За окном было мокро и неуютно, и выходить куда бы то ни было отчаянно не хотелось.
— Может быть, сказать, чтобы обед подали прямо сюда? — спросила Матильда.
— Отличная идея.
— Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно?
— И поиграем, — добавил Бернар.
— И выпьем вина. Ничего страшного, если мы посидим здесь и устроим маленький праздник. Может быть, тут найдется белое капри?
— Наверное, найдется, — сказал Бернар. В таком отеле всегда бывают итальянские вина.
Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том же подносе маленькую бутылочку содовой.
— Спасибо, — сказал Бернар. — Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.
— Прикажете на первое — суп?
— Да, пожалуйста.
— Слушаю, месье.
Он вышел и затворил двери. Бернар вернулся к своей газете, в которой его ровным счетом ничего не интересовало и которая, как всякая привычка, была куда долговечнее любых увлечений.
Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Могли бы принести его отдельно. Тогда видно, сколько в стакане виски и оно не окажется слишком слабым, когда дольешь содовой. Надо будет сказать в следующий раз.
Вообще, виски — хорошая вещь. Правда, иной раз потом можно потерять голову, как с Бернаром уже не однажды случалось, но в конце концов можно и не терять. Можно постараться оставаться с Матильдой таким же ласковым и нежным, как теперь, не устраивать бедняжке шумных и нелепых сцен, не хлопать дверью по каждому поводу и вовсе без повода и, наконец, жениться на ней по всем правилам, как прилично французу и христианину, хотя на это теперь никто не смотрит. Конечно, немедленно возникнут проблемы. Например — придется бросить учебу. Он ее и так уже, можно считать, почти бросил, и чем ему аукнутся его бесконечные отлучки — трудно даже предположить. Можно вылететь из школы навигации и тогда прощай мечта о море. Кроме того, женитьба — это сразу дети, пеленки, недостаток денег, бессонные ночи. И может быть, Мат права, и он правда становится к ней безразличен? По крайней мере, менее ревнив. По мнению Бернара, во всяком случае того, прошлого Бернара, это явный признак охлаждения.
* * *
Да, виски — хорошая вещь. Одно из самых приятных явлений в жизни. Иногда только мысли лезут какие-то не такие, и многое видится совсем в другом свете.
— О чем ты думаешь, милый?
— О виски.
— Только о виски? У тебя странное лицо.
— Да, только. И не придирайся к моему лицу. Еще я думаю, что мне пора в Париж. Если хочешь, оставайся. Но мне пора, у меня масса дел, и их за меня делать никто не будет.
— Ладно, — сказала Матильда. — Ты всегда волен поступать, как считаешь нужным.
День был на редкость пасмурный. Серые тучи цеплялись за крыши домов, и ветер гонял по асфальту пыль, которую вот-вот должен был прибить с утра собирающийся дождь. Матильда вела машину осторожно, останавливая себя, когда хотелось что есть силы нажать на акселератор. У нее есть время, не следует торопиться.
В душе Матильда ощущала тревогу и пустоту. Предвкушение предстоящей встречи больше не радовало. Она сама виновата во всем, не надо было трогать Бернара. У него своя жизнь. У нее своя. Пусть ей тяжело, но это ее беда. Зачем же ломать чужие судьбы? Арлетт — замечательная женщина, и никто не вправе причинять ей боль. Арлетт заслуживает счастья.
И все же… Бернар любит ее. А это нельзя вычеркнуть. Ему тяжело. Она хорошо знала его. Если он любит, то любит страстно и самозабвенно. До поры до времени он будет делать это втихаря, прятаться, врать жене, но в один прекрасный день не выдержит, взорвется и произойдет непоправимое. Еще не поздно. Надо решать…
Она не заметила, как оказалась около гостиницы. Машину она поставила далеко на стоянке, у большого универмага. Это не вызывало подозрений знакомых. Увидев ее автомобиль, никто не подумал бы ничего другого, кроме того, что она пошла за покупками. Поэтому в гостиницу она отправилась пешком.
На стенде их ключа не оказалось.
— Мадам, я заказывала восемнадцатый номер.
— Вас уже ждут.
Быстрыми шагами она поднималась по крутой лестнице. Консьержка подозрительно смотрела ей вслед. Гостиница была уже старой и требовала основательного ремонта.
«Надо… надо все решить. Покончить. Навсегда», — твердила она себе. Ее сердце замерло, когда она подошла к двери. Ноги как будто отрывались от тела. Постучав еле слышно, она прижалась к стене.
Дверь открылась. Вышел Бернар. Он давно уже ждал. Ее бледное лицо и поникший безжизненный взгляд испугали его.
— Что с тобой? Тебе плохо? Входи…
Он обхватил ее талию, коснулся щекой ее волос. Как он соскучился! Какими мучительными были те дни, что они не виделись. Запах ее духов действовал одурманивающе на Бернара.
Он повел ее в комнату, но вдруг в дверях Матильда остановилась.
— Нет, Бернар. Ты хотел поговорить. Пойдем поговорим. Она попятилась назад.
— Но мы можем поговорить и здесь.
Он ничего не понимал. Он ждал ее целую вечность! Так мечтал о близости…
— Нет. И потом Филипп в отъезде. Мне не хотелось бы этим пользоваться.
Она не шутила. Она была серьезной как никогда. Бернар знал Матильду. Она что-то надумала. Спорить было бесполезно, и они спустились в кафе.
По дороге оба молчали. Бернар мысленно пытался объяснить себе столь странное поведение Матильды. Но ответа найти не мог.
В кафе из-за закрытых шторами окон стоял полумрак. Из угла, где стояла аппаратура, доносилась едва слышная музыка. Ее заглушали голоса многочисленных посетителей.
Они заняли свободный столик у окна. Было душно, Матильда сняла жакет. Новая светло-зеленая блузка с глубоким вырезом и изящными плечиками чудесно гармонировала с сережками из натуральной бирюзы. Матильда поправила волосы. Бернар увидел на руке перстень с таким же продолговатым бирюзовым камнем. Она всегда умела одеваться со вкусом.
Подошла официантка. Матильда заказала кофе. Молчание было длительным. Он ждал.
— Что это за история с замужеством? — Бернар решил начать разговор первым. — Я говорю не о Филиппе, а о том, кто был до него.
Он посмотрел на Матильду. Она сидела спокойно, ничуть не смутившись. Только глаза, которые никогда не умели врать говорили, что эта тема ей неприятна.
Да, ей не хотелось ворошить прошлое. От воспоминаний о пережитых страданиях у нее разболелась голова.
Восемь лет назад, когда они расстались с Бернаром, она была в отчаянии. Жизнь казалась бессмысленной и пустой.
