Как и моя к Ринату симпатия. Что бы я ни предпринимала, как бы ни старалась уничтожить её на корню, она только крепче въедается в моё сердце. Притяжение, страх, чувство вины переплелись в такой тесный клубок, что мне его вовек не распутать. И, казалось бы, проблема в нём, но что-то мне подсказывает, что всё далеко не так.
Отец с Илоной возвращаются лишь к вечеру, оба задумчивые и немногословные. Увидев их лица, я сразу думаю о худшем, но всё относительно нормально. Состояние Рината стабилизировалось, однако на мой вопрос, когда его выпишут и можно ли к нему наведаться, они странно мнутся и намекают, что пора готовиться ко сну. Это в восемь-то вечера. Чудеса…
Делать нечего, проглотив ком недовольства, плетусь к себе. Работники клининговой службы ещё в обед ликвидировали последствия случившегося в моей комнате ужаса, и всё же, находиться в ней невыносимо. В памяти постоянно всплывает образ окровавленного Рината, смотрящего на меня с какой-то невыразимой, обреченной нежностью в глазах.
Лучше бы это была ненависть.
На душе тоскливо и больно. Сама не знаю зачем, тихонько пробираюсь в его спальню. В последний раз я сюда наведывалась, когда пыталась срезать подаренный папой браслет два года назад. Удивительно, прошло столько времени, а я до мельчайших деталей помню ту ночь, железную хватку на своей руке, мучительный стыд, который так ничуть и не утих. Рядом с Ринатом я становлюсь чуточку лучше, вот только подпустит ли он к себе после всего?
В комнате сводного брата идеальный порядок. Каждая вещь на том же месте, где и была в мой прошлый визит. По мне так поразительное постоянство, тем более для парня его возраста. А ведь я всегда считала Рината излишне ветреным, да и он не спешил уверять в обратном. Чего стоит одна вереница Катиных предшественниц!
— Чмо! — напоминает о себе сонный Гера, постукивая клювом по решётке.
Вот пакость!
Досадливо выдохнув, подхожу к нахохлившейся птице. Поглощенные несчастьем мы все позабыли о сварливом питомце Тролля.
— Гера хочет ку-у-шать! Ку-у-шать неси! — оголодавший попугай смотрит на меня, как на врага народа. Мне стоит больших усилий сдержаться и не треснуть по клетке чем-нибудь тяжёлым.
— А в суп Гера не хочет? — уточняю, попутно прикидывая, где у аккуратиста Рината может храниться корм.
— Да ты го-о-онишь! — от всей души возмущается паршивец и добавляет, скрипуче растягивая гласные — Чмо-о-о-о!
Годом раньше он бы уже лежал со свёрнутой шеей, но Гера бескомпромиссным упрямством и наглостью сумел отвоевать себе право числиться у меня в любимчиках. Благо его частые вылазки за пределы хозяйской комнаты этому способствовали. Это моя маленькая тайна, крепкая привязанность в которой стыдно признаться даже самой себе, остальные же и вовсе продолжают опасаться, как бы я не завершила свой провалившийся замысел по возвращению птицы на родную помойку. Да ни за что! Но им этого знать незачем.
— Ку-у-шать неси! — настойчиво клянчит Гера, не позволяя мне на секунду забыть о своих прямых обязанностях.
— Несу, плешка тараканья! — радостно докладываю я, наткнувшись на нужную упаковку с изображением пёстрых сородичей Геры. Тот, узрев требуемое лакомство, снисходительно отодвигается, позволяя насыпать в кормушку орехово-зерновую смесь и, прежде чем приступить к её уничтожению, внимательно заглядывает мне в лицо.
— Кар-рина, — старательно выговаривает он новое для себя слово.
Отчего-то на глаза наворачиваются слёзы.
— Птеродактиль ты мой нечёсаный, — запинаюсь, смаргивая предательскую пелену. Конечно, первым делом закрадывается подозрение, что Гера делает это исключительно во избежание голодной смерти, однако я эти мысли негодующе отметаю. Любимец Тролля может быть упрямым, невоспитанным, но никак не продажным. Ринат презирает фальшь и лицемерие, мне ли не знать.
Наблюдая, как птица жадно щёлкает свой долгожданный завтрак, по моей халатности переросший в поздний ужин, я возвращаю корм в недра прикроватной тумбочки и, уже не глядя, закрываю её лёгким толчком ноги.
Ну, лёгким он должен был быть. На деле же дверца громко хлопает, Гера испуганно матерится, я подвываю, потирая ушибленную конечность, а с поверхности тумбочки падает металлическая корзинка для мелочей. Как следствие содержимое высыпается на пол, некоторые предметы закатываются далеко под кровать. Вот я растяпа! Обречённо вздыхая, сажусь на ковёр, чтобы собрать мелочевку.
Меня охватывает невольный трепет, подобный которому я испытала лишь однажды, когда совсем ещё ребёнком впервые выпотрошила мамину косметичку. В тот раз атмосферу таинства сильно подпортило её несвоевременное возвращение, сейчас же мне ничто не угрожает, и я с волнением складываю назад вещи Рината. Теперь, когда его нет рядом, необъяснимый страх пропал, оставив одну глухую, щемящую тоску.
В большинстве своём в корзинке хранятся обычные для юноши предметы: мелочь, флешки, несколько пластинок фруктового орбита. У меня самой подобного добра валом. А вот небольшой, серебряный амулет вызывает мой пристальный интерес. Это миниатюрная комбинация из пяти карт, состоящая из туза, короля, дамы, валета и десятки бубновой масти. Металл потемнел от времени, видимо Ринат приобрёл его ребёнком, и вызывает искреннее недоумение. Вспоминается скандал, случившийся в самом начале нашего совместного с Троллем проживания, когда Илона застала сына за онлайн игрой в покер. Боже, как она тогда ругалась! Даже отвесила покрасневшему Ринату крепкую затрещину, после чего тот долго успокаивал рыдающую мать. Карты у них отчего-то под запретом, но парень продолжает хранить серебряный роял-флеш — самую редкую и сильную комбинацию в покере. Вопрос — зачем?
Следующая находка меня смущает и окончательно отбивает желание копаться в чужих вещах — это начатая упаковка презервативов. Я, конечно, отдаю себе отчёт, что Ринат с Катей не ограничивались прогулками рука об руку, но лично в том убедиться крайне неприятно, я бы даже сказала — больно. Лицо покалывает от смущения, стоит лишь припомнить увиденную на экране гостиничной плазмы пошлость, а воспалённое воображение живо рисует Тролля в главной роли.
До сих пор мне всё давалось по первому желанию, я шла напролом, не заботясь о планах и чувствах окружающих, и благосклонность Рината никогда не являлся моей целью, скорее наоборот. Так откуда сейчас взялась злость и чувство, что меня предали?
Обида тисками сдавливает грудную клетку, выкачивая из неё весь воздух, и я с громким стуком возвращаю корзинку на место. Ринат мне никто, так ведь?! Отчего же так жжётся и щемит в груди?!
Не в силах постичь собственных метаний, присаживаюсь на кровать Рината, тоскливо осматривая пол. Из-под тумбочки виднеется ранее не замеченная мною связка ключей, с чёрно белым брелком в виде футбольного мяча.
И надо бы подняться, достать его, но мышцы вдруг становятся чужими и ватными. Окружающие меня стены как
