Он был так свиреп, так пылок и настойчив, так, безусловно сексуален, что она с трудом выдерживала его взгляд.
Но сейчас, когда наступил решающий момент и, Ханна могла рассказать ему о своих чувствах, она обнаружила, что язык словно одеревенел.
— Э-э… лучше ты сначала.
— Пожалуйста! — с шутовской уступчивостью согласился он, и глаза Ханны сами собой подозрительно прищурились.
Она не помнила, чтобы Зак был уступчив.
— Я люблю тебя. И думаю, что ты любишь меня, — небрежно-деловым тоном объявил он. — Еще я думаю, ты убедила себя, что за такое короткое время просто невозможно влюбиться. И ты будешь продолжать притворяться, что ничего не случилось.
— Никакого притворства!
— В самом деле? И ты думаешь, я поверю, что ты занималась со мной любовью в тот первый раз только из-за того, что не хотела мыть туалеты?
— Я уже говорила, что не только из-за этого. И я знала это с самого начала. Просто все это оказалось…
— Слишком громадным, и ты не знала, как с ним обращаться?
— Да, и, кроме того, я знаю тебя всего несколько дней, Зак. Это меня пугало.
— Ты знаешь меня всю жизнь. То, что произошло в тот день между нами, и то, что происходит с тех пор, имеет отношение только к нам и к тому, что мы чувствуем друг к другу.
— Да, — прошептала она.
— Я ведь еще не говорил тебе, что облава прошла как по нотам, — спокойно произнес он. — Что мне поручили новое, еще более сложное задание. И да, кстати: я уволился с работы.
Ханна оцепенела.
— Как ты сказал? Ты не говорил мне, что собираешься это сделать.
— Да. — Он разжал свою медвежью хватку, отпуская ее руки, чтобы коснуться лица. — Я боялся, Ханна.
— Ты ничего не боишься.
— О нет, это не так. Я боюсь, что ты по-настоящему не понимаешь, какие чувства я к тебе испытываю. Боюсь, что ты не испытываешь ко мне того же самого. Боюсь, что ты можешь ускользнуть из моей жизни.
Ханна открыла было рот, чтобы возразить, но Зак наклонился и мягко коснулся губами ее губ.
— Не перебивай. Мне хочется, чтобы ты поняла, почувствовала, как сильно я тебя люблю. Так сильно, что ты не можешь меня отвергнуть.
Отвергнуть его? Чего ради?
Но тут он снова принялся ее целовать.
— Вот, — прошептал Зак, с улыбкой глядя ей в лицо. Ханне стало трудно дышать. — Вот то выражение, которое я хотел увидеть.
— Ошеломление?
— Нет. Любовь. — Большими пальцами он нежно обвел контур ее лица. — На чем это я остановился? Ах, да… так вот, я уволился.
— Но ты же так любил свою работу!
— Да, мне нравится быть полицейским, но мне надоело жить в Лос-Анджелесе и действовать под чужим именем, в глубоком секрете. Быть человеком без роду и племени. Без семьи, без друзей… Без тебя.
— Значит, раньше ты не ощущал…
Он снова поцеловал ее — на сей раз долгим, глубоким, божественно греховным поцелуем — и не отрывался, пока у обоих не закружилась голова.
— Да, раньше, до ранения, я не знал, что все это мне так необходимо. Я понял это после того, как снова увидел тебя. Было так, словно тем вечером я заглянул в зеркало и увидел там свою вторую душу. Я просто не знал, что делать со всем этим, пока не столкнулся лицом к лицу с необходимостью уехать отсюда. Уехать от тебя. И даже тогда я все еще продолжал обманывать себя — до тех пор, пока не приехал в Лос-Анджелес. И тогда уже стало невозможно отрицать правду.
— Значит, ты вот так взял и оставил работу? Но ведь и я тоже оставила свою! Я отправилась к тебе, в Лос-Анджелес, а ты…
— А я в это время был здесь! — Зак начал хохотать как сумасшедший. Потом прижался лбом к ее лбу. — Так вот почему Алекс с Тэрой так потешались. А я-то недоумевал.
— Этого бы не случилось, если бы ты мне сообщил!
— Или если бы ты мне сообщила… — Глаза его светились радостью и надеждой. — Так ты поехала за мной… Можешь себе представить, что я сейчас чувствую?
— Думаю, ты чувствуешь себя безработным, — сказала она, все еще не очень веря, что он всем пожертвовал ради нее. Привычной жизнью, работой… Сила его любви повергала в трепет.
— Я по-прежнему собираюсь работать в полиции, — сказал Зак. — Но только уже здесь.
— В Авиле? Действительно? — прошептала она. — Правда? Ты останешься? Но…
— И собираюсь, и останусь. Неужели ты еще не поняла, Ханна? Я хочу быть с тобой. — Во взгляде его при этих словах промелькнула какая-то нервозность, неуверенность, и Ханна почувствовала укол совести за то, что была недостаточно честна с ним.
— Ты знаешь, зачем я поехала в Лос-Анджелес? — спросила она. — Почему оставила гостиницу, Алекс и Тэру?
— Нет, но ты все мне расскажешь. А иначе тебе не сойти с этой постели. — Его тело сильнее вдавилось в нее.
— Ммм, — блаженно промычала Ханна.
Взгляд Зака, и без того горячий, сделался еще жарче, и он чуть раздвинул бедром ее ноги, ритмично надавливая, пока она не раскинулась ему навстречу.
Застыв в этой позе, оба блаженно вздохнули.
— Ты собиралась рассказать мне что-то важное, — напомнил он хриплым, чувственным голосом.
— Я… — вздрогнула она в беззвучном вскрике, потому что он как раз спустил бретельки ее сарафана, обнажая грудь.
— Так что же? — настаивал он, обхватывая ладонями ее полные груди, шершавыми большими пальцами водя по соскам, так что у нее опять перехватило дыхание. — А, Ханна?
— Я…
Он завернул юбку ее сарафана до талии, одним махом сорвал трусики и снова прижался к ней.
— Погоди… — выдохнула она. — Я хочу сказать тебе кое-что, пока еще могу соображать… Понимаешь, я бы хотела, чтобы ты знал, что дело не в одной только похоти… Я бы хотела…
— Ты права. — Зак оторвался от нее и встал на колени. — Не буду тебя отвлекать, — пообещал он, убирая руки. На губах у него играла чуть заметная улыбка, однако глаза были совершенно серьезны. — Итак, объясни мне, зачем ты приехала в Лос-Анджелес, почему решила бросить все, что так любила?
Ханна села и стыдливо потянула вниз подол сарафана, отчего губы Зака сложились в кривую ухмылку. Он, однако, ничего не сказал, и даже когда она скрестила руки, заслоняя грудь. Закусив губу, Ханна наконец подняла на него глаза.
— Я бы бросила и много больше, много, много больше. Понимаешь, я отдала бы все на свете, лишь бы быть с тобой.
— Но почему, Ханна?
— Потому, что я люблю тебя. Люблю всем сердцем. — Она улыбнулась с глазами, полными слез. — Мне кажется, я всегда тебя любила и всегда буду любить. Но, понимаешь, я не хочу, чтобы ты чем-то жертвовал ради меня. Честное слово. — Она прильнула к нему. — Ничем. Если ты хочешь работать в Лос-Анджелесе, то…
— Нет. — Он улыбнулся в ее пушистые волосы. — Я ведь тоже не хочу, чтобы ты чем-то жертвовала ради меня. Разве что иногда. Ты, например, слишком много работаешь.
