Даже когда он рассказывает мне историю о моем биологическом отце, я ничего не чувствую. Мне жаль только папу.
— Я поддерживал связь то тут, то там. Знал, что он замешан в наркобизнесе и перебивается случайными заработками. Я даже посылал ему деньги каждый месяц, хотя, наверное, не должен был. Скорее всего, это потакало ему, но он был моим братом. — Папа откидывается в кресле и снова смотрит на меня. — Когда я приехал в больницу, его жена уже рожала. Ты не торопилась появляться на свет. Готовилась явиться миру.
— Зажигать, — шепчет мне на ухо Илай. По моей щеке скатывается слеза, и Илай целует меня прямо под ухом.
— Один взгляд на тебя, и я понял, что не выйду без тебя из больницы. Я понял это в ту же секунду. У меня никогда не было семьи, но я знал, что мы с тобой… — он указывает на меня, а потом на себя, — …мы с тобой собирались создать одну. Ты была моей маленькой девочкой.
Я улыбаюсь, по моему лицу текут слезы.
— Как ты это сделал?
— Мне должно быть стыдно, но нет. Даже не собираюсь притворяться. Я расплатился с ними, дал денег и пригрозил, чтобы даже не думали драться со мной за опеку. Они не годились. У них не было ни дома, ни чего-либо еще. Я не собирался позволять им воспитывать тебя так, как мои родители воспитывали нас. Не думаю, что в глубине души Итан вообще хотел этого. Он знал.
Илай притягивает меня ближе к себе, и я утешаюсь его теплом.
— Я знаю, что было тяжело так часто переезжать, но я старался. Я…
— Папа, прекрати. Пожалуйста, не делай этого. Все было прекрасно. Мне было все равно, что мы переезжаем. Я была счастлива, что мы всегда были вместе, — говорю я ему. Я знала, почему мы так много переезжали. Он делал это, чтобы иметь работу, которая всегда оставляла его в Штатах. Он делал это для меня.
Я вырываюсь из объятий Илая, и папа встречает меня на середине пути к нему и крепко обнимает.
— Хочешь узнать о них побольше?
— Это не имеет значения, — шепчу я. Мне не нужно знать, если он этого не хочет.
— Они умерли, когда тебе было два. Вождение в пьяном виде.
Он крепче обнимает меня, и я возвращаю ему объятия с такой же силой. Я ничего не потеряла. Он — да. Он потерял брата. Я не знаю людей, о которых он говорил, и они не мои родители. Единственное, за что я могу поблагодарить их, — это за то, что они отдали меня моему отцу. С которым и я должна быть.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, Мэгги. — Мы наконец отстраняемся, и я зеваю. Меня одолевает сонливость.
— Ты собираешься рассказать нам, где пропадал, Майор? — я еще раз зеваю.
— День и ночь были долгими. Как насчет того, чтобы сделать это в другой раз?
— Договорились. — Илай снова подходит ко мне сзади, крепко прижимая к себе.
Папа бросает взгляд на часы на камине. Сейчас чуть больше четырех часов утра.
— Элис?
— Она ушла, — отвечаю я.
Отец резко поворачивается ко мне. Выражение его лица меняется, и я никогда раньше не видела его таким.
— Что значит «она ушла»? — его голос тверд и полон гнева.
— То, что ты пропал, было тяжело для нее. Она не очень хорошо это восприняла. И у нее есть другие дела. Стресс начал давить на нее.
— Она ушла. — Папа повторяет мои слова, будто не понимает их.
— Да, я пыталась остановить ее, но она хотела побыть одна. Я действительно переживаю за нее, пап. Думаю, может…
Прежде, чем я успеваю закончить фразу, отец поворачивается и выбегает из дома. Я слышу, как отъезжает машина и мчится по улице. Я поворачиваюсь и смотрю на Илая, который качает головой и вздыхает.
Глава 26
Илай
— Илай, перестань отвлекать меня, — стонет Мэгги, когда я прокладываю дорожку поцелуев вниз по ее животу.
Мы вернулись в наш дом, поскольку майор так и не вернулся, и не отвечает на звонки. Мэгги задавала всевозможные вопросы, но я могу представить, что в глубине души она знает ответы, просто не уверен, что она хочет услышать их вслух. Так что моя работа, поскольку я хочу, чтобы она была счастлива, заключается в том, чтобы удерживать ее мысли на других вещах.
Я снимаю с нее остальную одежду и раздеваюсь сам. Хочу, чтобы мы были голыми — кожа к коже, и ничего между нами.
Раздвинув ее бедра, я зарываюсь лицом между ее ног и наслаждаюсь ее сладкой киской. Ее нежные губы покрыты нектаром, и я пью его, слушая ее стоны наслаждения. Я грубо сжимаю ее бедра, затем отпускаю, не желая оставлять синяки, но не в силах сдержаться.
— Кончи для меня, Солнце. Я не смогу остановиться, пока ты не сделаешь этого.
Когда ее бедра начинают дрожать, я отстраняюсь и рычу. Хватаю ее за бедра, переворачиваю, ставлю на колени и снова начинаю поедать ее. Хочу попробовать ее во всех позах, и эта позволяет мне лизать ее всю. Я посасываю ее клитор и скольжу языком вверх к ее входу, а затем дальше к ее самой тугой дырочке. Я облизываю ее там, и она напрягается, но затем расслабляется, когда я медленно целую ее и кусаю за ягодицы. Скользнув двумя пальцами в ее киску, я облизываю ее заднюю дырочку, желая, чтобы она кончила вот так. Я хочу, чтобы она была моей во всех отношениях, и, может быть, однажды она позволит мне трахнуть ее сюда. Но на данный момент достаточно и этого.
Она кричит в подушку, и я сильно шлепаю ее по заднице.
— Поверни голову в сторону. Я хочу слышать, как ты кончаешь.
Она делает, как я велю, и я прижимаюсь пальцем к сладкому местечку внутри ее влажного входа, продолжая поедать ее. Проходит всего секунда, прежде чем крик ее удовольствия эхом разносится по комнате и звенит у меня в ушах. Он делает меня чертовски твердым, когда ее киска сжимается на моих пальцах, и я представляю, что это мой член.
— Не могу ждать, — говорю я сквозь стиснутые зубы, вытаскиваю пальцы и сажусь, хватаясь за член.
Я прижимаю толстую головку члена к ее влажным складочкам и погружаюсь домой одним длинным толчком. Ее киска будто всасывает меня, и влажный жар окутывает мой член. Мои глаза закатываются от того, насколько она чертовски тугая. Схватив ее ягодицы обеими руками, я смотрю вниз, туда, где мы соединены, и начинаю трахать.
— Такая красивая, — шепчу я, потирая большим пальцем ее заднюю дырочку, пока мой член исчезает в ее тугой маленькой киске. — Такая чертовски красивая.
— Илай, я не вынесу этого. Слишком глубоко.
Она сжимает бедра, когда я двигаюсь в ней назад, поэтому я наклоняю и накрываю ее тело своим. Ощущение ее горячей влажной кожи — рай. Мы тремся друг о другая, пока я кусаю ее за плечо и продолжаю трахать.
— Ш-ш-ш. Расслабься, Солнце. Так я вхожу глубже, но ты привыкнешь. Раздвинь ноги немного шире и дыши.
Она делает, как я говорю, и я издаю стон, когда мои яйца ударяются о ее киску. Липкий звук шлепка, непристойный, но он только еще больше возбуждает меня.
— Блядь, ты чувствуешь? Ты принимаешь всего меня, Мэгги.
Я провожу рукой по ее бедру к киске и поглаживаю ее маленький влажный клитор. Она умоляет меня остановиться, но опускает свою руку поверх моей, чтобы я не убирал ее. Она не хочет, чтобы я выполнял ее просьбу, и я даю ей именно то, что она действительно хочет.
— Мне страшно, — говорит она, крепко зажмурившись и прижимаясь ко мне бедрами.
— Все будет так хорошо, Солнце. Отпусти.
Она прерывисто вздыхает и замирает, когда я в последний раз вонзаюсь в нее. Это все, что нужно, чтобы вызвать ее оргазм, и она наполовину кричит, наполовину стонет от своего освобождения.
Я удерживаю себя глубоко внутри нее и кончаю в ее ожидающее тело. Тугие стеночки ее киски сжимаются вокруг меня, и я зарываюсь лицом в ее волосы, изливая в нее каждую каплю. Оргазм жесткий, и он продолжает выплескиваться из меня. Чувствую, что вместе с ним выходят кусочки моей души, но это нормально. Я хочу, чтобы у Мэгги было все, что я могу дать ей.
Ее дрожь ослабевает, когда она переводит дыхание, и я переворачиваю нас на бок. Я устраиваюсь позади нее, прижимая ее к себе. Я отказываюсь вытаскивать из нее член, потому что нет другого места, где он предпочел бы быть, и кто я такой, чтобы отказывать ему в его потребностях?
