— Вы же врач, а не волшебник.
— С вашей точки зрения, это должно меня утешить? — Дежнев перевел взгляд с темной заснеженной улицы на нее.
Теперь Таня уперлась взглядом в темноту теней, отбрасываемых зданием больницы.
— Станислав Борисович, а почему вы стали гинекологом? — тихо спросила она, не поворачиваясь к собеседнику.
Дежнев снова фыркнул.
— Ждешь возвышенных историй о вечном долге перед матерью, комплексах в сексуальной сфере или пафосных слов о чуде рождения? — Таня чувствовала, что Дежнев смотрит на нее.
Она пожала плечами.
— Всё просто и банально, — жестко произнес заведующий. — Вообще, я мечтал стать хирургом. Но не написал вовремя заявление на специализацию. Прохлопал ушами. И меня распределили, где оставались места. Вот и вся романтика. А тебя сюда каким ветром забросило?
Татьяна взглянула на собеседника и нактнулась на его пристальный взгляд. Зуева опять пожала плечами.
— Просто хотела здесь работать, — ответила она. Не делая акцента на «здесь». Не признаваясь, что рядом с ним. Умалчивая, про те годы, которые она сюда шла.
— Теперь работаешь. Стало легче?
Таня в очередной раз пожала плечами. Просто не разговор, а зарядка какая-то.
— А вам? — спросила она спустя какое-то время.
— Через пару дней станет. Вы, Татьяна Егоровна, по делам шли, или просто нос поморозить?
— Я до магазина, — соврала Таня. — У Альбины Матвеевны отпросилась.
— Вот и бегите в магазин.
Вот и поговорили.
Дерьмовый вечер. А ведь как хорошо начинался. Какие планы были у Стаса на эту ночь! Хочешь посмешить богов — расскажи им о своих планах. Дежнев бросил взгляд на часы. Час ночи. Он уламывал Фею Пипетку в одиннадцать забежать в кабинет УЗИ примерить подарочек. Ему на член. В итоге он не просто не смог прийти — он забыл, просто забыл о том, что собирался. Выходит, потеря буковки «а» в эсэмэске была не опечаткой, и не описочкой по Фрейду, а самореализующимся пророчеством. Сам себе напророчил, сам и реализовал. Дебил.
И Татьяну обидел ни за что. Она же ни виновата, что лысеющий старпер по всем статьям проигрывает молодому, резвому козлику? Еще меньше она виновата в том, что лысеющего старпера этот факт задевает. Особенно на фоне оглушительного «буль-буль» в лужу на очередной операции. Никто не виноват. Она не виновата. Он не виноват. Халтурщик-узист виноват. Если бы он своевременно заметил изменение кровотока в районе плаценты, у женщины было бы больше шансов. Пациентка бы заранее легла в отделение. Ее бы со всех сторон обследовали. Подобрали бы тактику ведения органосберегающей операции. И, во всяком случае, женщина была бы психологически готова к худшему сценарию. А теперь Стасу предстоит, глядя ей в глаза, сказать, что она пришла в роддом за ребенком, а ушла без матки. Нет, он мужик, хоть и лысеющий старпер. Он справится. Но, боже, как же не хочется оправдываться. Будто он что-то сделал не так…
И Таню зря обидел. И ведь девчонка хорошая. И руки из правильного места растут. И голова работает. Плохо, что у Стаса рядом с ней голова не работает. И вообще рядом с ней не до работы. Надо как-то бороться с собой. В руки себя взять. Самореализовать пророчество, так сказать.
Ревность — плохой советчик. Особенно, когда советует старческому слабоумию. И Стас бы справился. Обязательно справился с этим неуместным чувством, если бы удар оказался не был столь внезапен и сокрушителен. У Дежнева просто мозг отключился, когда он увидел анестезиста рядом с Таней. Откуда только слова нашлись… какие-то цензурные.
И что плохого в том, что Татьяна его пожалела? Конечно, Стасу чужая жалость не нужна. Особенно, жалость молодой, красивой женщины, на которую он смотрит не как на подчиненную. Она раздражает. Но Дежнева должен радовать тот факт, что Таня понимает: он сделал всё, что было возможно. Она не считает, что он виноват. Факт должен. Но не радует. Теперь потянутся недели, когда Стас будет снова и снова вспоминать детали операции, анализируя, что где можно было исправить ситуацию. Не из самоедства. А чтобы в другой раз не допустить подобного. Ведь всё неплохо. В этот раз на операционном столе никто не «ушел». Хотя предпосылки были. Так что в целом операция закончилось благополучно.
Тогда за что он Таню обидел?
Станислав Борисович проводил взглядом ее силуэт, скрывшийся из виду за углом здания. Нужно извиниться. Потом. Когда он переспит с этим (а не с той), когда эмоциональный шторм сойдет на «нет». Когда он будет здраво мыслить.
Глава 30
Спасибо за награды и лайки! Очень приятно. Я сегодня с утра на антигистамианах, слю, как цуцик, завтра добью переписку))
Ночь не принесла новых неприятностей. Утро прошло мирно. Всё же, когда в операционной двое заведующих, это слегка разряжает ситуацию. Пациентка после экстирпации пока находилась в реанимации, и хотя состояние ее было стабильным, ни о каких откровениях речь не шла. Чему Стас (хоть не под стать заведующему отделением) малодушно радовался. Ночь закончилась без дополнительных эксцессов. Одно экстренное кесарево не в счет: там все разыгралось, как по классическому учебнику. Утром даже удалось поспать пару часиков. И даже поймать в коридоре сонную Татьяну, которой, судя по виду, тоже перепал часок-другой сна.
— Татьяна Егоровна, доброе утро! — окликнул он девушку, которая, кивнув, прошла мимо в сторону сестринской.
— Доброе утро, Станислав Борисович. — Она остановилась, развернулась и зевнула в ладошку.
— Татьяна Егоровна, я хотел перед вами извиниться, что был слишком резок, — воспользовался случаем Стас.
— Когда? — потирая кулаками глаза, спросила Таня.
Дежнев немного опешил.
— Сейчас, — ответил он.
— Сейчас вы были со мной резки? — еще больше опешила девчонка, смешно похлопав ресницами.
— Нет, извиниться сейчас хотел.
— Не, если хотите, то извиняйтесь, конечно, — пожала Татьяна плечиком, как вчера на крыльце. — Но лично я не понимаю, за что. Вы были уставший после тяжелой операции. А я к вам полезла со своим непрошенным сочувствием, — она отвернула взгляд вправо, пытаясь что-то обнаружить на покрашенной стене. — Никакой резкости я не заметила.
Один камень с души у Стаса свалился, другой — залег. Не может же он ей, в самом деле, признаться, что дело не в ее сочувствии, а в его тараканах?
— Это просто… непривычно, Таня, — признался Дежнев, пряча руки в карманы халата.
Ему вообще всё это было непривычно. И неудобно, как восставшее мужское достоинство в тесных штанах. И, как и в последнем случае, слабо зависело от доводов рассудка.
Татьяна вдруг решила, что заведующий — более интересный объект изучения, чем стена. Выражение лица при этом у нее было, как у бедуина, который увидел, как с неба падает снег. Ах, да. Он назвал ее по имени. Ну, так пусть привыкает.
