— Господин Честенер! — лощёный мужчина рассыпался в комплиментах и вывалил на Макса воз высокопарных фраз, затем заметил: — Вы давно не радовали визитом, но ваш пентхаус, как всегда, в идеальном состоянии и терпеливо ожидает вас! Если что-нибудь нужно, — он проехался по мне выразительным взглядом, — вы только намекните.
— Я хочу, чтобы нас с женой не беспокоили. Хоть пожар, меня ни для кого нет до утра. А лучше на пару суток.
Холод в голосе Макса обжёг, а слова смутили так, что я спрятала пылающее лицо, уткнувшись в грудь монстра, а он, сопровождаемый охраной, понёс меня к лифту.
Глава 39. Макс
Все бы ничего, если бы не стеклянный новомодный лифт, через который видно не только ночной Лас-Вегас, но и широкое звездное небо с остатками алых разводов по горизонту.
Куда-то в черноту улетало мое самообладание, вместе с порывистым дыханием и тихим «твою ж». Да и осознание, что мы летим вверх, сковало привычно мышцы и заставило меня опустить Полю на ноги. Еще уроню от слабости.
Я прибился ближе к углу, где перед глазами не мелькают городские огни, прижал к холодной стене плечо и попытался представить, что сейчас не в воздухе в пластиковой кабине, а стою на твердой земле. Как отец учил, когда садил меня на качели, а я орал от страха и ужаса. Сейчас все иначе, научился преодолевать многие вещи, но в моменты кризиса — мы же все знаем — всегда рвется там, где тонко. Вот она моя слабость! Мысленно возвращаюсь в прошлое, когда одно погружение изменило мою жизнь, один рывок, борьба за свет — и я уже лежу в больнице со сломанной рукой и искривленными пальцами.
Сжимаю-разжимаю руку, чтобы привести себя в чувство и прогнать фантомную боль. Пальцы крутит, и горячий ток пульсирует в неправильно сросшихся костях. Не хочу показывать Поле, какой я беспомощный, но паника подступает так быстро, что с трудом сдерживаю крик. Ненавижу эту квартиру! Купил когда-то по дурости, потому что модно, но никогда в ней не жил. Из-за этого дурацкого лифта! И не только… Несколько раз поднимался, и то по пьяни, потом еле выползал на трезвую голову на твердую почву. Хорошо, что Крис и Дима всегда поддерживали, они понимали эти моменты, а сейчас… их рядом нет. Есть только слабая девушка и два амбала негра, что хмуро отвернулись и сделали вид, что они оловянные солдатики.
Воспоминание о смерти Криса добавило остроты ощущениям, скомкало остатки храбрости, и я не сдержался: опустился на корточки и накрыл голову руками. Висок все еще пульсировал от удара, а в ушах стоял такой гул, что я просто ничего больше не слышал.
Поля склонилась, и я ощутил лёгкое боязливое прикосновение к спине.
— Макс? Тебе плохо? — она присела и заглянула в лицо. — Может, поедем в больницу? У тебя дом взорвался, а ты от врачей лишь отмахнулся. Вдруг у тебя что-то серьёзное.
— Все в-в-в… п-п-порядке, — выдавил я, не раскрывая рук. — Я ведь монстр, ничего не боюсь. Жалок, п-правда? — и выглянул сквозь пальцы, но лифт дернулся, набрал скорости, смешивая нас со звездами, потому я выматерился и сжал над головой кулаки.
Поля неожиданно обняла меня, словно закрывая своим маленьким хрупким телом от всего мира, горячо зашептала:
— Макс, Макс, дыши. Дыши глубже. Слышишь? Я тут, я с тобой. Если можешь, посмотри мне в глаза, убедись. Я тут, рядом, — она мягко, но настойчиво приподняла моё лицо за подбородок, улыбнулась мне. — Мы сейчас с тобой в казино. Помнишь казино, где я мы встретились? Вспоминай, Макс. Бархатные столы, шорох карт, перестук фишек… А пахло там как? Что ты помнишь? Что тебя там поразило? Может, разозлило? Или восхитило?
— Твои глаза, Поль, — не смог удержать мысль. Прикусил руку: она мне не доверяет, считает зверем, все правильно. Но язык — враг мой: — И наш первый поцелуй, — договорил глухо.
Чувство страха катилось по коже, и я снова сжался. Ненавижу высоту! Как я вылез со второго этажа из горящего дома — не помню. Наверное, адреналин был на пике, или из-за травмы темнело в глазах. Я просто был сам не свой.
Лифт замер, а дверь распахнулась.
— Эй, двое из ларца, — сурово позвала охранников Поля. — Выходите уже… мы на минуточку задержимся. Или на две…
Посмотрела на меня и снова мягко улыбнулась. Словно разговаривая с ребёнком, тихо произнесла:
— Если тебе понравились мои глаза, что же ты сейчас в них не смотришь? — уцепилась за мои руки и, краснея, прошептала: — Значит, тебе понравился наш первый поцелуй? — не замолкая ни на секунду, не разрывая зрительного контакта, она медленно потянула меня на себя: — Я тогда попросила тебя не делать этого, но ты будто назло тут же прижался ко мне так… как никто раньше.
Оглянулась на мгновение и, убедившись, где выход, снова посмотрела на меня. Подалась ближе и, едва не касаясь губ, прошептала:
— Значит, тебе понравилось?
Ощущая на лице горячее дыхание, я потянулся, но Поля так же мягко отстранилась. Всего чуть-чуть, и между нами оставалось всего ничего, но коснуться её губ я не смог.
— Хочешь знать, понравилось ли мне? — тем же тоном тихо спросила Поля и отодвинулась ещё немного.
Мне нужно было прикоснуться к ней, но я снова не дотянулся. А плутовка прищурилась.
— Я не помню, Макс, — с лёгкой хрипотцой прошептала она, отползая от меня медленно, словно жертва от удава, не отрывая взгляда. — Не помню, понравилось ли мне. Может, напомнишь?
Глава 40. Макс
Желая настичь её, рванулся вперёд и, накрыл своим телом, прижал к полу. Хотел было выполнить то, на что Поля намекала, как она облегчённо выдохнула:
— Ура! Всё, Макс, двери закрылись, мы вышли из того ужасного лифта, — она столкнула меня с себя и, помогая подняться на ноги, посмотрела мне в глаза. С лёгкой злостью спросила: — Вот зачем тебе квартира на самом верху этого стеклянного дома, если ты так сильно боишься высоты, а? — вцепилась мне в плечи и попыталась встряхнуть: — Это что? Назло страху?! Ты вообще в курсе, как опасна акрофобия? Упрямый мальчишка! Это лечить надо, если не хочешь в один ужасный день спрыгнуть с крыши!
Губы её задрожали, глаза наполнились слезами, и Поля буркнула:
— Только попробуй. Я вспомню, что ты просил двинуть себя сковородой, и сделаю это.
Я сгорбился, все еще ощущая покалывания в мышцах. Прищурился и облизнулся, как голодный кот.
— То есть… — нагло провел ладонью по ее шее вверх и коснулся кончиками пальцев губ. Поля затихла и перестала дышать. — Все эти «я не помню, Макс», чтобы вытащить меня из лифта? А ты знаешь, что я наказать за такое могу? — еще шаг, и Поля уже стояла возле стены, а я глубоко вдыхал, наслаждался крепким полом под ногами и отсутствием звезд и огней. А еще вдыхал ее запах: что-то лаймовое и свежее, скручивающее пах до ощущения каменной боли.
— Я согласна на наказание, — вдруг решительно заявила она и, вытерев мокрые щёки, тут же добавила: — Если расскажешь, как и когда это началось. — Посмотрела в глаза и серьёзно проговорила: — Я изучала психологию… когда ещё верила, что маму можно излечить. Конечно, я не дипломированный специалист, пришлось бросить университет, чтобы заработать деньги на мамино лечение, но я… — она отвела взгляд и пожала плечами: — Ты не обратился к специалистам, значит не доверяешь им. Мне ты можешь довериться… Хотя бы потому, что больше меня никогда не увидишь. Я попробую… — Поля куснула губу и совсем тихо закончила: — С одним сиротой из нашего приюта получилось.
Довериться? Никогда не увижу? Стало немного не по себе от ее откровенности и желания помочь. Я же не должен нравится, не должен вообще привлекать, а она тянется. Как бабочка в огонь. Стокгольмский синдром — сама ведь говорила.
Я оградил ее с двух сторон руками и прикоснулся лбом к ее лбу.
— Спасибо, — прошептал протяжно и, прочистив горло, чуть с улыбкой добавил: — Же-на. Это слишком застарелая болезнь, хроническая. Не думаю, что мне можно помочь.
Хотя желание раскрыться было. Рассказать о детстве, о родителях, о смелых мечтах и юношеских проблемах, но я привык со всем справляться сам. Да и… Карине я тоже доверял, а не стоило.
