— Ну, понимаете, она напоминает… некоторую часть мужского тела.
К полудню, когда они заехали в ателье «Мартин» за нарядом для Женевьевы, Лулу незаметно пронесла под пальто маленькую бутылку водки. После примерки они должны были вернуться в особняк графа Дюваля и посмотреть костюмированную репетицию отрывка хореографической постановки в стиле кубизма. Следующим пунктом их маршрута стал парфюмерный магазин Ричарда Хаднота на рю де ла Пэ, и, наконец, пока Лулу еще могла мыслить трезво, обе девушки отправились в салон Лины Кавальери, чтобы привести в порядок свои прически, маникюр и макияж, за Лулу платила Женевьева — в знак благодарности.
В ателье «Мартин» Лулу откинулась в кресле, наблюдая, как Женевьеве помогают надеть новое платье.
— Ну, что скажешь? — Женевьева появилась из-за китайской ширмы в ослепительном летящем наряде из бархата цвета пламени. На первый взгляд платье казалось ярко-оранжевым, но едва на него падал свет, ткань начинала мерцать и переливаться золотистыми бликами.
Поль Пуаре подошел, чтобы взглянуть на нее, вскинул голову и задумчиво посасывал свой толстый маленький палец.
— Если мы просто… — Он кивнул девушке с булавками, чтобы она поправила пояс.
— Я не уверена. — Женевьева пристально смотрела в высокое зеркало в позолоченной раме.
Ниже талии платье превращалось в буйную массу зазубренных бархатных пламенных лент, волнами ниспадающих вниз, отороченных золотым бисером. Хотя, возможно, они по своей форме и эффекту больше напоминали сосульки, но горячие, огненные сосульки, которые издавали треск пылающих поленьев и буйно пульсировали, когда она двигалась, дерзко открывая любопытным взглядам обнаженные ноги.
— Дорогая моя. — Лулу плеснула водки в свой бокал из-под шампанского, прикрываясь обложкой последнего выпуска журнала La Vie Parisienne. — Что с тобой такое? Ты стала плохо видеть? Это платье роскошно. Ты роскошна.
— Ты действительно так думаешь? — Женевьева помрачнела.
Лулу поджала губы. Избалованная богатая девчонка. Чувствовала она, что не стоит приходить сюда сегодня. Девушка подумала о собственном платье для предстоящего праздника, оно висело на вешалке в ее крошечной квартирке. Обтягивающее платье из серебристой ткани, купленное на блошином рынке, на нем красовалось одно из лучших изображений раннего Пикассо. Платье стоило копейки, но кому какое дело? Она будет выглядеть на миллион, потому что она Лулу с Монпарнаса!
— Меня беспокоит не платье, — заметила Женевьева. — Все дело в туфлях.
— Женевьева, дорогая, — Поль Пуаре закусил губу, — вам как нельзя лучше подойдет пара от Перуджи.
— Да, — откликнулась Женевьева, — они, несомненно, подойдут.
Это были золотые бальные туфельки из лайковой кожи. Каблучки в стиле Луи и вышитые языки пламени из оранжевого бархата. Не так давно Женевьева с великим удовольствием отправилась бы на свой праздник в туфлях от Перуджи. Но это было до того, как она увидела туфли Вайолет де Фремон от Закари.
Когда примерка закончилась и вконец обессиленный Пуаре заковылял прочь, Лулу отослала девушку с булавками и сама зашла за ширму, чтобы помочь Женевьеве снять платье.
— Он все испортил, — стонала Женевьева, пока Лулу сражалась с застежками. — И как я могу чувствовать себя счастливой сегодня вечером без туфелек от Закари? Лучше бы я никогда не встречала этого проклятого сапожника!
— Вот, возьми. — Лулу достала бутылку водки и сунула ей в руки. — Это проверенное лекарство.
— Лулу!
— Тебе ни за что не пережить сегодняшний день достойно без этого чудодейственного средства. Так же, как и мне. Давай, выпей немного и перестань волноваться. Все будет хорошо.
Женевьева со вздохом взяла бутылку.
— Ох, Лулу, ты ведь не знаешь и половины всего, что произошло.
— Половины чего? — Лулу нахмурилась.
Казалось, Женевьева собиралась открыть ей какой-то секрет, но затем, похоже, передумала.
— Ничего, не обращай внимания. Не сомневаюсь в том, что ты права. Все действительно будет хорошо.
Часы в холле пробили восемь. Роберт вместе с Пьером ждали ее на улице в «бентли». Завели мотор, Женевьева явственно слышала доносящееся снаружи урчание автомобиля. Сидя за туалетным столиком, она приглаживала по-новому завитую прическу, поправляла шарф, пыталась радоваться золотым туфелькам из лайковой кожи.
Туфли графини — удивительные слои тончайшей паутины, невесомого серебряного кружева, притягивающие взгляд своим изяществом… Они могли рассыпаться в прах, стоило коснуться их, рассеяться, как колдовские чары…
Снаружи прозвучал клаксон.
И тут она вспомнила о еще одной проблеме. Гай Монтерей и его череп. Она сильно нервничала всю неделю после их последней встречи в «Койоте». Часто на улице, слыша за спиной приближающиеся шаги, представляла, что кто-то преследует ее. Она пыталась отогнать навязчивые страхи, напоминала себе, что Монтерей — всего лишь поэт и дамский угодник. Он обожал игру, а она сама позволила втянуть себя в авантюру. Все это не более чем игра. Пройдет время, и все забудется.
Но на всякий случай решила предупредить привратников, стоящих у дверей особняка Дюваля, чтобы его не впускали.
Снова послышался автомобильный гудок.
— Хорошо, — пробормотала она, — я иду. — Подхватив накидку, направилась в коридор и резко остановилась около наполовину приоткрытой двери комнаты для туфель.
Посреди комнаты стояла девушка и любовалась собой в высоком зеркале. Такая миниатюрная, она могла бы запросто оказаться эльфом. Залитая сумеречным вечерним светом, девушка пристально разглядывала свои ножки, поворачивая их то так, то эдак…
Женевьева затаила дыхание. И именно в этот момент горничная Селин подняла глаза.
На Селин были туфли-лодочки на высоком каблуке от Жозефа Бокса. Невероятный розовый оттенок с едва заметными зелеными крапинками, каблук в стиле Луи и ленты-шнурки. Женевьева недавно примеряла их и оставила на полу рядом с зеркалом. Селин приподняла юбку, любуясь нежным изгибом своих икр и изящными лодыжками. Густые волосы, которые всегда были собраны в тугой маленький узел на затылке, сейчас мягкими локонами обрамляли ее лицо. Щеки порозовели от возбуждения, она чувствовала себя абсолютно непринужденно, пока не увидела хозяйку. Женевьева не разглядела выражения ее лица, потому что девушка вздрогнула и отвернулась, но могла представить себе то невероятное наслаждение, которое испытывала Селин в этот момент.
Она никогда не обращала внимания на горничную. Да и зачем? Это была забитая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с неяркими волосами и привычкой поспешно исчезать при ее появлении. Женевьева выросла в доме полном слуг, узнавала об их существовании только тогда, когда они совершали промахи. А этот проступок, несомненно, был для Селин ужасным.
