и вхожу. Никого. Неужели пронесло? Сверху музыка орет. Тяжелое что-то, аж сюда пробивает. Ставлю ногу на ступеньку…
— Ник, — зовет дед.
Делаю вид, что не услышал. Музыка же.
— Никита! — старый генерал повышает голос.
Приходится оглянуться и спуститься обратно.
— Что с твоим братом?
— Не понимаю, о чем ты, — делаю вид, что мне все равно, раскачиваясь с пятки на носок и обратно.
— Прекрати паясничать! Что произошло между вами? — хмурит свои густые брови.
— Ничего, — улыбаюсь, облизывая губы. — До него просто не доходит, что Амелина моя. Пришлось доходчиво объяснять.
— Опять девки… — вздыхает дед.
— Она не девка, — раздается у нас за спинами, и тихо жужжа автоматикой инвалидного кресла, к нам подъезжает Ян.
Я думал, братишка наверху. А он здесь, смотрит на меня с вызовом.
— Ты прав, брат. Только тебе все равно не светит, ты же понимаешь, — цепляю его.
Несет меня не по-детски. Я же пожалею потом. Но это будет потом, а сейчас тормозить уже некуда.
— Я встану отсюда! — рычит мой близнец.
— Вот когда встанешь, тогда и поговорим. А пока извини, Василина моя.
— Это мы еще посмотрим!
— А чего тут смотреть? — демонстративно провожу пальцем по губам. — Она ответила на мой поцелуй. Ты сам видел.
Ян
Сейчас я бы дал ему в морду. Ответила она ему. Может так и есть. Логичный же выбор — здоровый брат. Какая разница? Внешне мы одинаковые.
Накручивая себя, не слушаю их больше, поднимаюсь к себе и погружаюсь в тяжелые рифы гитары и отличные басы, долбящие из колонок. От них все органы пульсируют и подпрыгивают.
Я ошибся? Да нет, не мог. Я видел симпатию в ее глазах! Или выдал желаемое за действительное?
Все мои мысли заняты Амелиной, девочкой-потеряшкой, которую все время хочется защищать. Только на деле все выходит через задницу! Это Ник заставил Соболеву извиниться. Ник поехал к Василине вечером, чтобы поговорить, а я всего лишь позвонил!
Конечно! Зачем я ей? Что дает этот поход в театр? Да ни хрена! Никита все время где-то рядом. Я ощутимо проигрываю, мои возможности слишком ограничены.
На виски давит. Я уже не слышу музыку, только фоновый, раздражающий шум. Меняю ее на другую, разгоняющую пульс для тренировок. Никогда не сдавался и сейчас не собираюсь.
Я отказываюсь верить в то, что Вася ответила на поцелуй Ника. Я видел сегодня, как она смотрела на меня там, на скамейке. Как убирала упавшую челку и смущенно улыбалась. Мне есть за что побороться!
Закрываю глаза, считаю. Пульс шикарен. Поднимаю гантели и, постепенно увеличивая нагрузку, делаю комплекс упражнений. Во мне горят эмоции и злость на брата. Я сливаю это все в каждое упражнение, в каждый рывок. Спину стреляет, выдыхаю и делаю новый подход.
— Ян, остановись! — рявкает дед, а у меня руки дрожат от перегруза, но я продолжаю тягать эти чертовы гантели, чтобы укрепить мышечный корсет спины, как говорит врач.
— Дай сюда! — Дед выбивает их из моих рук. Инвентарь с грохотом падает на пол. — Хочешь еще одну операцию?! И ещё год не вставать с этого чертова кресла?!
— Ты не понимаешь… — тяжело дыша, смотрю перед собой.
— Чего я не понимаю?! Что мои внуки девчонку поделить не могут?! Неужели она стоит того, чтобы опять себя ломать?
— Она стоит больше. Сильно больше, чем я могу сейчас дать. Я должен быстрее встать на ноги, дед! Должен! — сжав зубы, поднимаю на него злой, упрямый взгляд.
— Чего ты тут орешь, братишка? — заглядывает в мою комнату Никита.
Его только не хватает! Решил окончательно меня достать сегодня?!
— Выйди! — требую.
— Ян, да хорош, ты чего бесишься? Я же говорил, что тебе там не светит. — напоминает он только за сегодня во второй раз, — Извини, — разводит руками. — В лицее кроме Василины много симпатичных девочек. А эту оставь мне.
— Все! — осаживает нас дед. — Старый дурак! Послушал психологов и вас, засранцев. Завтра же переведу тебя, — тычет в меня пальцем, — обратно на домашнее.
— Не надо.
— Надо! И не спорь со мной! Пока твердо на ноги не встанешь, будешь учиться дома.
— Это последний год, дед. Там экзамены, поступление…
— Сдашь экзамены. Проблема?
— У меня социальная адаптация после травмы, — говорю словами психолога.
— У тебя гормоны в голову бьют и думать нормально мешают! А ты, — поворачивается к Нику, — помогать ему должен!
— Я помогаю. Избавляю его от сердечных ран. Он у нас и так раненый… — и пока я не швырнул в него гантелей, прячется за дверь, всунув в щель свою наглую морду. — Я это, чего зашел-то, — ухмыляется он. — Дед, мне позарез отъехать надо. Не теряй. Я на такси туда и обратно.
— Стоять! — рявкает старый генерал, но судя по топоту, Ник уже сбежал. — Выпорю! Вашими же стропами выпорю! Обоих! — распахивает дверь моей комнаты, грохая ею об стену.
— Дед, — успеваю поймать его за рукав рубашки, пока не ушел.
Останавливается, тяжело, раздраженно дыша.
— Дед, пожалуйста, не закрывай меня дома. Я свихнусь тут один.
— Ты в лицее почти ни с кем не общаешься, — и все-то он знает.
— Это не важно. Там люди, я меньше думаю. Отвлекает.
— Ян, — дед разворачивается ко мне, наконец. Смотрит с тоской. — Я поставлю тебя на ноги. Если не здесь, я найду еще врачей, но ты встанешь и пойдешь! Если не угробишь себя из-за девчонки. Тебе сейчас о здоровье надо думать.
— Да я не могу больше о нем думать! Вася, она… У меня похоже серьёзно к ней, дед, — признаюсь ему и себе заодно.
— У Никиты?
— Не знаю…
— Ох, и достали же меня ваши девки, — улыбается он одними глазами.
— Она не…
— Да помню я, — машет на меня рукой, — что не девка. Только зачем она тебе, если с братом целуется? Ну глупо же и неправильно из-за такой ссориться.
— Дед! — раздраженно. — Просто не запирай меня здесь. Я дальше сам разберусь. Честно.
— Разберётся он. Что я родителям вашим скажу, — поднимает глаза
