Темное наследие - Трейси Лоррейн

В ту секунду, когда я обниму его, будет чертовски больно, потому что не может быть, чтобы у него не было сломано больше нескольких ребер.

Я киваю, пытаясь откуда-то почерпнуть немного внутренней силы.

Мое тело слабее, чем я когда-либо знал. Неоднократные избиения, нехватка еды и воды, все это серьезно сказывается. Но я не могу позволить им победить. Я отказываюсь.

У нас есть шанс — у меня есть шанс вернуться к моей девочке — и нет ни малейшего гребаного шанса, что я не воспользуюсь им наилучшим образом. Даже если это закончится тем, что мы оба умрем от рук этих ублюдков. По крайней мере, я буду знать, что пытался.

— Ты уверен насчет этого? — Спрашиваю я, нуждаясь в уверенности, что Энцо действительно на нашей стороне.

— Он мой лучший друг, чувак. Он просто… он где-то там пытается доказать, что это не так.

Я киваю, понимая, что сделал бы то же самое для Алекса или любого другого из парней.

Это всего лишь средство для достижения цели. И у меня нет другого выбора, кроме как верить всему, что он говорит. Черт возьми, ему еще предстоит доказать, что он не заслуживает доверия.

— Хорошо. Тогда тебе нужно попытаться подойти немного ближе.

Он делает глубокий вдох, который заставляет его морщиться от боли, но что-то подсказывает мне, что это только верхушка айсберга, когда речь заходит о том, чем закончится сегодняшняя ночь, как бы она ни сложилась.

Ему удается набрать обороты, и в ту секунду, когда он оказывается достаточно близко, я протягиваю руки, обнимая его.

Воздух прорезает крик боли, когда я раздавливаю его сломанные ребра, но в остальном он держит себя в руках, пока я заставляю свое тело поднять его.

Мои мышцы напрягаются и дрожат от напряжения, которое я на них накладываю.

Я не чувствую, что добиваюсь чего-то другого, кроме как снимаю с него вес его тела и, вероятно, причиняю ему больше боли, чем он когда-либо испытывал в своей жизни. Но через несколько секунд его вес становится тяжелее, и мы вдвоем рушимся на неумолимый пол в куче дрожащих конечностей и болезненных стонов.

— Черт, — ворчу я, перекатывая тело Анта поверх своего так нежно, как только могу, в то время как мое бедро болит от того места, где я на него приземлился.

Его стон разрывает воздух.

— Ты в порядке, чувак?

Его глаза открываются, удерживая мои, пока он медленно вдыхает и выдыхает.

— Ты ведь сможешь пройти через это, верно? — Мысль о том, чтобы довести этот план до конца без него, вызывает во мне волну паники. Я не оставлю его после всего этого.

Он медленно кивает. — Да. Я справлюсь.

Подползая к тому месту, где его связанные руки покоятся на животе, я быстро развязываю их и вытаскиваю два серебряных ключа оттуда, где они были зажаты между его кожей и веревкой.

Мое сердце учащенно бьется при виде этого.

Итак, многое могло пойти не так. Если бы они вернулись, развязали его и обнаружили, что…

Я содрогаюсь. Мысль об этом невыносима.

Я держу эти два ключа в руке, как будто они самые драгоценные вещи в мире. Это не так, но они могут привести меня к человеку, который таковым является.

Я быстро освобождаюсь от пут одним из ключей, прежде чем отбросить цепь в угол.

Еще через несколько секунд Анту наконец удается оттолкнуться от пола, и с моей помощью он встает на ноги. Хотя, он выглядит чертовски шатким.

— Что теперь?

— Там есть запасной выход. Ведет в деревья. У меня есть… — Подняв руку, он прижимает ее к ребрам. — Спрятанная машина.

— Машина? — Спрашиваю я, впечатленный уровнем его планирования. Но как бы мне ни хотелось обсудить, что именно он задумал, я осознаю, что у нас нет всего времени в мире.

Он кивает. — Все, что нам нужно.

— Единственное, что мне нужно, это моя девушка, не буду врать, — бормочу я. — Значит, мы просто откроем эту дверь и выйдем?

— В значительной степени, — соглашается он.

Все это кажется слишком простым, и я не могу отрицать, что подозрение течет по моим венам. Он итальянец, во мне укоренилось недоверие к нему.

Но он защитил Калли.

Он спас меня от неминуемой смерти в том здании.

Я должен доверять ему.

— Энзо позаботится о том, чтобы они держались подальше.

— Тогда какого черта мы ждем?

Выбрав один из ключей, я вставляю его в замок.

Мое сердце замирает, когда он не подходит. Но прежде чем я позволю себе думать о худшем, я попробую другой.

— Да, — шиплю я, когда все начинается идеально.

Лязг замка пронзает меня так же, как и каждый раз, когда они приходили за нами. Но на этот раз за звуком следует надежда, а не просто леденящий кровь страх.

Моя рука дрожит, когда я открываю дверь и прислушиваюсь к голосам, к чему угодно, с другой стороны.

— Чисто? — Ант шепчет у меня за спиной.

— Да. Давай, пока мы не упустили наш шанс.

Мы выскальзываем за дверь, и я закрываю ее, быстро запирая за нами, прежде чем последовать за Антом через заднюю часть здания. Он опирается на стену для поддержки, и я клянусь, каждый его шаг медленнее предыдущего, но не успеваю я опомниться, как мы вываливаемся наружу и погружаемся во тьму, которая соперничает с той, где мы застряли в этой камере.

Я щурюсь, когда дождь заливает мне глаза ледяной изморозью, и сильная дрожь пробегает по моему позвоночнику.

— В какую сторону? — Спрашиваю я, ничего не видя.

К счастью, Ант, кажется, лучше понимает, где мы находимся, прежде чем взлететь, его ноги хрустят по сухим листьям и палкам под нами.

— Деймон, — шипит он в ту секунду, когда понимает, что я не иду, и я быстро — ну, настолько быстро, насколько кто-либо из нас действительно способен двигаться — следую за ним.

Каждый шаг причиняет боль. Палки и камни впиваются в подошвы моих ног каждый раз, когда я опускаю их, но от холодного, пронизывающего ветра каждая из моих травм болит еще сильнее, чем внутри.

— Черт, — рявкаю я, когда Ант обо что-то спотыкается, прежде чем рухнуть на землю передо мной.

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы помочь ему встать на ноги.

Я едва могу разглядеть его черты, здесь так темно, но это не значит, что я не вижу боли в его глазах.

— Сколько еще? — Спрашиваю я, мое тело быстро сдается, и последнее, что нам нужно, это отключиться здесь. Мы так близко к безопасности.

Я так близок к Калли.

— По ту сторону леса, — говорит он глубоким