- Вообще не мой тип.
- А кто же твой тип? – обронил, надеясь услышать комплимент в свой адрес.
- Догадайся, - ответила ты. И пальчики ловко нырнули в карман. В мой карман! Брюки «пустили тебя». Под ними ладошка проделала фокус, и скрылась в трусах.
- Ань, - я поймал её, словно зверька.
- Ты ревнуешь? Ревнуешь? – прижалась, порывисто выдохнув в губы.
Я обхватил твою выпуклость правой рукой. Уместилась в ладони. До трусиков было всего ничего. Слой ткани, тончайшей настолько, что я ощутил их приятный рельеф.
- Эй, ну вы где? Извращенцы! – крикнул Жека.
На кухне был ящик спиртного, закуску готовила Лёлька. Ника надула шары и развесила их по квартире. Мы собирались отметить премьеру, поздравить тебя. А ты постоянно зевала.
- А красивая эта Дана, правда? – мечтательно бросила Лёля.
Ника тут же её опровергла:
- Ничего в ней красивого! Просто типаж.
Женька поддел её:
- Слов нахваталась!
Они шутливо «пинали» друг друга. Как мы.
- К тому же, она уже старая, - фыркнула Ника.
- Я посмотрю на тебя в тридцать пять. Будешь ли ты считать себя старой? – мудро ответила Лёля.
Я обнимал тебя левой рукой. Ты обмякла, лицом улеглась мне на грудь. Я убрал твои волосы за ухо. Чмокнул в макушку. И всё тот же навязчивый розовый запах коснулся ноздрей.
Глава 27. Аня
Лето было в разгаре, жаркий полдень сушил обезлюдевший город, зной тяжёлыми волнами лился с небес. И вечера коротали в кафешке неподалёку. На свежем воздухе было приятнее сидеть, чем в квартире. Шуточки про мою роль до сих пор не покинули наш обиход.
- Ну, ты, конечно, исполнила! – усмехался твой друг. Гамадрил с повадками театрала.
- Ань, а что стало с голубкой? – поинтересовалась Лёлька, самая сердобольная из нас.
- Улетела, - предположила я. Ведь о судьбе голубя мне было ничего неизвестно.
«Дитя порока» давали еженедельно, по пятницам. Пока интерес не упал! А далее шла репетиция роли Ирины. Сперанский взялся обыгрывать классику, и ставил «Трёх сестёр». Из которых я была самой младшей и взбалмошной.
Я пропадала в театре, параллельно училась. Мама и бабушка диву давались! Бабуля пришла на следующий раз и привела с собой всех медсестёр отделения. А мать больше не приходила…
Чем более я уставала, тем приятнее было сидеть и «кормить комаров». Как выражалась Вероника. Она отбросила злобу и теперь выясняла, как звали парня, игравшего Дмитрия.
- Вообще, он Антоха, - ответила я.
- Антон, Антон, - повторила она с гундосым акцентом.
- Гандон! – брякнул Жека.
Ты рассмеялся в ответ. А я посмотрела с упрёком.
Вечер был в самом разгаре. Взяли пивка. Я тянула из трубочки. Светлое, женское. Ты разрешал! Музыка стала чуть громче. Что-то блатное лилось из машины, что встала неподалёку от нас. Но мы продолжали смеяться и пить.
- Ну, короче, - продолжила Ника, - Как он целуется?
Я с шумом втянула носом воздух. Вот же дрянь! Ну, а ты? Навострил уши.
- Да, так себе, средненько, - фыркнула я, чтобы польстить тебе. Ведь целовался Антоха зачётно!
- Зато фамилия у него крутая, - заметила Ника, - Войцехович, дворянская!
- Волецкевич, - поправила я.
Вероника кивнула. Она пила крепкое, и потому была в зюзю.
- Войцеховский мне больше нравится, - вздохнула томно.
Ты резко поднялся и вышел. Я посидела, глядя, как ты удаляешься. Туалет был в другой стороне. И мне ничего не оставалось, как отправиться следом…
Я нашла тебя курящим за деревом. Хотя мы вместе решили бросить курить! Ты потушил сигарету.
- Поделишься? – спросила я, указав взглядом на пачку. Но это слово касалось другого.
Ты спрятал свои сигареты, не дав ни одной.
- Чё я там, как придурок сижу? – спросил, сунув руки в карманы.
Я сцепила свои на груди:
- А ты сиди, как умный.
Ты усмехнулся:
- Как ты?
Я пыталась понять, в чём меня обвиняют. Ты смотрел, как чужой человек!
- У тебя других тем нет, кроме этих рассказов? Только и слышно, бл*дь, Тоха, Антоха!
- А ты не слушай! – предложила я.
Ты запрокинул лицо, шумно выдохнул воздух:
- Думаешь, мне легко видеть, как вы с ним сосётесь на сцене?
- Что? – удивлённо откликнулась я, - Так ты не смотри!
- Не могу! – ты почти прокричал.
Мы замкнулись. Каждый в своём.
- Ты ведёшь себя глупо, - озвучила я, наконец.
Но ты не остыл:
- Это ты зазвездилась!
И тут меня накрыло язвительным гневом.
- С чего бы? – хмыкнула я.
- Вот и я не пойму, с чего, - с пренебрежением выдохнул ты.
Я поражённо застыла. Услышать такое в свой адрес – был удар ниже пояса. Это у мужчин. А у женщины – в грудь. Ты ударил меня в тот момент! Не коснувшись, ударил…
- Знаешь, что? А я поняла, - я взяла себя в руки, - Ты просто завидуешь мне! Ты не можешь смириться. Мой успех раздражает тебя! Вот если бы я была лузером, было бы проще…
- Успех, бл*дь, - услышала я. И прикусила губу от досады.
- Да, успех, представляешь? – съязвила.
Ты посмотрел на меня:
- Как ты кастинг прошла этот грёбаный?
Я сглотнула:
- Ты на что намекаешь?
- А с чего бы он выбрал тебя? – процедил ты сквозь зубы.
Чем просто лишил меня дара речи. Я впервые услышала это. Такой откровенный наезд!
Я упёрла ладони в бока:
- Да потому, что я очень талантлива! Такой ответ тебе трудно признать?
Ты поддержал:
- И талантлива тоже.
- К чему ты клонишь? – я почти прошипела. Я хотела тебя укусить! Уязвить. Достучаться.
- К тому, что я знаю не всё, - сказал ты загадочным тоном.
- А чего ты не знаешь? – ответила я.
И ты перешёл в «наступление»:
- А ничего я не знаю! О твоём этом театре. Об этом сраном твоём режиссёре!
Я защищалась. Я делала всё, что могла! Нащупала слабое место…
- Может быть, если бы ты меньше копался в машинках, и больше интересовался искусством…
- Я мужик, а не пид*р! – выдохнул ты.
Я покривилась. Но и тут не осталась в долгу:
- Тоха тоже мужик! - сказала с улыбочкой.
Ты запыхтел, словно бык:
- Так значит, проверила всё-таки?
Голос твой обжигал.
- Замолчи! – предупредила я «выстрелом в воздух».
- А с этой… Спирохетой ты тоже спала? – обозвал ты Сперанского. Коверкать фамилии было у вас с Вероникой одно на двоих.
Я не могла говорить. Я смотрела убийственным взглядом. Призывая тебя замолчать…
- Тогда популярность тебе обеспечена, - рассмеялся ты собственной шутке. Довольно плоской, бессмысленной и бесполезной.
- Ты просто жалок, - ответила фразой, вложив в неё столько презрения, на сколько могла «раскошелиться» в тот злополучный момент.
По лицу у тебя пробежал электрический ток. Брови дёрнулись, ноздри раздулись, а губы сжимались так плотно, что почти потеряли естественный цвет.
- До тебя мне ещё, как до неба, - ответил ты многозначительно.
Я расправила плечи, чтобы ты не увидел, как трудно себя контролировать. Голос срывался на крик! Хотелось к тебе подойти и ударить. А после прижаться всем телом. Ведь ты, это ты…
Но мы изменились вдвоём. Перестали быть парой. Почти! Остался шажочек. Всего один шаг…
- Неудачник! Ты сам на подхвате у папы всю жизнь, - процедила, боясь и ликуя.
Ты смотрел мне в глаза. Ненавидящим взглядом…
- Лучше уж так, чем п*здой добывать себе роль, - холодным решительным тоном сказал, будто плюнул в лицо.
У меня оборвалась струна. И душа замолчала! Закончились фразы и мысли. Я ощутила, комок, вставший в горле.
- Да пошёл ты! – ответила резко, куда – объяснить не смогла.
Развернулась, дошла до стола. Прихватила рюкзак, на ходу застегнула.
- Ань, ты куда? – послышалось в спину.
Вместо ответа я помахала рукой. Ты так и стоял, поджигал сигарету.
- На репетицию? – спросил, зажимая в зубах белый фильтр.
Я не сдержалась… Проходя мимо, залепила тебе по щеке! Сигарета упала на землю. И я раздавила её.