рукой со лба, выдавая нервы. — Но, черт подери, тебе девятнадцать и девственница. Я скорее поверил бы в Деда Мороза. Нет, было ясно, что у тебя нет опыта. Этого мне было достаточно.
— Достаточно, чтобы заплатить?
— Чтобы… — он хотел сказать что-то иное, но не стал. — Просто достаточно.
— Понятно, — проговорила я, хотя ничего не понимала. — Но ты же не откажешься от меня теперь?
Я уже не знала, что думать. Может он принципиально не хотел крови во время секса? Ее было немного, но все же. Или… Ох, да кто этих придурков разберет. Одна мысль, что он потребует назад деньги и меня отдадут тому Эндокринологу, заставила выбивать зубами барабанную дробь.
Я потянулась к чашке, чтобы хоть как-то занять себя.
— Нет, Дарин. Не откажусь. С чего ты взяла? — поспешил успокоить меня Кирилл.
— Не знаю. Я совсем тебя не понимаю. Вроде бы только все стало ясно, и снова какие-то сложности.
Я таки застучала зубами об чашку. Кроме неуверенности и страха было еще и холодно немного. Зря пренебрегла халатом. Кирилл все равно на меня едва смотрит.
Вместо объяснений он встал и пошел в гостиную. Вернулся с пледом, который накинул мне на плечи.
— Не мерзни, — бросил кратко, а себе плеснул из бутылки еще.
— Я стараюсь быть для тебя хорошей, — проговорила обиженно, не желая оставлять разговор.
— Я вижу, детка. Я ценю это, правда. Не в тебе дело. Это я наделал дел. Так хотел тебя поиметь, что ни черта не помнил, не видел, не думал. Это моя ошибка. Я признаю ее.
— Но все можно исправить. Правда?
Я взглянула на него смело, готовая хоть сейчас закончить то, что он начал.
— Да, думаю, можно, — согласился Кирилл. — Но теперь мы будем двигаться медленно. Постепенно.
Я не уверена, что меня это обрадовало. Кирилл тоже выглядел не очень здорово. Иррациональное желание утешить заставило меня протянуть руку и коснуться его пальцев.
Салманов вздрогнул, но руку не убрал. Меня обжег его взгляд. Пронзительный, очень внимательный.
— Расскажи мне, — потребовал он. — Что ты чувствовала. Я должен знать.
Я сглотнула, не зная, как начать, но все же выдавила:
— Все было не так плохо на самом деле. Особенно до… До того, как стало больно.
Салманов взял меня за руку, погладил, отпустил, чтобы снова запустить пятерню в волосы, склонил голову, забормотал себе под нос проклятья.
— Могло быть и хуже, — выпалила я, чтобы он не терзался так. Сил не было смотреть на эти мучения.
Кирилл печально усмехнулся.
— Но могло быть и лучше. Тебе ведь не с чем сравнить, — подметил он.
— Вообще-то есть, — решила я быть до конца откровенной.
— Дело в том, что я не совсем девственница.
— Что?
Глаза Кирилла стали размером с блюдца, а лицо вытянулось огурцом. Я два сдержалась, чтобы не захихикать. Да, мужик, такие дела. Со мной ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Боже, как же приятно ошарашивать его вот так. Я, наверно, больная. Или это его шиза заразна?
Салманов сдавил переносицу пальцами.
— Дарин, давай уже по порядку и без шуток. Я чувствовал преграду, и кровь на члене мне не приснилась. Тебе было больно, в клубе уверяли, что ты девственница. И как понимать — не совсем?
Я закусила губу, пытаясь объяснить как-нибудь попроще. Все же это женские дела. Каким бы он не был опытным отмороженным трахалыциком-доминантом, может не понять.
— Понимаешь… Фух. — Я отхлебнула какао, набираясь смелости. — У меня был парень еще в школе. На выпускной его родители уехали на дачу, и мы… выпили, а потом…
— Я понял, — рявкнул Кирилл.
— В общем, у нас не очень получилось. Или совсем не получилось. Я не помню уже толком. Только, что мне было больно, а он не стал настаивать. Потом мы попробовали еще раз и… То же самое. Он сказал, что я во всем виновата. Мы поссорились, разбежались, и больше я не переходила грань с другими. Вот.
— Боялась?
— Да. Нет. Не знаю.
Я снова хлебнула, чтобы не пояснять. Одно дело откровенничать с ним о девственности и совсем другое рассказывать, почему у меня толком не было отношений. Пусть думает, что из-за страха, да.
Кирилла моя история не сказать, что очень взбодрила, он продолжал хмуриться и крутил пустой стакан.
— В общем, то, что делал он, и сделал ты — как небо и земля. Мне было больно, да. Но не так, чтобы очень. Я… Мне… Короче…
Красноречие покинуло, оставив мне смущение и стыд. Глупо стесняться теперь, после всего, но я краснела как рак, не в силах договорить. Опять топила глаза в чашке, чтобы не смотреть на Кирилла.
— Что? — подбодрил он. — Скажи мне.
— Я не хотела, чтобы ты останавливался.
— Я сделал тебе больно, Дарин. Удовольствие часто можно получить и через болезненные стимуляции, но я понятия не имею, что делать с девственницей. У меня не было невинной. Никогда. Я оказался не готов к такому открытию. Единственное, что пришло в голову — это прекратить.
— Понятно.
— Эй, иди-ка сюда.
Кирилл пересадил меня себе на колени. По пути с меня скользнул плед. Он поймал и снова укутал, как ребенка, прижал к себе. Сразу стало теплее.
— Я не хотел останавливать тоже, маленькая. Но так надо. Не в тебе дело.
— Да, это хорошо, что не во мне. Но ты ведь не сказал. Просто ушел. Я не знала.
— И это снова моя ошибка, да. Я бы наделал дел, если бы остался.
— Ты пришел ко мне даже после наказания.
— Я должен был тебе объяснить тогда.
— А сейчас?
— И сейчас объясняю. Как только сам разобрался. Сделай скидку, я впервые в такой ситуации. И вообще! — вдруг вспомнил Салманов. — Ты моя. Я денег платил.
— Ладно, — отпустила я ему грехи. — Этот аргумент беспроигрышный.
— Я не отношусь к тебе, как
