Уже пробило шесть часов, и Филип, отказавшись от чая, вытащил из буфета в столовой бутылку хереса. Они выпили по бокалу, этим отметив важное событие, и по настоянию Харриет, чтобы не обидеть экономку доктора Паркса, принялись за пирожные и бутерброды. В этом отношении очень помог Соломон, успевший истребить тарелку маленьких пирожных прежде, чем они заметили, что щенок забрался на кресло и оказался на уровне стола; но Харриет не стала наказывать песика, потому что последний час он скучал почти без присмотра и был еще мал, чтобы удержаться от слишком большого искушения.
Потом Харриет вымыла посуду, поставила фарфор на место, убрала несъеденные лакомства и присоединилась к доктору в гостиной. Он сидел в глубоком, удобном кресле с трубкой в зубах — предварительно убедившись, что Харриет не будет возражать, — и дал ей знак присесть к нему в это же кресло. Но Харриет постепенно спускалась с седьмого неба, на котором позабыла обо всех неприятных мыслях и обязанностях, и поняла, что если немедленно не вернется в «Фалез», то опоздает к обеду, и тогда Гэй откровенно удивится и почти наверняка задаст контрольные вопросы. Припомнив Гэй, она вспомнила еще кое-что... и решила, что, пока они не зашли слишком далеко, ей необходимо выяснить, что знает Филип Дрю о своем законном наследстве.
Прежде чем задать прямой вопрос, Харриет тяжело вздохнула. Она ни в коем случае не желала доставлять неприятности сводной сестре или становиться, пусть косвенной, причиной лишения ее чего бы то ни было. Но, зная то, что она знала, будучи так близко к Филипу, Харриет просто не могла позволить ему оставаться в неведении — если он на самом деле не знает — истинного положения дел.
Вероятно, Гэй возненавидит ее, но Харриет должна все выяснить. Другого выхода нет. После возвращения из Лондона Гэй самой следовало бы это понять.
— Я... должна задать один вопрос, — начала Харриет, отказываясь подходить к Филипу ближе чем на три фута.
Он на миг нахмурился, но тут же повеселел.
— Хочешь выяснить мое финансовое положение, так? — легко предположил он. — Могу ли я содержать жену и тому подобное!
— Не говори глупостей. — Харриет сделала шаг к нему. — Это не имеет ничего общего с деньгами... точнее, — торопливо поправилась она, — кое-что все-таки имеет.
Харриет могла поклясться, что сейчас он действительно был удивлен, но лицо доктора Дрю превратилось в непроницаемую маску.
— Продолжай, — потребовал он решительно. — Как всех женщин, тебя интересуют материальные блага? — Но в голосе его явственно слышалась грусть.
— Нет. — Харриет поспешила закончить свою мысль, пока Филип не подумал о ней еще чего-нибудь плохого. — Речь идет о «Фалезе»... я имею в виду дом, не деревню... О найденном на чердаке портрете.
— А! — Филип Дрю откинулся в кресле поудобнее и похлопал по колену, приглашая Соломона прыгнуть. — Это тот, что потом исчез?
Соломон не возражал, и Филип запустил пальцы в медовую шерстку.
Харриет молча кивнула.
— Помнится, я его так и не увидел, — очень медленно ответил он. — Мы поднялись за ним на чердак. Но портрет пропал. Из-за него ты пережила кошмар всей жизни, и нам лучше забыть его, если ты не возражаешь.
Но девушка ожесточенно затрясла головой. Она знала, что просто не может позволить Гэй так просто отделаться.
— Нет. Нет, ты не понимаешь! Портрет там был, Гэй нашла его и забрала в свою комнату. — Харриет показалось, что доктор прищурился. — Гэй поехала в Лондон на розыски и выяснила, что мужчина на портрете начала девятнадцатого века твой предок и на самом деле тебя зовут Филип Дрю-Эрншо. Мы не знаем, что известно тебе...
— Все, — сказал Филип Дрю так тихо и спокойно, что она удивленно уставилась на него. — Но я не заинтересован... или, скажем так, больше не заинтересован в наследстве. Было время, когда меня привлекала мысль вернуть принадлежащее по праву поместье, и я принял работу заместителя доктора Паркса, потому что хотел побывать в «Фалезе» и познакомиться с его настоящим владельцем. Одной из причин моего столь чуткого отношения к вызовам твоей сестры было именно это. Я считал, что представилась исключительная возможность привести факты к общему знаменателю и обосновать претензии, но один взгляд в твои ясные зеленые глаза — и все мои ценности и планы оказались под угрозой. Ты так непохожа на свою сестру, что я понял: будь ты на месте миссис Эрншо, я не смог бы отобрать дом. И потом, когда ты упала в обморок после находки на чердаке портрета моего прапрадедушки, я так заинтересовался тобой, что забыл все остальное и сосредоточился на попытках поближе с тобой познакомиться. Но ты была неуловима как воздух, огрызалась при каждой нашей встрече, и только после этого происшествия на чердаке я стал лелеять маленькую надежду на твою благосклонность. Собственно говоря, надежда появилась, когда ты разрешила поцеловать себя, не дав оплеуху!
Харриет с огромным облегчением вздохнула и упала рядом с его креслом на колени.
— О, Филип! — воскликнула она. — Ты на самом деле потерял интерес к дому — и доходу! — после встречи со мной?
Свободной рукой, не занятой поглаживанием Соломона, он ласково провел по волосам девушки.
— Говорю же, с момента нашей встречи ничто другое меня не интересовало... хотя, возможно, я проявлял свой интерес несколько странным образом! Я стал одержим и принимал все приглашения миссис Эрншо только для того, чтобы быть рядом с тобой.
— Не для сбора сведений о доме?
— Сейчас дом абсолютно безразличен для меня, так как, по-моему, это подходящие декорации для твоей сестры. А подходящие декорации для твоей сестры я считаю неподходящими для тебя и меня. У меня много своих денег, и, если я захочу иметь в округе собственный дом, когда-нибудь его куплю. Но не сейчас! Мне пора возвращаться в Лондон, к своей практике, и, если ты серьезно решила все, о чем говорила мне днем, мы едем вместе. — Филип жадно привлек девушку к себе. — Скажи, что вернешься со мной в Лондон, Харриет... как моя жена!
В блаженной легкости Харриет прильнула к нему. Ей казалось, что у нее гора свалилась с плеч.
— Я люблю «Фалез», — призналась она, — но не буду счастлива, если ты выгонишь Гэй, чтобы в нем поселиться со мной. Я догадываюсь, что твои права бесспорны, но, если ты не станешь их предъявлять, Гэй ничего не грозит.
— А как сводная сестра ты хочешь ее безопасности?
— Похоже, я по-своему люблю Гэй, — призналась Харриет. — А по-своему она меня... — Но, понимая, что будет лучше, если Филип узнает всю правду, добавила: — Знаешь, она решила стать твоей женой! То есть собирается выйти за тебя замуж, если ты намерен отобрать у нее дом, но, даже когда узнает, что дом тебе неинтересен, скорей всего, не прекратит своих попыток. Потому что, по-моему, ты ей очень понравился, — уточнила она, оправдывая решимость сестры. — Как думаешь, следует поставить Гэй в известность, что ты скоро женишься на мне?.. — краснея, с очаровательным смущением закончила она.
