А она все приезжала, говорила, что он задыхается здесь, что ему просто необходимо уехать. Когда это не сработало, она изменила тактику. Стала говорить, что безумно любит его и хочет за него замуж. — Он отвернулся, как будто прикидывая, стоит ли рассказывать дальше. Потом взглянул Дори в лицо и слегка кивнул. — По-моему, он хотел поверить ей. Ведь семья была частью их жизни с Бет. Жена, дети, дом. Он знал, что эту часть своей мечты все еще не поздно обрести. Он ведь был еще совсем молод. И, как я уже говорил, давно уже не видел настоящего счастья. Время шло, и он в конце концов женился на ней. И все началось заново.
Мэтью встал в дверном проеме поудобнее и продолжал.
— На медовый месяц он повез ее в Париж. Она хотела пробыть там три недели. И, знаешь, она всегда получала то, что хотела. Они вернулись, и не прошло и недели, как прямо за ужином, при ребенке, она стала говорить ему, что жизнь здесь ей просто ненавистна. Ей было скучно. Нечего делать. Она захотела уехать куда-нибудь ненадолго. Сперва она попала в Новый Орлеан, а потом в Нью-Йорк. Он разрешал ей ездить, потому что считал, что от этого она станет счастливее. — Мэтью помолчал. — Эта девчонка разматывала деньги куда быстрее, чем мы успевали печатать их в подвале, — горько усмехнулся он, хотя это было совсем не смешно.
Он вдруг снова стал серьезным и несколько минут рассматривал паркет в гостиной, а потом продолжил:
— В тот день, когда она узнала, что забеременела нашим маленьким Баксом, можно было подумать, что само небо рушится.
Он покачал головой, и на лице отразилось жутчайшее отвращение.
— Я слышал, как она визжала, не переставая, весь день. Она, видите ли, устала быть привязанной к этой проклятой ферме. Устала быть привязанной к чертенку Флетчеру. И совершенно не собиралась привязываться к будущему ребенку. Она хотела избавиться от него.
Он вытер уголки рта большим и указательным пальцами. Дори видела, что его переполняет сдерживаемый гнев.
— Гил пробовал убедить ее, — продолжил Мэтью. — Он потратил на эти разговоры много недель. Но она уже все решила. Сказала, что он ее не остановит, что ему никогда не удавалось остановить ее, она все равно делала, что хотела. Сказала, что он слабак и бесхарактерный глупец. А потом она сказала ему, что в городе у нее был роман с каким-то там парнем.
— О, нет, — прошептала Дори и сжала от боли губы. В ее сердце как будто сделали дырку, и грудь наполнялась непереносимой печалью. Она мысленно представляла себе всю эту сцену, как будто была ее свидетельницей. Выражение лица Гила. Смущение и обида. Боль.
— Вот тогда-то он и показал ей, кто слабак и кто бесхарактерный глупец, — гордо рассказывал Мэтью. — Он отобрал у нее все свои подарки. У нее не было ничего своего, ни цента. Гил сказал, что не станет платить за аборт, но если она останется и родит ему здорового ребенка, он отдаст ей все, что у него есть, кроме самой фермы. А потом она сможет уйти.
Дори обернулась и взглянула на прекрасную красавицу на фотографии, безупречную физически и столь прелестную в своей беременности, и та показалась ей преотвратительнейшим существом.
— Как ее звали? — спросила она просто, чтобы запомнить.
— Джойс, — ответил Мэтью. И иронично добавил: — Мы звали ее Радостью.
— Когда она в последний раз его видела?
— Когда ему было три дня от роду. — Взгляд Дори устремился к лицу Мэтью. В это она не могла поверить. Мать Бакстера даже не представляла, какой это прелестный ребенок? Она не знала, что он очень умненький, счастливый, жизнерадостный и энергия бьет в нем ключом? Как же она могла этого не знать? Почему не поинтересовалась? Ответом на все ее вопросы стало то, что Мэтью просто пожал плечами.
— Она передала его Гилу, взяла деньги и уехала.
— И с тех нор ни слова? — Он покачал головой. — А вы никогда не… — Она замолчала, сама испугавшись того, о чем собиралась спросить.
— Не задумывались ли мы, чей он сын? — спокойно закончил Мэтью. Она не ответила, и он сказал: — Это никого не волновало. Он всегда будет сыном Гила.
Она улыбнулась и кивнула. От такого завершения истории ей стало легче, хотя горечь и не прошла.
Она вдруг вспомнила:
— А что Гил изучал в университете? Чем он хотел заниматься, если бы не стал фермером?
Мэтью хохотнул. От этого звука задрожали оконные стекла.
— А вот спроси-ка его сама. Как-нибудь потом. Он страшно застесняется.
— Почему? Что это было?
— Конечно, стесняться здесь совершенно нечего, но он всегда стеснялся. Даже когда был ребенком. Спроси, спроси его сама. — Он подмигнул ей и пошел обратно на кухню, покачивая головой и посмеиваясь.
Если в детских мечтах и стремлениях Гила стесняться было нечего, то ужин прошел в полной неловкости.
Со свойственной подросткам проницательностью Флетчер просто нюхом чуял, что в воздухе пахнет сексом. Или Дори это казалось? Но он каждый раз, когда она поднимала голову от тарелки, внимательно смотрел на нее. В этом взгляде не было неприязни или одобрения. В нем читалась… некая оценка, ожидание, как она себя поведет дальше, чтобы сделать справедливое и правильное заключение. И особенно волновало мальчугана ее поведение по отношению к отцу.
А чего, интересно, она ожидала? Она ведь уже знала, какое воздействие оказала Джойс на Гила. Она даже могла понять многое из того, что произошло. Ее саму тоже в определенный момент сбросили со счетов. Но что же было с Флетчером? Неужели он успел полюбить ее? Поверить ей? Начал выстраивать свои мечты вокруг нее? А потом понял, что она предала его, отшвырнула, как котенка? Он уже был довольно взрослым мальчиком и, наверно, все понимал и чувствовал. Ощущал ли он свою вину за то, как она себя вела? Неужели ей удалось подорвать сыновние инстинкты, лишить его желания иметь собственную, истинную материнскую любовь и заботу?
Она не успела еще почувствовать в нем эти качества. В характере его, несомненно, присутствовало некое стремление защитить своего отца и младшего брата, Бакстера, хотя тот и доставлял ему много хлопот. Она бросила взгляд на курчавую рыжую головку рядом с собой, а потом вернулась к Флетчеру.
Нет, Флетчер ничего не прибавляет и не отнимает. Он не торопится одарить ее своей дружбой или, наоборот, лишить ее. Нет, он просто наблюдает и ждет.
Гил же совершенно не умеет сдерживаться. Это ее ужасно расстраивало. Мягкое чувственное пожатие руки, когда передавали еду. Случайное соприкосновение коленей под столом. Мягкая улыбка, от которой она разнервничалась. Таинственные взгляды из-под темных ресниц… или это только ей они казались таинственными? Может, она слишком много внимания обращает на случайное прикосновение, на взгляд мельком? Кто-то еще видит эти искорки напряжения между ними или их замечает только она?
