— Давай. — выдыхает. Опирается на мою протянутую руку и на выступ присаживается. Здесь он шире намного, будто специально для этого сделали. Оба помещаемся. Мини смотровая площадка.
— Этому месту миллионы лет, по-моему сто шестьдесят. Если повезет, можно даже застывшие потоки лавы увидеть. Правда, я уже не помню где именно они, давно здесь не был. Такого ты точно не видела.
— А почему давно? Я уже жду не дождусь когда жарко станет и купаться можно будет начать. Это же классно так наверное — у моря жить. Двадцать минут и ты на пляже. Тиму это полезно очень. Жаль, правда что он здесь не спуститься. — уголки ее губ немного опускаются при упоминании брата.
— Здесь есть и другие спуски, с другой стороны, — показываю рукой, — ступени из арматуры сделали, но как по мне, здесь — лучше всего. Чем экстремальнее и сложнее дорога — тем уникальнее и девственнее природа. Хоть и весь мыс — это одна сплошная заповедная зона, не все ведут себя с ней подобающе. Особенно те, кто надолго сюда, с палатками заезжает. Остается только надеяться, что таких смельчаков, как мы, — улыбаюсь и касаюсь её плечом, — будет немного.
— А ты жадный! — улыбается. — Здесь и вправду потрясающе, невероятно! Я раньше похожее только в Греции видела… и на Кипре. Но даже там не так.
— К таким вещам да! — на мимолетно сказанной фразе цепляюсь. — К тому, что значение имеет, чем дорожу — всегда! — последнее слово совсем тихое получается. Ее прекрасное лицо от моего в сантиметре оказывается, дыхание ее чувствую: цветы и морской бриз. Нимфа настоящая.
— Мы упадём? — в губы выдыхает. А я от этого томного голоса будто уже кубарем лечу.
— Можем. — правду говорю, и на то, как губы её завораживающе двигаются пялюсь. Словно слух потерял, и для того, чтобы понять — на губы только смотреть надо. И как на зло, они двигаются идеально: чуть открывает, закусывает их, языком увлажняет. В глаза её снова — а там уже пропасть чёрная. Ныряю не задумываясь.
Порыв ветра отрезвляет. Отстраняюсь, нехотя, сожрать был готов, так действует. Пытка. Настоящее испытание чувствую меня ждёт. Не помогает ни на грамм. Специально будто разжигает.
— Идём. Солнце сядет — холодно будет из воды выходить. — Встаю и её подымаю. Мила, сверкая глазами и хитро поправляя шорты кивает.
И как мне кажется, спустя пару минут, чем ниже мы оказываемся, тем меньше под ноги смотрит, больше вокруг. А рассматривать есть что: Черное море, в котором не редко дельфины резвятся, отвесные скалы, душистым можжевельником усеяны, красота неописуемая.
— Разувайся. — командую запыхавшейся, которая на последних метрах чуть с ног не сбила, так летела. — Они тёплые! — сам кеды снимаю и босые ноги на разноцветную гальку опускаю. Кайф.
Мила умудряется камень побольше найти, на него опуститься и начинает деликатно расшнуровывать свои кроссовки.
Как это в ней так гармонично совмещается, ума не приложу. То — принцесса-королева, то — простая девчонка с района.
— Ты иди, а я потом. Я же болела недавно.
— Я помню. Но вода здесь тёплая. Должна быть… тёплая. — На всякий случай оставляю еще сидящую Милу и к морю иду.
— Тёплая! — чуть громче говорю. Та подымается и ко мне идет, каравелла морская, искусительница чертова. В каждом движении провокация, будто не по камням идёт, а по морю плывёт.
Ближе подходит, вровень со мной, так, что теперь мелкие волны и ее пальцы накрывают.
— Да…тёплая, — заключает. — Переодеться только надо. — осматривается.
— Вон за тем камнем можешь. Я пока покрывало достану.
Мила цепляет свой рюкзак и покачивая шортами уходит. Этого времени мне хватает чтобы переодеться самому, расстелить покрывало, достать всё что мы купили и даже немного заскучать.
— Долго? Да? Прости. Я просто ящерицу увидела, поймать хотела, но она не далась.
— Зачем тебе ящерица? — умиляюсь и удивляюсь я такому повороту.
— Тим обожает всяких ползучих. — То, как она всегда о брате вспоминает, и во мне какую-то ностальгию пробуждает. Несмотря на всё, мне дико Макса не хватает. Возможно, только сейчас понимать это начинаю, когда злость и обида на родителей отходит.
— Ты из тех кто стоит, привыкает, коленки промакивает? — говорит Мила улыбаясь в метре от воды. Голову склонила, волосы за уши заправила, руки в бока упёрла и заглядывает, в душу смотрит.
— Нет! Я из других! — говорю и быстро подымаюсь. Через мгновение уже возле нее оказываюсь и на лету схватив её руку вперёд бегу, ее за собою увлекая.
36
Мила лежит на животе, ноги вверх вздёрнула и, то машет ими, то вместе сплетает. Каждое движение, такое простое и обычное во мне такие картинки рисуют, так окликается, что сам удивляюсь, откуда столько похоти и желания.
— Ты пончик будешь? — спрашивает ко мне повернувшись и на одну ладонь облокотившись.
— Не. Я всё! — допиваю сок и вытираюсь. И так, накупавшись на еду набросился будто неделю не ел.
— А я буду! — улыбается во всю. А я в тысячный раз засматриваюсь на эту ангельскую мимику, глаза, волосы, которые спутались, но всё равно идеальными остаются.
— Они там. — кивает. Точно. Вспоминаю про пончики, которые за спиной у меня лежат. Поворачиваюсь и достаю коробку з двумя огромными бубликами в глазури щедро искупанные. Протягиваю. Мила усаживается лотосом и длинными пальчиками изымает один.
— Точно не будешь? Я их обожаю! — облизывает губы, в предвкушении. Отказываюсь улыбнувшись и на локти опускаюсь вдаль вглядываясь, еще пару минут и солнце садится будет, закат здесь закачаешься какой.
Шорты всё еще мокрые, но переодеваться не спешу — это оказался офигенный сдерживающий фактор. Она то сухая, переоделась сразу.
— До сих пор понять не могу. — возвращается к нашему разговору, — Как это? Прямо целый клуб? Целое помещение? И только твоё? — откусив кусок не унимается Мила.
— Ну да. Наше с Деном. — поправляю. — Сессию закрою и начнем ремонт. Будешь помогать? — всматриваюсь в изумленное то ли вкусом, то ли предложением лицо.
— Я? Помогать? — немного выше чем обычно спрашивает. — Ну да. Со вкусом у тебя всё в порядке. Да и еще одно, третье мнение нам точно не помешает.
— Это же по-настоящему всё! — звонко говорит и смотрит глаза округлив.
Кажется, только сейчас всерьез восприняла. Когда рассказывать начал, и предложил соками чокнуться, что вот сегодня, мы с Деном купили старый клуб, из которого планируем сделать лучшее место для отдыха местной молодежи, Мила хоть и обняла и поздравила, но как-то скупо отреагировала, я даже немного растерялся. А сейчас, судя по горящим глазам и завалам из вопросов всё же пронялась. В улыбке растекаюсь.
— Ну да. — ухмыляюсь. — По-настоящему… — И себе и ей отвечаю. Самому не до конца верится, что рассчитались наконец. Доки правда только завтра поедем оформлять, может тогда и осознаю.
С одной стороны — было дикое желание поделится этим с Милой, для меня это первое такое достижение в жизни. Столько нервов и сил было положено, хотелось элементарной похвалы, тем более от нее. Важно это было, чтобы увидела и узнала, что не только машины да гайки к ним крутить могу. А с другой — сомневался, что снова что-то пойдёт не так, и как я буду выглядеть потом, лузер-неудачник?! Или еще хуже: заливала крымский?!
Но её увидел, и не удержался, захотелось чтобы порадовалась за меня и со мной. И она блин радуется и хвалит. Снова бросается ко мне на шею, но уже сильнее и кажется на подольше. Перехватываю рукой и не удержавшись вместе заваливаемся на подстилку.
Она сверху нависает. Хищно улыбается. Глазами стреляет. Близко. Сантиметр между лицами. Хохочем недолго. Шатром из своих волос нас укрыла. Глаза и губы, всё что вижу, две Земли. Пальцем свободной руки убираю сначала волосы, потом шоколадное пятно над верхней губой, который гигантский пончик оставил, салфеток нет, облизываю. Сладкая.
На нее смотрю, уже совсем не смешно, уже обоим не до этого. Грудью на мне лежит. Отчётливо чувствую полоску нежной кожи, которую топ не скрывает. Руки так и зудят эти участки, гладкого шелка, больше сделать. Кожа к коже чтобы. Одергиваю себя. Ежесекундно. Обнимаю. Глажу ребра и спину. Пока она жаром своим нас обоих испепеляет, даже в противно-мокрых плавках становится жарко и тесно. Уверен, не будь я в них, она бы уже вся на мне была, и даже не знаю чья именно это была бы инициатива. Страстная моя девочка. Умопомрачительная.
