— Это грубое нарушение моей личной жизни, — огрызаюсь я, и Мика пожимает плечами.
— Они буквально лежали на полу на краю кровати. Я вообще-то не целенаправленно их искал.
Раздаётся стук в дверь, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть стоящего там Спенсера, хмуро смотрящего на нас. Его взгляд переходит прямо с меня на нижнее бельё, и на его лице появляется мрачная гримаса.
— У тебя есть девушка, Чак? — спрашивает он, и мрачные нотки в его голосе заставляют меня вздрогнуть. Мика бросает ему нижнее бельё, и Спенсер ловит его, сразу же обнаруживая дырку в промежности. Его щёки слегка краснеют, и он сжимает челюсти, глядя на меня своими бирюзовыми глазами с обвиняющим видом.
— Мы разделили один поцелуй, — огрызаюсь я в ответ, и близнецы обмениваются взглядами. — И да, у меня действительно есть… девушка в Калифорнии. — Мысленно я просто меняю местами Монику и Коди на какое-то время. В основном это правда, верно? Я имею в виду, что Моника — моя девушка, платоническая девушка, но всё же. — Её зовут Моника Питерс. И да, это её трусики.
Я подхожу к Спенсеру, забираю нижнее бельё обратно и засовываю его в карман, в то время как Тобиас незаметно для Спенсера закрывает дверь с моими платьями. Слава Богу.
— Приятно это слышать, — рычит Спенсер, хватая одну из других коробок и поворачиваясь, чтобы уйти. Близнецы забирают последние две коробки, и мы отправляемся обратно в общежитие.
После того, как мы завозим мои вещи, Спенсер исчезает, а я спускаюсь вниз за стаканом воды. Проходя мимо пробковой доски с объявлениями, я замечаю новое письмо, написанное фиолетовыми чернилами.
Дорогая Ева,
Тебе здесь не место.
Прошлый раз был предупреждением.
В следующий раз я не дам тебе фору.
С любовью, Адам
Я останавливаюсь как вкопанная, моё сердце бешено колотится, и протягиваю руку, чтобы схватить письмо, срываю его с кнопки и смотрю на слова широко раскрытыми глазами. Ни за что на свете это письмо не адресовано никому, кроме меня. Я имею в виду, да ладно вам: Ева, Адам. В христианской мифологии это имена первой женщины и первого мужчины.
— Что у тебя там? — спрашивают близнецы, появляясь по обе стороны от меня и выхватывая письмо у меня из рук. Они читают это вместе, обмениваются взглядами, а затем одновременно поднимают глаза на меня. — Что это?
— Я только что нашла это на доске объявлений, — шепчу я, бросая взгляд на дырявую пробковую доску. Есть анонимная записка от кого-то со второго этажа, умоляющего своего соседа, пожалуйста, сделать что-нибудь с его храпом, приколотая рядом с листком бумаги с пропущенной встречей: «Я видел, как ты переодевался после трека, и мы коротко коснулись друг друга губами. Позвони мне», — написано на нём.
Близнецы обмениваются ещё одним взглядом.
— Здесь есть камеры слежения, — говорят они оба, указывая на потолок. Мои глаза расширяются, и я снова обращаю на них своё внимание.
— Вы знаете, как мы могли бы получить к ним доступ? — спрашиваю я, чувствуя небольшой прилив надежды в груди. Если мы сможем посмотреть записи камеры и выяснить, кем был парень в толстовке с капюшоном, мы поймаем нашего преступника, и тогда мне не придётся оглядываться через плечо до конца моего пребывания здесь.
Близнецы смотрят друг на друга, совершая какой-то странный вид безмолвного общения близнецов, который я даже отдалённо не понимаю, прежде чем повернуться обратно ко мне.
— Мы знаем президента программного клуба, — говорят они, пожимая плечами в такт друг другу. — Мы тебя впустим. — Я улыбаюсь и обвиваю руками их шеи. Они оба кажутся чертовски удивлёнными, зелёные глаза широко распахиваются, когда я снова выпрямляюсь.
— Давайте сделаем это, — говорю я, чувствуя огромную искру возбуждения. Кем бы ни был этот жуткий тип, он явно знает мой секрет, и если это не один из близнецов, пытающийся снова разыграть меня, то у меня большие неприятности.
Ну, и последняя девушка, которая ходила в Адамсон, в итоге умерла.
Остаток ночи эта мысль неотступно отдаётся эхом в глубине моего сознания.
Что, если Дженику действительно убили? А что, если её убили из-за чего-то столь же глупого, как её пол?
Как бы сильно мне не хотелось разгадать тайну её смерти, я не собираюсь делать это, рискуя собственной жизнью.
Президентом программного клуба является занудный чувак, которого близнецы хватают за руки и бесцеремонно выталкивают в коридор после того, как заставили его показать видеозапись из общей зоны. Я думаю, когда они сказали, что «знали его», они имели в виду, что они не боятся немного использовать свой вес, чтобы получить то, что они хотят.
— Вот оно, — говорят они мне, протягивая ладони, чтобы указать на экран компьютера. Я не технарь и никогда им не была, но интерфейс удобен для пользователя, и всё обозначено чертовски чётко. Нужно нажать кнопку воспроизведения, а затем прокрутить страницу вперёд, пока я не увижу, как приближается фигура в тёмной толстовке с капюшоном и приклеивает записку к пробковой доске.
— Чёрт побери, — бормочу я, пытаясь увеличить изображение. Но это не похоже на какой-нибудь офис ФБР в телешоу; я не могу просто увеличить изображение и увидеть всё кристально ясно. Имеем, что имеем. — Это мне ни о чём не говорит! — я немного перематываю вперёд, затем перематываю назад и смотрю всё сначала.
Человек, оставляющий записку на доске, одет в ту же одежду, что и в ту ночь, когда он пришёл за мной: чёрная толстовка с капюшоном, свободные синие джинсы, грязные коричневые ботинки. Средний размер, средний вес. Всё, что я могу сказать на данный момент, это то, что при ближайшем рассмотрении этого придурка становится совершенно очевидно, что близнецы тут ни при чём. Они слишком высокие, чтобы быть мужчиной на кадрах с камер наблюдения. О, и этот парень даже близко не настолько мал ростом, чтобы быть Россом.
Чёрт.
Я вроде как надеялась, что смогу свалить всё это на маленького хорька.
— Ну и дерьмо. — Я со вздохом откидываюсь на спинку стула и потираю лицо. Примерно через полчаса у нас заседание Кулинарного клуба, но, честно говоря, это последнее, что мне хочется делать. Спенсер стал вести себя в десять раз хуже после инцидента с трусиками. — Итак, где-то есть какой-то парень, который знает мой секрет, который либо является худшим женоненавистником, известным человеку, либо просто на не любит именно меня.
Я опускаю голову на стол и пытаюсь решить, стоит ли мне рассказывать папе или нет. Зачем беспокоиться? Он подумает, что я снова всё выдумываю, и мне это больше с рук не сойдёт. На самом деле, это могло бы даже отдалить меня от билета на самолет в Калифорнию.
— Мы действительно должны рассказать ей всё о Дженике, — произносит Тобиас, и Мика бросает на него такой ужасный взгляд, когда я поднимаю глаза.
— Зачем? Что бы мне сейчас дало знание о Дженике? — спрашиваю я, поднимая голову, но Тобиас вздыхает, а затем оба близнеца закрывают свои большие рты.
Отлично.
Я даже не хочу знать.
Поднимаясь из-за стола, я чувствую, как разочарование скручивает меня изнутри. Осталось две недели, всего две. И тогда я никогда больше сюда не вернусь. Так что к чёрту всё это. Парень с ножом может поступать по-своему, мне даже всё равно.
Я выбегаю из комнаты и направляюсь по коридору на кухню, где уже собрались остальные члены Студенческого совета. Учитель по домоводству (для этих ребят научиться готовить и убирать — что-то новенькое и весёлое) мистер Йохансен стоит в комнате и болтает с ними.
— О, и вот он здесь! — окликает Черч, широко улыбаясь.
Я нерешительно вхожу в комнату и оказываюсь под пристальным взглядом мистера Йохансена.
— Твои друзья сказали мне, что ты хотел бы помочь с благотворительным аукционом выпечки? — он начинает, а я просто смотрю на него, разинув рот. Я? Участвую в аукционе выпечки? Это просто смешно. Я не сумею ничего испечь, даже чтобы спасти свою собственную жизнь.
