ай-й-й!
Барбаков всё-таки освободил меня от одежды в стратегически важных местах и, как любил делать, когда желал помучать, загнал без всякой подготовки до упора. Он так поступал, когда я выкаблучивалась по какому-либо поводу, и он вынуждал меня присмиреть; если я не хотела, чтобы меня изнутри порвали на части, следовало уняться, расслабиться и сосредоточиться. Обычно во время секса пожар эмоций удавалось потушить, и после мы разговаривали уже спокойно.
- Вся моя, - довольно прохрипел Барбаков. - Не веришь - посмотри сама, насколько моя... И насколько глубоки и полноценны мои чувства. Глубоки - в прямом смысле. И наполняют хорошо...
- Пошляк, - простонала я.
- Не сжимай меня так - я же прямо сейчас кончу, твою мать! - сквозь зубы выругался Барбаков. - Давай расслабься и вспомни, кто твой муж...
- Фиктивный!
- Фиктивный он до тех пор, пока чувства фиктивные. У меня нет с тобой никакой фикции, Ирэна... Всё настоящее! Блять! Неужели не видишь, не чувствуешь?
- Нет! - из чувства протеста выкрикнула я. Барбаков отодвинул бёдра - с тем, чтобы ещё раз со всего размаху вонзиться на большой скорости:
- Может быть, вот так чувствуешь?.. Ничего, сейчас всё поймёшь и прочувствуешь в полной мере! С другими мужиками целоваться надумала? Мало тебе поцелуев от мужа, да? - он нагнулся надо мной и, продолжая грубо вколачивать в меня свой внушительный орган, приник к моим полуоткрытым губам, с которых срывались жалобные стоны. Я была разозлена и даже взбешена его торжествующим самодовольством - но его мощные движения выбили из меня последние крохи желания сопротивляться и что-то изображать. Ничего не скажешь, отличный способ воспитывать жену - членом... Он заставил меня подняться на постели на коленях и продолжить в полувертикальном положении; обхватил меня сзади одной рукой, другой вцепился в волосы, слегка оттянул их назад и, приблизив губы к моему уху, с расстановкой сказал, в такт размеренным движениям, - словно вбивая в меня каждое слово:
- Я. Люблю. Только. Тебя. Ирэна...
Вслед за признанием он прикусил мне мочку уха, отпустил на четвереньки и ускорился. Я хотела сказать, что тоже люблю его, - но оргазм вышиб из меня способность говорить и соображать раньше, чем я смогла произнести своё признание.
Отдышавшись, Евсей стянул с меня остатки одежды.
- Если хочешь поскорее заснуть, лежи не двигаясь, иначе размаешься, - посоветовал многозаботливый муж. Я уже начинала дремать, когда он вдруг стал шутить:
- Давай включим детей в брачный договор. Чтобы мы не предохранялись вообще никогда, и ты рожала бы каждый год, сколько получится.
Сейчас, когда я лежала в его объятиях голая и удовлетворённая, мне эта шутка не показалась такой уж глупой. Тем не менее я сказала:
- Разбежался.
- Ну хорошо. Дети мне необязательны. Обязательная составляющая счастья - только ты.
- Ещё наври, что сразу влюбился... Тогда, уже почти семь лет назад.
- Зачем же врать. Не стану, - отказался Барбаков. - Но, думаю, у меня тоже начала тогда пробуждаться интуиция. Я почувствовал укол. Как будто в мою жизнь вошёл важный человек. С которым может получиться что-то серьёзное. По-настоящему значимое. Чего никогда и ни с кем не было. И поэтому я поспешил с тобой распрощаться. Струсил. Не захотел ввязываться.
- Жалко... Все эти годы тело подсказывало мне, что я твоя. И недоумевало, где ты, что я делаю вдали от тебя. Оно тебя жаждало, - и сердце тоже жаждало получше тебя узнать. Но ты мне этого не дал - и я была в ярости.
- Ладно, Ирэна... Я всё понял. Прости дурака.
- Да и ты меня прости. Перед Антоном надо извиниться... Хороший мужик. Думаю, его счастье не за горами. Надеюсь, ему больше повезёт с женой, чем тебе. И знаешь, что… Подвеску ты всё-таки забери. Ты же её Ирине покупал.
- Не совсем, - поправил Евсей с улыбкой. – Это Зеленцов разболтал? Вот трепло! Я её покупал любимой женщине. Любимая женщина, с которой всё взаимно, у меня всегда была только одна. Не юношеское увлечение и не страсть к хорошенькой беззаботной студентке, которую я даже толком и не знал, как личность. Ты спрашивала, что означает форма того украшения.
- Да, форма очень уж замысловатая. Я подумала, она должна что-нибудь значить.
- Конечно, значит, - засмеялся муж. - Значит, что я безнадёжно влюблён…
