– Люблю, – повторил он, и ее улыбка стала шире.
– Знаю. И я тебя люблю. – Она говорила так же тихо, как и он, и Алекс внезапно привлек ее к себе, крепко обнял, чтобы она никогда не смогла покинуть его. И будто поняв это, она еще теснее прижалась к нему.
– Все хорошо, Алекс… ох… все хорошо.
Несколькими минутами позже его руки снова начали ласкать ее.
– Рафаэлла! – шепнул он, приподнявшись на локте, не уверенный, что она проснулась.
Но вот ее ресницы затрепетали под молодым светом утра, и первым делом она увидела Алекса, смотревшего на нее полным любви взором.
– Доброе утро, моя милая.
Он поцеловал ее, погладил по длинным шелковистым черным волосам, столь похожим на его собственные.
Рафаэлла заметила, что при этом он улыбнулся, и улыбнулась в ответ.
– Над чем это ты посмеиваешься с раннего утра?
– Подумалось: если появятся у нас дети и будут у них волосы не иссиня-черные, а какие-то другие, то у меня возникнут вопросы к тебе.
– Ко мне? – весело отозвалась она.
– А как же.
Задумчиво посмотрел он на нее, обвел пальцем ее груди и продолжил линию вниз по животу, потом лениво прочертил пальцем обратный путь к ее грудям и вокруг них. Приостановился, спросил:
– Ты не хочешь детей, Рафаэлла?
– Сейчас?
– Нет. В принципе. Мне бы хотелось это узнать. – Он поколебался, прежде чем решиться спросить: – Можешь ли ты?
– По-моему, да. – Не хотелось выдавать тайну Джона Генри, поэтому разъяснять она не стала, хоть глядел он на нее весьма пристально.
– Ты не заводила детей, потому что не хотела… Или были другие причины?
Он сообразил, что Рафаэлла что-то утаивает.
– Другие причины.
Не желая ее волновать, Алекс заметил:
– Так я и думал.
Она потянулась к нему, нежно поцеловала в губы. И вдруг села на постели, охваченная ужасом, едва успев взглянуть на часы, а теперь на Алекса, прикрыв рот рукой.
– В чем дело?
– Боже… Я ведь опоздала на самолет. Он усмехнулся без всякого сочувствия:
– Я свой рейс упустил еще вечером. Даже, – добавил он еще спокойнее, – до сих пор не забрал у швейцара свои вещи.
Но она его не слышала.
– Как мне быть? Надо позвонить в авиакомпанию… наверняка есть другой… Господи, когда Том явится встречать меня в аэропорту…
Алекс нахмурился, услышав это:
– Кто такой Том?
Настала очередь Рафаэллы усмехнуться:
– Это шофер, глупышка.
– Ну ладно. В общем-то позвони-ка домой и скажи им, что опоздала на рейс. Просто предупреди, что поспеешь… – Он был готов сказать «на следующий», но сразу передумал.
– Рафаэлла, а что, если… – не без боязни заговорил он, взяв ее за руку. – Что, если нам не возвращаться до завтра, провести уик-энд здесь, вместе? Ведь это вполне возможно.
– Нет, невозможно. Меня ждут… Мне нужно…
– Что нужно? Никаких дел у тебя дома нет, сама же объясняла. День-другой ничего не изменит. Потом долго не будет у нас такой свободы. Мы здесь, мы одни, мы вдвоем… Ну как? До завтрашнего вечера?
Он привлек ее к себе, когда спрашивал, и молил небо, чтобы она согласилась. Однако Рафаэлла опять отстранилась, медленно, неуверенно, с задумчивостью на лице.
– Придется пойти на ложь, Алекс. Если же…
– Если же что-то случится, – оба понимали, что речь идет о Джоне Генри, – ты можешь улететь ближайшим рейсом. Но ничего не случилось, пока ты была здесь вместе со своей матерью. Единственная разница в том, что теперь ты будешь здесь вместе со мной. Прошу тебя.
Говорил он нежно и по-мальчишески, да и ей ничего не хотелось, кроме как быть с ним в Нью-Йорке, но вот ее обязанность… Джон Генри… Вдруг она решила, что надо на сей раз сделать что-то для себя самой. Подняла глаза на Алекса. Согласилась. Вид у нее был испуганный, но возбужденный.
Алекс издал крик восторга:
– Милая моя, я тебя люблю!
– Ты безумец.
– Мы оба такие. Иду в душ, ты заказываешь завтрак, затем отправляемся гулять.
Неловкость заказывания завтрака на двоих не помешала им, просто Рафаэлла затребовала у горничной целую кучу еды, но на вопрос, на сколько персон, отвечала без промедления: «Накройте на одну». Сообщила об этом ему, стоявшему под душем, и поймала себя на том, что и сейчас смотрит на его тело с вожделением, восхищенно. Такой он высокий, сильный, стройный, прямо статуя юного греческого бога.
– Что вас занимает, мадам? – обратил он на нее свой взгляд. Вода сбегала по лицу.
– Ты… ты красив, Алекс.
– Теперь ясно, что ты безумная. – На миг он посерьезнел. – Ты позвонила домой?
Она отмахнулась, словно непокорная школьница. Он по-прежнему стоял под душем, и ей захотелось сбегавшую по его телу воду проводить своим языком. Ей было не до дома. Тот словно перестал существовать. Думать она могла лишь об Алексе.
– Почему бы это не сделать сразу, малыш?
Она послушно кивнула и ушла из ванной. Села к телефону, чудный облик мужского тела отступил. Вдруг она вновь ощутила себя миссис Джон Генри Филипс. Какую ложь наговорить им? Телефонистка откликнулась очень быстро, сразу дали Сан-Франциско. В следующую секунду Рафаэлла уже слышала голос сиделки, та сообщила, что Джон Генри еще спит, ведь в Сан-Франциско всего семь часов утра и ему пока рано пробуждаться.
– Хорошо он себя чувствует?
Она не могла освободиться от страха. Наверно, последует наказание. Наверно, ему станет хуже, и вина за это будет на ней. Однако бодрый ответ сиделки не заставил себя ждать:
– Отлично. Мы выкатывали его на час в кресле вчера. Кажется, он был этим доволен. После ужина я почитала ему газету, недолго, и затем он сразу уснул.
Так что ничего не приключилось, вроде бы никаких перемен за время ее отсутствия. Она объяснила, что задержалась в Нью-Йорке из-за матери. И полетит в Сан-Франциско завтра. Чуть подождала, готовая услышать, как сиделка назовет ее лгуньей и потаскушкой, но этого не произошло, а мать, понятное дело, не станет звонить из Аргентины, так что нет причины бояться разоблачения. Но она так остро чувствовала за собой вину, что казалось – обязательно дознаются, она попросила сиделку передать Тому, чтоб не ездил сегодня за ней в аэропорт, она сама позвонит завтра утром и сообщит, каким самолетом прибывает. В голову пришло, что можно бы добраться из аэропорта на такси вместе с Алексом, однако стоит проделать такое, повергнешь домашних в недоумение. Ни разу за всю свою жизнь не ездила она из аэропорта на такси. Поблагодарив сиделку, Рафаэлла обратилась к ней с просьбой передать мистеру Филипсу, что она звонила и что все прекрасно, и повесила трубку. Взор погас, лицо помрачнело.
– Какие-то неприятности? – Алекс вышел из ванной, причесанный, перепоясанный полотенцем. Вид у нее был совсем не такой, как несколько минут ранее, когда он уговаривал ее звонить домой. – Что-нибудь случилось?
