— Хотя тебя это никак не должно касаться — да, виделась.
Уронив руки на колени, Грегори Лавендер небрежно закинул ногу на ногу, продолжая спокойно разглядывать дочь.
— До меня даже дошло, что сегодня ты почти весь день провела в его номере.
Она пулей вскочила с дивана, сунула, не сказав ни слова, руки в рукава куртки, вытащила из-под воротника волосы и направилась к двери. Не станет она сидеть и слушать, как ее отчитывают за встречу с Джеком. Она не ребенок, черт возьми, и не обязана перед ним оправдываться!
Не было ничего дурного в ее встречах с Джеком Маккормиком двадцать лет назад, и сейчас нет ничего плохого. Если отец решил вернуть ее под свой каблук, его ждет жестокое разочарование. Она подошла уже к двери, почти покинула отцовский дом, но голос Грегори Лавендера остановил ее:
— С годами у тебя появился характер. Стремительно обернувшись, она сверкнула взглядом, ледяным тоном ответила:
— Характер у меня был уже в детстве. Просто ты никогда не удосуживался обратить на это внимание.
— Возможно, ты и понятия не имеешь, на что я обращал внимание.
— Едва ли.
Ответ дочери ошеломил его, но маска так же быстро вернулась на его лицо, и Джорджии снова оставалось только гадать, каковы же истинные его чувства. Она всегда ненавидела эту его черту — способность полностью скрывать свои мысли и переживания, в то время как сама она всегда оказывалась беспомощно обнаженной перед окружающим миром.
— Итак, после стольких лет ты снова впустила его в свою жизнь, — констатировал Грегори Лавендер.
Она замялась, недоумевая, стоит ли тратить силы на споры с отцом, ведь его мнение, по крайней мере касательно Джека, никогда не имело для нее значения. И все же услышала, как отвечает:
— Во многих отношениях Джек и не покидал мою жизнь.
— Это не тот мальчишка, которого ты помнишь.
Она вздернула подбородок, сама не понимая, почему эти слова так ее задели.
— Знаю.
— Сейчас он причинит тебе гораздо больше боли, чем тогда.
Она выдавила из себя смешок, начисто лишенный веселья.
— А тебе разве не все равно?
Отец молча все смотрел и смотрел на нее, и от его спокойного взгляда ее, как и когда-то давно, охватил озноб. Пришлось собрать все силы, чтобы не расслабиться, признавая безоговорочное поражение. Она выдерживала его взгляд, сопротивляясь инстинктивным потокам детских страхов, и первым отвести глаза пришлось Грегори Лавендеру.
— Джорджия, ничего хорошего от него не жди. — Он отвернулся к дивану, с которого она только что встала.
— Не тебе это решать.
— Ты многого не знаешь о нем…
— Это не твое дело, папа! — оборвала она его, чувствуя, как ее поднимает, поддерживает неведомая сила. — Не было твоим раньше, не твое и теперь.
— Вот как? — В голосе его сквозило презрение.
— Да, не твое дело. Я больше не ребенок, и ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь. Двадцать лет назад ты отвернулся от меня…
— Это я отвернулся от тебя? — встрепенулся он.
— И все эти годы я прекрасно обходилась без тебя, — продолжала она, не обращая на него внимания. — Ты больше не разбудишь во мне тех чувств, что удавалось тебе будить прежде. Все это давно позади.
Обдумав вспышку дочери, Грегори Лавендер решил оставить ее без замечаний, а вместо того спросил:
— Тебе известно, что я вот-вот потеряю свою компанию?
Вот они и подошли наконец к истинной причине ее присутствия здесь.
— Я слышала, у тебя финансовые затруднения. Это всем в городе известно. Но что ты теряешь компанию — для меня новость.
— «Теряешь» не совсем точное слово. У меня ее отнимают. Против моей воли.
Джорджия недоуменно взглянула на него.
— Как это можно — отнять компанию против твоей воли?
— Кто-то скупает мои акции быстрее, чем я могу уследить, и расплачивается значительно выше их наличной стоимости.
— Кому нужна компания, дела которой идут неважно?
Словно подстегнутый ее вопросом, за спиной у нее раздался стук в дверь. Отец молча улыбнулся. Как-то странно, подумала она. Что означает эта улыбка в такой момент?
— Задай эти вопросы ему, — наконец прозвучал ответ.
Джорджия непонимающе молчала.
— Иди открой дверь.
Автоматически повинуясь застрявшей в мозгу и непроизвольно воскресшей привычке во всем подчиняться отцу, она повернулась к двери. И в тот самый момент, как начала поворачивать ручку, до нее дошло: ответ ей известен; что-то холодное, страшное сдавило грудь, где-то в пыльном воздухе явственно раздались голоса — спокойный голос Джека и ее собственный: «Я… приобретаю компании, которые обанкротились или близки к этому. Затем вкладываю в них по-крупному — деньги и время, — чтобы они снова поднялись на поверхность. А когда дела налаживаются, продаю их и получаю гораздо больше, чем заплатил». — «Похоже, дело и прибыльное, и благотворительное». — «Прибыльное — точно». Она отлично помнит этот их разговор.
Нет, этого не может быть! Но, открывая дверь, Джорджия знала, что увидит за ней Джека. Холодный ветер растрепал ему волосы, а синие глаза стали как льдинки. По телу ее пробежала дрожь, но не от мороза, и она подняла руку ко рту.
— Пожалуйста, скажи, что это не ты! — прошептала она.
Джек сразу понял, что она имеет в виду. Несомненно, Грегори Лавендер пригласил его сюда по тем же причинам, что и ее. Похоже, все нити по-прежнему у него в руках. Судя по всему, ничто не изменилось.
— Это я, — тихо произнес Джек. — Но все обстоит не так, как ты думаешь.
У Джорджии в груди будто раскрылась огромная черная дыра, и все хорошее, что было у нее в жизни, внезапно затянутое туда, исчезло в зияющей пустоте. Все слова, что говорил Джек; все чувства, что он пробуждал; все дни, проведенные с ним вместе в укромной бухточке; все надежды и мечты о будущем. Два коротких слова — и все переменилось.
— О, Джек…
— Джорджия, я сейчас все объясню…
— Да-да, Джорджия, — вставил ее отец, — пусть он все объяснит. Пусть объяснит, как прибирает к рукам «Лавендер индастриз» — дело всей моей жизни и твое наследство. Как отнимает у нашей семьи самое дорогое… и этот дом, в котором ты родилась и выросла. Пусть расскажет, как в разгар зимы вышвыривает меня, старика, на улицу. Мне очень хочется услышать это.
Джорджия посмотрела сначала на отца, потом на Джека — она отказывалась верить, что он, любимый ею человек, способен на такое. И тут же поймала себя на том, что без труда верит: Джек всегда ненавидел ее отца, и не делал из этого тайны. Но почему сейчас, после стольких лет, он пошел на это?
— Джек, это правда?..
В вопросе ее прозвучало отчаяние: она желает услышать все от него самого. Должно быть какое-то объяснение. Какое именно — она не имеет понятия, но оно есть.
