Вздохнув, Бренна сунула помаду в сумочку.
— Какое облегчение!
Бренна чудесно провела вечер. Лучший вечер в ее жизни. Вкусная еда в хорошем ресторане в приятной компании.
Но по правде она чуть не умерла от скуки, хотя еще не была готова это признать, и поэтому дала Дэниелу номер своего телефона и сказала себе, что встретится с парнем, если он позвонит и пригласит ее.
Он вежливый и веселый, твердила она себе, ведя грузовик от паба, где ее высадили после свидания. Он делал вид, что интересуется ее работой, расспрашивал, какие фильмы она любит смотреть. Оказалось, что им обоим нравятся американские фильмы в жанре жесткого детектива.
Дэниел оказался гордым обладателем большой коллекции таких видеофильмов и намекнул, что Бренна могла бы приехать в Дублин, и они устроили бы свой маленький кинофестиваль.
Может, это бы ей даже понравилось, как понравился легкий прощальный поцелуй. Дэниел вел себя очень деликатно, не распускал руки при первом знакомстве.
Идеальный парень.
И будь проклят Шон Галлахер за то, что отбил у нее всякое желание целоваться с другим мужчиной.
Бренна сбавила скорость, остановила грузовик на дороге у коттеджа, окутанного легким туманом.
О, змей-искуситель дома, в гостиной горит свет. Наверное, играет на пианино, наслаждается своей музыкой. Если бы окно было открыто, она бы услышала.
Жаль, что ничего не слышно.
Ей безумно захотелось свернуть в проулок, зайти в коттедж и высказать все, что наболело, и, может, треснуть парня еще разок.
Но этим она показала бы, что придала значение его выходке. Нет, надо держаться от него подальше.
Что же это за мужчина, который сегодня целует тебя так, словно готов делать это вечно, а назавтра ведет себя, как разъяренный папаша?
Умыть он ее захотел! Идиот!
Бренна презрительно фыркнула и уже хотела уехать, но заметила движение в верхнем окне. Какой ужас! Неужели Шон видел, как она таращится на коттедж?
Она даже не успела покраснеть от смущения. У окна стояла женщина с сияющими в лунном свете длинными светлыми волосами.
Бренна вздохнула, опустила боковое стекло, оперлась о пего скрещенными руками и положила на них голову.
Бедная одинокая Красавица Гвен с разбитым сердцем. Сколько ночей стоит она у этого окна? И все из-за мужчины.
— Почему мы так мучаемся из-за них, Гвен? Почему впускаем их в свое сердце, в свои мысли? По сути, от них одни неприятности.
Его сердце в его песне. Бренна услышала эти слова, будто их шепнули прямо ей на ухо. И ты тоже. Слушай.
Бренна крепко зажмурилась, пытаясь заглушить что-то огромное, пугающее, что зазвучало в ее голове.
— Нет, нет! Я покончила с ним, я больше не буду думать о Шоие, не буду тратить на него время. Хватит с меня.
Бренна резко подала грузовик задним ходом и помчалась домой.
Шон знал, что в этот день Бренна работает одна. Специально проверил. Мика О'Тула вызвали в отель, а Джуд отправилась по делам в деревню.
Поднимаясь на второй этаж, он слышал стук молотка. То есть женщина вооружена, и он сильно рискует.
Почти всю ночь он думал о сложившейся ситуации. Это уже вошло у него в привычку и стоило ему многих бессонных часов. И в конце концов он пришел к выводу, что Джуд права. Пора сдвинуться с мертвой точки. Куда-нибудь. Куда, он еще не знал, но надеялся, что предстоящий разговор определит направление.
Стук молотка доносился из гардеробной в будущей детской. Шон вошел и вдруг, поддавшись порыву — странное дело: обычно он ничего не делал, не подумав хорошенько, — запер дверь и сунул ключ в карман. Теперь Бренна не сможет уйти, пока он не выскажется, хотя разъярится непременно.
— Джуд? Ты так быстро вернулась? Тогда взгляни на полочки и скажи, устраивают ли они тебя. — Бренна, стоявшая на третьей ступеньке стремянки, оглянулась через плечо и увидела Шона.
Он ждал потока проклятий, но Бренна посмотрела на него, как на пустое место, и вернулась к работе. Плохой знак.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Я работаю. У меня нет времени на болтовню.
— Мне очень нужно поговорить с тобой. — Шон вошел в просторный стенной шкаф, положил ладонь на ее бедро и чуть не отскочил, когда Бренна взглянула на него сверху вниз и поудобнее перехватила рукоять молотка. — Ты не могла бы отложить эту штуковину?
— Не могла бы.
Он не был трусом, однако мозги у него имелись, и он выдернул молоток из ее руки.
— У меня на голове шишка размером с мячик для гольфа. Я не хотел бы заработать еще одну. Всего несколько слов.
— А мне нечего тебе сказать, Шон, и, поскольку я дорожу нашей давней дружбой, пожалуйста, оставь меня в покое.
Шон запаниковал.
— Я хочу попросить у тебя прощения. Бренна отвернулась, вытащила рулетку.
Эта женщина пробуждает в нем самые дурные инстинкты, подумал он, хватая ее за бедра и стаскивая со стремянки. Бренна развернулась, и, хотя он ожидал удар, не стал уворачиваться, поскольку заметил в ее глазах слезы.
— Прости. — Паника слегка отступила и задержалась где-то в груди. — Не плачь. Я этого не вынесу.
— Я не плачу. — Пусть слезы выжгут глаза, но ни одну она не прольет перед ним. — Я просила оставить меня в покое. Ты не ушел, тогда уйду я.
Бренна решительно зашагала к двери, дернула ручку и вытаращила глаза.
— Ты запер дверь! — Она развернулась. — Ты совсем спятил?
— Я знаю тебя и понимал, что ты не захочешь меня выслушать. Но так тебе придется.
Бренна покосилась на ящик с инструментами, явно мысленно выбирая подходящее оружие. Несмотря на искренность своих извинений, Шон не был готов к колотым или резаным ранам и заслонил арсенал собственным телом.
— Ты сама сказала, что дорожишь нашей дружбой. Я тоже ею дорожу. Очень дорожу нашей дружбой и тобой, Бренна.
— И поэтому вчера вечером обращался со мной, как со шлюхой?
Ее сорвавшийся голос доконал его.
— Наверное, ты права, но я не привык видеть тебя такой, — уныло согласился Шоп.
— Какой — такой?
— Красивой. — Ее глаза округлились от изумления, и Шон бросился ковать железо, пока горячо. — Утонченной, женственной.
— Я ведь и есть женщина, Шон.
— Я знаю, но ты обычно не даешь себе труда подчеркнуть это.
Шон невольно расковырял старую рану, и Бренна ощетинилась.
— Интересно. Значит, если я могу вбить гвоздь или залатать трубу, я уже и не женщина? Значит если я накрасила губы и надела платье, сразу стала шлюхой?
— Нет. Я ничего такого не думаю. Я вел себя глупо, отвратительно. Мне очень жаль.
