Сердце тарабанит так, словно нам с ним сегодня умереть придется.
Тянусь рукой, поднимаю за ней взгляд, ловлю ветер, скорость и какой-то одуряющий кайф, прежде чем сгребаю пальцами трепещущую в воздухе ткань. Со вздохом опускаю вниз и просовываю Илье за спину. Обнимаю его обеими руками, прижимаюсь, принимаю бешеные вибрации байка, и восторг принимается сражаться с глубинными страхами.
«Я не хочу вспоминать… Нельзя. Нельзя. Нельзя!» – запрещаю себе.
Изо всех сил держу сорванную с петель дверь. Изо всех, Боже мой, сил!
«Это не Ян… Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо!» – повторяю себе и смотрю в зеркало заднего вида, чтобы отыскать монстра, который преследует во сне и наяву.
Господи…
Давлюсь адреналином. Несмотря на овевающий кожу ветер, крайне жарко становится. Кажется, вот-вот сгорю. А за грудиной что-то так сжимается… Он ведь мой ад и мой рай. Мой.
МОЙ.
Даже в шлеме узнаю безошибочно. И дело не в том, что запомнила, какого цвета его рубашка… Несмотря на схожесть Нечаевых, мощный разворот плеч, его руки, торс, положение, движения и манеры нереально не признать. Нереально на него не реагировать. Нереально не чувствовать боль, горечь и… любовь.
Нереально.
На скорости из ворота черной рубашки вылетает цепочка.
«Нет… Нет… Нет, нет, нет… Мне кажется!» – убеждаю себя, ощущая, как уровень волнения достигает запредельных высот.
Это невозможно… Мне кажется… И точка!
Первый красный светофор. Отрываюсь от зеркала, когда понимаю, что останавливаемся. Нечаевы это делают, как обычно, вместе – занимая все три полосы проспекта. Я смотрю прямо, лишь бы Ян не понял, что до этого только за ним и наблюдала.
Зря.
Не замечаю, как он встает и идет к нам с Ильей.
Ловлю в фокус, когда уже рядом останавливается. Задушенно вскрикиваю, когда под смех братьев сдергивает меня с байка Ильи. Взбешенно отбиваюсь, когда сажает на мотоцикл перед собой.
Тщетно.
Ян трогается с места, и мне просто приходится обнять его. Руками и ногами, черт возьми. Утыкаясь лицом в грудь, понимаю, что натуральным образом в этом шлеме задыхаюсь.
Не вывожу… Захлебываюсь! Тону!
Сердце, в панике расширяясь, заполняет все пространство в груди. И застывает резко, напрочь отказываясь сокращаться.
Мы несемся по ночной трассе.
И я… Я, мать вашу, понятия не имею, куда Ян меня везет.
Ян…
Боже мой… Боже мой… Боже мой!
Я и Ян Нечаев. Я и он. Я… И ОН… Потаенную дверь с концами вырывает. На скорости уносит в темноту. Все мои чувства разом вываливаются. Прижимаясь к Нечаеву еще крепче, сгребаю его рубашку в кулаки и кричу.
Кричу, потому что иначе справиться невозможно.
16
С пулей в сердце крепче спится.
© Ян Нечаев
Пшеничные волосы по ветру, как эхо моего прошлого. Темная ткань юбки в воздухе, словно замершая океаническая волна настоящего. Сексуальная задница, будто трейлер будущего.
Твою ж мать… Твою ж мать… Твою мать!
У ревности есть запах. У ярости есть запах. У похоти есть запах. У боли есть запах. У радости есть запах… Сука… Запах присущ даже ненавистной мне любви!
Полагаю, что эти факты, несмотря на то, что мы живем в материальном мире, рано или поздно открываются любому сознательному человеку.
Моя личная трагедия в том, что у всех этих чувств, наличие которых я так, блядь, люто презираю, один запах.
Запах моей Ю. Моей, сука, Ю.
Фантомно ощущаю аромат своего безумия, даже когда по трассе на разных мотоциклах летим.
Щекочет ноздри. Обжигает слизистые. Скребет по нервам.
Ее запах… Ее… А я, блядь, хочу, чтобы хоть на час моим стал.
Он искушает, дурманит, распаляет… Ведет за собой, заставляя выкручивать рукоять скорости до отсечки. Понимаю, что на смерть несусь. Но это понимание не вызывает страха.
Адреналин. Кортизол. Тестостерон. Серотонин.
В избытке.
Последний гормон разгоняет внутри меня синдром навязчивого состояния – невозможность сказать себе «стоп», агрессивное желание обладать Филатовой единолично и безгранично, железное стремление, вопреки всему довести задуманное до конца.
Первая остановка, и я снимаю ее с байка Ильи.
«Если ты пытаешься меня напугать, то знай, у тебя не получится!»
Пытаешься… Ни одной серьезной попытки еще не было!
Просто бесит… Бесит, мать вашу, независимость и сучий язык не-Заи.
«Я не нуждаюсь в защите!»
Да что ты??? С каких таких пор, блядь?!
«Знай свое место!» – с этой мыслью закидываю на свой мотоцикл.
Срываюсь до того, как сигнал светофора сменяется на зеленый.
Юния вынуждена меня обнять. Усадив на бак лицом к себе, иного выбора не оставляю. Поток воздуха, который она принимает спиной, толкает ее мне прямо в грудь. Ю съезжает на сиденье, цепляется за меня сначала руками, а потом и ногами обхватывает.
Близко. Как же это, сука, близко.
Тело опаляет, несмотря на слои одежды. Его плавит вместе с кожей. Проникает в глубинные слои тела. Поджигает нервные окончания. Заметает ДНК, как следы. Оставляет кровавые раны, из-под которых начинают пробиваться те самые одуванчики. Мало им места внутри меня. Тянутся к Ю, почувствовав в этой дерзкой стервозной девчонке родную душу.
Я с трудом совершаю вдох.
В шлеме нереально уловить тонкие ароматы. Но я улавливаю. Сейчас запах Ю с примесью дыма, потому как… Она тоже горит. Полыхает так сильно, что глаза выедает.
Похрен. Впускаю этот летучий яд. Позволяю пуститься по венам.
Позвоночник не просто током прошибает… В какой-то миг сквозь него проносится резкая боль. В районе поясницы она обрывается. Низ тела заливает сумасшедшей волной жара. А потом… Наступает резкое онемение тканей.
Понимаю, что это происки памяти. Долбанутая психосоматика.
Просто проваливаемся с Ю в ад. Всего-навсего.
Она кричит. Я молча терплю.
Сбрасываю скорость. Но как только осознаю, что после остановки Филатова отстранится, переключаюсь и снова накручиваю газ.
Гори. Кричи. Обнимай.
Не отпущу. Больше, мать вашу, не отпущу. Буду удерживать, пока от нас двоих не останется гребаная горстка пепла.
Стоит заметить… Еще не ебал новую Юнию, а мы уже критически близки к гибели. Ожоги четвертой степени.
Сука, почему же так больно?
О чем она кричит? О чем бомбит?
Разве… Разве так обнимают того, кого хотят убить?
Летим по воздуху все быстрее. Уходим в подземное царство все ниже. Тонем в чувствах все глубже.
Никак не пойму, откуда их столько в Ю? Откуда?!
В титан превращается все мое тело, но они проникают. И поражают, сука, каждую клетку.
А потом… Когда на мне, мать вашу, живого места не остается, начинается феерический подрыв.
Думать нереально сложно. Но у меня мелькает мысль, что я хотел бы увидеть сейчас глаза Юнии. Сам себя торможу, напоминая, что дрожи ее тела достаточно. Она передается бесперебойно. К концу пути энергии в моем организме столько, что я с трудом заставляю себя остановить мотоцикл.
Трясущаяся Филатова тут же отстраняется, снимает свой шлем и пытается снять мой. Уворачиваюсь и выпрямляюсь, не оставляя ей шансов дотянуться.
На хрен надо ебалом сверкать.
Такие эмоции за эту поездку пережил, не уверен, что, сука, не поседел.
Но новая нахальная Ю не сдается. Приподнявшись, сердито смахивает мой визор.
Моргая, задерживаю веки в замкнутом положении. Перед смертью не надышишься – это каждый идиот знает. Но я, тем не менее, тяну время, прежде чем, скопив силы, мрачно принять ее взгляд.
Мечет в меня копья, прям разбушевавшаяся Горгона. Пронизывает такой яростью, что не только глаза воспаляются… Все, сука, нутро мне ядом заливает.
До невозможности дышать. До зубовного скрежета. До неизбежной, блядь, остановки сердца.
Чего она добивается? Не сломаюсь же. Обращенный в титан никогда не станет камнем.
Жги напалмом, Ю. Похуй.
