Указательным пальцем она водила по столу, вычерчивая невидимые, замысловатые узоры. И головы не поднимала, словно боялась встретить его взгляд. Борис смотрел на ее светлые волосы, неровными стильными прядками спадающие на лоб, на маленькие круглые серьги, поблескивающие в ушах, и думал о том, что всегда, все шесть лет, видел Надьку только такой: красивой, холеной, ухоженной. И никогда — несчастной, раздавленной. Сейчас она говорила о том, что несчастна, но тем не менее оставалась равнодушно-прекрасной. Поля в такой ситуации наверняка бы уже истеребила нервными пальцами ремешок сумочки, искусала в кровь (была у нее такая кошмарная привычка) нижнюю губу… Поля… Милая девочка с распахнутыми, отчаянными глазами… Ему вдруг стало мерзко и тяжело на душе от того, что он сидит здесь и пытается решать чужие, надуманные проблемы, а она там одна.
— Надюш, — Борис подождал пока официантка в розовом форменном платьице отойдет от соседнего столика, — я, конечно, могу побеседовать с Олегом, как-то там мозги ему вправить, но вообще в этих вопросах я совсем не эксперт. Тебе лучше было бы с Полей поговорить.
— Не лучше, — она помотала головой. — Мне поддержка была нужна, Суханов, и чье-то плечо рядом, а от женщины какая помощь? Миф это все про дамскую дружбу. Да и подругами-то мы, собственно, никогда не были. Так, приятельницами… Кстати, я вижу, что ты уже так торопишься, что просто места себе не находишь? Сейчас поедешь. Я только хочу тебя попросить: помни, что ты мне обещал, и ничего жене не говори, ладно?
После насмешливо-обиженного «просто места себе не находишь» поспешный уход и вовсе стал казаться невозможным. Борис тоскливо взглянул на часы и пожал плечами.
— Да нет, отчего же, я не тороплюсь. И, раз уж обещал, Поле ничего не скажу, но…
— Ты только не подумай, что это блажь. Так действительно будет лучше… Понимаешь, у женщин, всех без исключения, и у умных, и у глупых, совершенно одинаковая логика. «Если мой муж сидит в кафе с другой женщиной, пусть эта женщина хоть десять раз моя подруга, значит, у него с ней роман. Она — соперница, а он — злостный изменщик». Я думаю, семейные разборки тебе ни к чему?
Впервые за последние несколько минут Надя подняла на него глаза. И Борис вдруг подумал, что со стороны все действительно должно выглядеть именно так. Сложно поверить в то, что женатый мужчина, у которого практически нет свободного времени, придет в кафе просто для того, чтобы поболтать ни о чем с яркой, красивой замужней женщиной. С очень яркой и очень красивой… А Надежда все продолжала изучать его лицо своими чуть выпуклыми серыми глазами, и он вдруг поймал себя на неприятной мыслишке: «А ведь, похоже, она просто пытается заставить меня думать об этом. Хочет, чтобы я прикинул на себя ситуацию, примерился к ней, что ли… И смотрит-то как внимательно! За реакцией следит».
Видимо, Надя и в самом деле очень внимательно следила за его реакцией, потому что мгновенная тень, набежавшая на лицо Суханова, от нее не ускользнула.
— А давай бросим говорить об этом? — произнесла она неожиданно весело и тряхнула волосами. — Что мы сидим, как два печальных пенсионера?.. Не хочу тосковать, не хочу ныть, хочу вспомнить Крым! Конечно, крымского «Муската» здесь не подают, но, может, приличное шампанское найдется? Давай выпьем, Борька, по чуть-чуть? Чуть-чуть ведь, наверное, и за рулем можно?
Он заказал шампанское, шоколад и фрукты, не испытав при этом ничего, хотя бы отдаленно похожего на энтузиазм. Из своего бокала отпил совсем немного. Надя, с задумчивой грустинкой в голосе, вспоминала те фрукты, печенные на огне, и то шампанское, которое они распивали в своем крошечном флигельке. Вспоминала, как начала тонуть во время шторма, а он, Борис, поймал ее прямо в волне и так прижал к себе, что у нее аж все косточки затрещали. А ему, когда-то помнящему то ощущение близости ее тела, теперь неприятно было думать об этом. Неприятно было, что она смакует подробности, то ли себе, то ли ему рассказывая, как почти перед самым берегом волна сорвала с нее лифчик. Неприятно оттого, что в их «вечере воспоминаний» не принимают участия ни Поля, ни Олег.
— Ты знаешь, — произнес он, дождавшись паузы, — все это, конечно, очень интересно, но мне и в самом деле пора… И еще я хочу тебе сказать: если у вас с Олегом все рушится и тебя это действительно волнует, может, лучше было посидеть в кафе и попить шампанского с ним, а не со мной?
Надя вздрогнула так, будто ее ударили, и побледнела. В глазах ее блеснули слезы. И Борису вдруг стало ужасно неловко.
— Что-то я не то сказал… — пробормотал он, снова отодвигая стул и присаживаясь. — Извини меня, пожалуйста. И давай действительно спокойно допьем эту бутылку…
— Нет, — она мягко улыбнулась сквозь слезы. — Тебе на самом деле пора. Иди… Ты мне и так уже очень помог.
Он заглянул еще раз в ее серые, с негустыми, но длинными ресницами глаза и подумал, что, наверное, все его подозрения были нелепы и неоправданны. Секунду помедлил, склонился к ее руке и поцеловал кончики теплых пальцев.
— Извини меня еще раз, но мне пора идти. С Олегом я попытаюсь поговорить, а ты… В общем, звони, если что.
Она кивнула с покорной и грустной улыбкой и на прощание легко помахала рукой…
Писк мобильного он услышал, нащупывая в кармане брюк ключи от машины. Тихонько выругался, заторопился, уронил ключ на асфальт. А телефон все надрывался, будто потенциальный собеседник с ума сходил от нетерпения. Да и в самом деле голос Селиверстова оказался взвинченным до предела.
— Я тебя уже больше часа нигде не могу найти, — почти прокричал он в трубку. — Что у тебя с телефоном?
— Ничего. В кармане пиджака забыл, а пиджак в машине оставил. А что случилось?
— Еронин наконец позвонил насчет кредита. Хотел прямо сегодня встретиться переговорить, но я тебя не нашел, пришлось перенести на завтра. — Ого! Значит, выберемся из финансовой ямы! — Борис довольно потер подбородок. — Так что ж ты тогда вопишь, как нервная дама? Радоваться надо.
— Да я, понимаешь… — голос Селиверстова стал тоскливым и виноватым, — боюсь, что подвел тебя… Звонил-звонил тебе по мобильному, а потом подумал, что, может, Поля еще не выехала, ну и…
— Ну и ты, естественно, набрал ее номер и спросил, не уехала ли она еще в «Эстеллу»?
Игорь промолчал. Но молчание это было красноречивее любого признания. Борис откинулся на спинку сиденья и тяжело вздохнул.
— Что, сильно я тебя подставил? — снова заговорил Селиверстов. — Извини, а? Я как-то даже не подумал…
— Да ничего. Я сам виноват: не надо было вводить тебя в заблуждение.
— Слушай, а может, ты еще выпутаешься? Можно попытаться сказать, что кафешка планировалась на завтра. Пригласи ее, как ни в чем не бывало…
