– До какого?
– До того самого, – отрезал он, – Давай оставим эту тему.
Я вздохнула и уронила голову на подушку. От хлопка наволочки и простыни исходил какой–то свежий запах и аромат его пряного тела. Ткань приятно хрустела под нами и немного раздражала мою кожу.
Саша пошевелился, и я почувствовала его дыхание на своем затылке. Он провел носом по моим коротким волосам, и запустил пальцы в мою макушку.
– Мне их не хватает, – сказал он с теплотой в голосе.
– Если честно, мне тоже, – выдала я в подушку свою маленькую тайну.
– Зачем обстригла? – спросил он, целуя меня в спину.
– Увидела твою фотографию с Дашей в газете. Мне не понравилась ее прическа, – буркнула я недовольно, поморщившись от щекотки.
– Дурочка, – тихо рассмеялся он в мое плечо, – Я попросил ее перекраситься и подстричься в Женеве.
Я перевернулась на спину и уставилась на него, как на восьмое чудо света.
– Зачем?
– Чтобы она стала похожей на тебя, – ответил он, проводя пальцем по моей ключице.
– И татуировку она тоже не просто так сделала?
– Нет, – Саша улыбнулся и наклонился ко мне, чтобы поцеловать. Потом он передвинулся и коснулся губами моей щеки, – В Женеве я постарался запомнить каждую деталь твоей колибри. Я сам нарисовал для нее эскиз.
– Господи, ты точно больной.
– Я знаю, – выдохнул он, и поднял голову.
Потом он оттянул одеяло и обнажил меня до пояса. От прохладного воздуха кожа покрылась мурашками. Приподнявшись на руках, он наклонился надо мной и опустился ниже.
– У тебя появилась новая, – сказал он, разглядывая надпись под моей левой грудью.
Я провела по месту, которое фантомно зудело после того, как я посетила тату–салон месяц назад.
– Боль была адская. Прямо на ребре, – призналась я.
– Красиво, – он поцеловал строчку, а потом прочитал ее вслух, – Je t’aime.
Я улыбнулась и зарылась пальцами в его густые с сединой волосы. Саша поднял голову и его глаза сверкнули.
– Еще?
Я ничего не ответила, просто кивнула. Он раздвинул рукой мои ноги и устроился между ними. Медленно поднимаясь, Саша поцеловал меня в ключицу, изгиб шеи и подбородок.
– J'ai perdu tout le temps que j'ai passe sans vous.
– Что это значит? – улыбнулась я смешному слову.
– Я потерял все время, что провел без тебя, – ответил он, вглядываясь в мое лицо, – Почему ты так улыбаешься?
– Меня смутило слово «пердю», а так ничего. Мило, – прыснула я, сдерживая смех.
Саша рассмеялся мне в шею, продолжая нависать надо мной, опираясь на локти.
– Я тут афоризмами на французском бросаюсь, а ты надо мной смеешься, – сказал он с фальшивой обидой.
– Между прочим, сейчас ржал ты, – я стукнула его кулаком в плечо, а потом обхватила его и подняла голову, чтобы поцеловать, – Когда ты говоришь на французском, я готова простить тебе все. Даже то, что ты козел.
Саша фыркнул, но ответил на мой поцелуй. Потом он прищурился и прижал меня к матрасу, подняв мои руки над головой.
– Иногда мне хочется тебя отшлепать за твой мерзкий язык.
– Ты же не поклонник… – начала я, пытаясь вырваться из цепкой хватки.
– Нет, но вот именно тебя мне хочется связать и отшлепать, – смачно повторил он, устраиваясь у меня между ног поудобнее.
– Даже не вздумай, я не по этой части, – фыркнула я, обхватывая его ногами.
– Я знаю.
– Это так странно, – прошептала я, когда он снова проложил дорожку из влажных поцелуев от моей шеи до ключицы.
Босс поднял голову и нахмурился:
– Что странно?
– Мы.
– Почему ты считаешь нас странными? – спросил он, отпустив мои руки.
Я обхватила ладонями его плечи. Проведя пальцем по шраму от неудачной татуировки, который красовался у него на правом плече, я заглянула ему в глаза и честно ответила:
– Мне казалось, что у нас ничего не может быть кроме секса. Я думала, что мы слишком разные.
– А теперь? – его голова наклонилась, и он поцеловал меня под ухом.
– А теперь, – я вздохнула, – Я не знаю. Расскажи о своих родителях.
Саша посмотрел мне в глаза и сел на кровати, вытянув ноги вдоль моего тела. Он прикрылся одеялом, а я повернула голову и посмотрела на его пятку, лежащую рядом с моим лицом.
– Отца я никогда не знал, а мама… Ну, она была чем–то похожа на тебя, – наконец–то сказал он, положив руки мне на колени.
Я приподнялась на локтях, и села напротив него, согнув ноги. Его ладони переместились мне на бедра, и он начал медленно их поглаживать, а потом сжал и придвинул меня к себе.
– Чем? – спросила я, уткнувшись носом ему в подбородок.
Он слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать меня.
– Она была живая. Веселая, жизнерадостная. Мама любила жизнь, любила свое дело и, как бы это ни было парадоксально, – Саша глубоко вздохнул, и отвел прядь волос с моего лица, – Она любила меня.
– Почему ты считаешь это парадоксальным? – спросила я, устраивая голову у него на плече.
– Я внешне похож на своего отца. Он бросил ее, когда узнал о беременности. Она осталась одна в чужой стране, без помощи, без друзей и родственников, – он провел ладонью по моему позвоночнику, и я зажмурилась от удовольствия, – Я часто думаю о том, что, наверное, ей было больно смотреть на меня и видеть его перед собой.
– Ерунда, Саша, – сказала я, – Мать любит своего ребенка, независимо от того, на кого он похож.
– Ты так говоришь, потому что Тео похож на тебя, – Саша вздохнул и прикоснулся губами к моему плечу, – А представь, если бы это было иначе.
– Не думаю, что я любила бы его меньше, – буркнула я.
– Может и нет, – он пожал плечами и немного отстранился.
– Как она умерла? – спросила я, подняв голову.
– Ее сбил пьяный водитель, когда мы шли домой из школы.
Я сглотнула, и хотела что–то сказать, но он продолжил:
– Мама была учителем французского языка в моей школе. Не знаю, как у нее получилось, но она смогла устроить меня туда, тогда еще, сороковую школу. В то время это было трудно, тем более для матери-одиночки, – он погладил меня по щеке большим пальцем и нахмурился, – Я оставался на продленку, а вечером мы вместе добирались домой. Когда мы переходили дорогу, я заметил, что шнурок на ботинке развязался и остановился на тротуаре, чтобы его завязать. А она пошла вперед. Тогда на нее и наехали.
– Ты все видел? – смогла выдавить из себя я, убирая его руку от моего лица.
– Я держал ее голову на коленях, пока она умирала, – сказал Саша, переплетая свои пальцы с моими, – Что–то шептал ей, плакал, целовал ее лицо. Просил не оставлять меня. В общем, говорил то, что может сказать десятилетний мальчишка.
