все простить, – обращаюсь к девчонке мысленно. – Только будь моей. Пожалуйста».
– Мне нужно уехать в Москву, – деловито сообщает Влада.
Неожиданный поворот.
– Могу я поинтересоваться, зачем? – от накатившего изумления голос становится чуть сиплым. Но Влада ничего не замечает. Не отслеживает нюансы.
Стараясь скрыть собственную слабость, сардонически приподнимаю бровь. Придаю лицу насмешливое, чуть надменное выражение и жду.
– Это по поводу моей музыки. Сейчас позвонил Эдуард… Ой, забыла отчество, – тараторит Влада и тут же поправляется. – Измайлов то есть.
– И что? – давлю взглядом. – Ты к нему собралась?
– Работать, – охает она. – Он говорит, что я очень талантлива и могу стать знаменитой… звездой то есть.
– Знаменитой звездой? – скривив губы, роняю с издевкой. Специально вкладываю в безобидные слова двойной смысл. И добавляю раздраженно. – Решила папика сменить, пока Маркус в отъезде? Эдик хоть и пузан с одышкой, но бабла у него больше, чем у моего брата.
Фарфоровое личико тот час же заливается краской стыда.
– Да как ты смеешь? – вскидывается Влада. Решительно поднимается с дивана, намереваясь выйти из комнаты с высоко поднятой головы.
– А ну постой, – поспешно хватаю за руку. Шагнув почти вплотную, притягиваю к себе.
Вздохнув, ощущаю пустоту в желудке. Верный признак надвигающейся ярости.
– Куда это ты собралась? – нависаю над изумленной девчонкой.
– Отпусти, – пытается вырваться она. – Ты не имеешь права.
– Да ну? – усмехаюсь кисло.
Перехватываю обе руки. Чуть крепче сжимаю запястья. На одном болтается тонкий браслетик. И тот час же острые фигурные листики впиваются мне в ладонь.
Ничего, потерплю!
– Ты никуда не поедешь, – рычу негромко. – Я категорически против.
– Да кто ты такой! – восклицает она. Пытаясь вырваться, опаляет взглядом.
– Ты сама знаешь, – роняю с усмешкой. – А если сомневаешься, сделаем тест.
Щеки девчонки снова пунцовеют от стыда.
– Слава, – тянет она, глотая слезы. – Почему ты меня все время оскорбляешь?
– Ну прости, – извиняюсь поспешно. Хотя в моем голосе нет ни капли раскаяния. И добавляю миролюбиво. – Если хочешь в Москву, поедем конечно. Одну я тебя никуда не отпущу.
– Почему? – задрав голову, смотрит выжидательно. По щекам текут слезы. Пухлая губа прикушена, а худенькие плечики подрагивают.
– Тихо, милая, – шепчу, осторожно вытирая мокрые щеки. – Тихо, – прошу, впечатываясь всей мощью в теплое податливое тело. – Ты – моя, заявляю, впиваясь в рот требовательным поцелуем.
– Пусти, – вырываясь, шипит она яростно. – Ты сам отказался от меня. От Саши. Выгнал как паршивую собаку…
– Это ты виновата, – рычу хрипло. – Почему ты так поступила с нами?
– Я? – зыркает изумленным взглядом и добавляет с горьким сарказмом. – Конечно, это я виновата. Во всем. Это же я напустила полный дом мужиков, когда ты уехал к врачу…
– Что? К какому врачу? – бросаю отрывисто. Вздрагиваю от неожиданности. И самому кажется, будто ведро воды на голову вылили. – Ты о чем, Владочка?
Лихорадочно перебираю в башке прошлые события. Каждая минута того злополучного дня выбита у меня на извилинах и тщательно оберегается.
Никак не могу забыть.
– Погоди, – прошу настойчиво. Взяв за руку, веду к дивану. – Нужно поговорить…
– Уже поздно, – мотает головой Влада. То ли напоминает, что время давно перевалилось за полночь, то ли намекает, что поезд давно ушел.
– Удели мне пять минут. Расскажи свою версию, – выдыхаю с тихой яростью. Тот самый главный вопрос, который следовало задать два года назад. Допросить девчонку. Наорать. Зацеловать до бесчувствия, но все-таки докопаться до истины.
А я, баклан, предпочел впасть в бешенство.
– Завтра, – мотает она головой и замечает беспомощно. – Я очень устала, Слава.
– Хорошо, – осторожно целую ее в лоб. Прижимаю к себе и заявляю решительно. – Ты- моя, Влада. Только моя.
29. Придется разбираться самому
Ростислав
– Отпусти, – слабо отталкивает меня Влада. – Видеть тебя не хочу. Зачем ты только приехал?
В голосе сквозит обида и неприкрытая горечь. По щекам льются слезы, а тонкие пальчики сжимаются в кулачки.
– Погоди, – инстинктивно притягиваю девчонку к себе. Хочется защитить. Уберечь. Пусть даже от самого себя. – Просто скажи, где была тем утром. Если помнишь, конечно…
Последнюю фразу добавляю на автомате, словно даю возможность уйти от ответа.
– Помню, – кивает она. – Каждый момент помню, – добавляет резко. – Только не вижу смысла обсуждать. Ты все сказал, Слава. А я запомнила. Мы не нужны тебе. Ни я, ни Саша.
– Погоди, – повторяю ошалело. Хватаю девчонку за руки. Смотрю в упор. – Когда ты уходила от меня, ты знала? Почему не сказала?
Чувствую, как меня накрывает от одной только мысли.
– Ты был занят, Славочка, – кривит губы в горькой улыбке Влада и добавляет тихо. – Отпусти. Больно.
Тот час же разжимаю сведенные пальцы. Вглядываюсь красные отпечатки на бледных запястьях. Прикасаюсь к ним губами. Шепчу какие-то слова в утешение и не сразу замечаю полное отсутствие реакции.
Влада стоит не шелохнувшись. Отстраненно позволяет тормошить себя. Целовать.
Как безумный таращусь в глаза полные слез. Тянусь вытереть, но нежная и робкая девочка решительно выставляет вперед руку.
Хочет еще что-то сказать, но в этот момент у нее в кармане оживает маленький приборчик. Сначала слышится возня, вздохи сына, а затем хныканье и жалобный плач.
– Сашулька! – спохватывается Влада. Быстрым шагом выходит из комнаты. Не задерживаю. Не бегу следом. Лишь как завороженный смотрю на развивающиеся полы халата и голые круглые коленки.
«Беги, далеко не убежишь», – крякаю мысленно. И как только на лестнице стихают шаги, звоню Грише.
– Зайди.
Мимоходом замечаю время в айфоне. Почти два часа ночи. Если сейчас смотаться домой, к утру успею вернуться. Мне бы полистать отчет безопасников. Самому съездить к конторе Саблина. Присмотреться.
Усевшись на диван, тру лицо, и все пытаюсь вспомнить, что там написано в отчете про врача. К какому спецу ходила Влада? Или снова врет? Ничего не приходит на ум. Хоть убейся!
Зато память услужливо выплескивает из своих недр то самое сообщение.
Сразу же вспоминаю как наорал в трубку. И услышал тоненький испуганный голосок. Даже свою реакцию помню. Как последний дурак тогда чуть не сорвался в город. Найти Владу и встряхнуть хорошенько. Может и стоило так поступить?
Но дурацкая гордость не позволила. И полный кабинет народа. Будто наяву вижу хмурое лицо Тимура, насупленного Гришу. Тогда меня сильно накрыло. Думал, просто сдохну. И решил ударить побольнее. И ударил… Баклан.
– Скажи пилотам, через час взлетаем, – приказываю, как только комнату робко просачивается Гриша.
Ничего не спрашивает. Кивает коротко. За годы службы привык верно считывать мое настроение. А я сейчас даже не скрываю бешенства. Сейчас бы всечь кому-нибудь в будку. Выпустить пар и подумать связно.
«Да кто тебе не дает! Думай». –
