объяснения я собиралась уволиться, но так и не нашла в себе силы для этого. И продолжала надеяться, что однажды все изменится, и мои чувства обретут законное основание и право на существование.
Секретарь в приемной покачала головой.
– Саш, сейчас не лучшее время для посещения шефа. Подожди с полчаса.
– У него встреча?
В этом не было ничего необычного, если бы не загадочная улыбка на лице девушки, намекающее на что-то такое, о чем мне не хотелось думать. Ни разу за все время моей работы он не приглашал в офис женщин и не устраивал здесь свиданий. Личные отношения, как и разговоры о них находились под запретом, и поверить в то, что нарушителем неписанных законов стал сам Кирман, я не могла.
Но хитринка в глазах секретарши не оставляла сомнений, и все мои усилия ушли на то, чтобы не выдать себя выражением лица. Глаза остались сухими, но вместо них зарыдала душа, хоть эти всхлипы остались неслышны для окружающих, растворяясь в сумасшедших ударах сердца. Я застыла перед массивной дверью, разглядывая ее так пристально, будто от этого зависела моя жизнь. Так и было в общем-то: то, что происходило там, за ней, лишало опоры, разрушало шаткое и ненадежное спокойствие, обретенное с величайшим трудом.
А потом эта дверь распахнулась, уничтожая остатки жалких надежд. Дама, покидающая кабинет, не имела ничего общего с делами компании. Яркая, красивая, уверенная в себе, в одежде, которую не посмел бы надеть никто из наших сотрудниц, настолько откровенной она выглядела. Не вульгарной, но подчеркивающей все то, что так нравится мужчинам. А на губах незнакомки не было помады, и этот факт стал для меня не менее мучительным зрелищем, чем легкая небрежность в прическе, намекающая на причины такого состояния.
Филипп вышел следом и тут же заметил меня, но произнесенных им слов я не услышала: внимание оказалось прикованным к вороту белоснежной рубашки, где виднелся весьма характерный след.
Я думала, это будет мой последний день в компании. Опоздания, заигрывания и шутки не имели ничего общего с неуправляемой злостью, накатившей в тот момент, когда , попав в кабинет Кирмана, я швырнула бумаги ему на стол. Действие настолько красноречивое, что не оставляло мне ни шанса. Оно не объяснялось никак иначе, кроме как ревностью обиженной женщины. Нет, девчонки, придумавшей себе сказку, не соприкасающуюся с реальностью.
Но мужчина не сказал ни слова, даже не попытался остановить меня, когда я, кипя от возмущения, бросилась прочь. Его молчание причинило еще большую боль. Не знаю, как удержалась от слез, как дождалась конца рабочего дня, чтобы оказаться наконец-то вне стен офиса.
Отыскав глазами машину Павла, вздохнула с облегчением: оставаться одной не хотелось. Я не собиралась жаловаться, сейчас это попросту не имело смысла: его мнение о моей несчастной любви звучало не раз, и в повторениях я не нуждалась, но компания парня могла хоть как-то отвлечь. Кафе или просто ужин в моей квартире, и я с удовольствием послушаю рассказы о последней встрече с Алиной, – что угодно, лишь бы не оставаться одной.
Он заметил мое смятение.
– Малыш? Кто опять испортил тебе настроение?
Не с этого следовало начинать. Жалости не хотелось, а сочувствие в глазах друга принесло обратный эффект: слезы, весь день таившиеся глубоко внутри, в один миг затмили глаза. Шагнув ближе, выдохнула.
– Об-ни-ми меня… – и, как ищущая ласки кошка, потерлась о его плечо. Я не ждала ни нежности, ни любви, не стремилась завоевать сердце, давно отданное другой. Просто мечтала о капле тепла. И безумно, до мучительной дрожи во всем теле стремилась причинить боль тому, кто наблюдал за нами из окна. Надеялась, что увидев меня в объятьях другого, он испытает хотя бы толику того, что переживала сама.
Павел растерянно хмыкнул, машинально сцепляя руки на моих плечах. В его жесте не почувствовалось ни грамма страсти, но в легком дыхании, с вопросом коснувшимся моих волос, я не ощутила раздражения. Он не злился на мою назойливую близость – уже хорошо.
– Саш, ты пытаешься соблазнить меня, или это спектакль? На нас смотрит половина компании.
Любопытные взгляды были не важны, я хотела, чтобы нас видел единственный человек.
Паша проследил за моим украдкой брошенным взглядом и усмехнулся:
– Целовать я тебя не буду, можешь не рассчитывать. И вообще, что за детский сад? Ты и правда считаешь, что эта глупая выходка бросит его к твоим ногам?
Нет, я так не думала, но в том, что увиденное Кирману не понравится, отчего-то не сомневалась. Ну и пусть! Он сам сказал, что между нами ничего не будет, почему же я не могу получать удовольствие от жизни, так же, как это происходит у него? Рабочий день окончен, и можно делать, что угодно. Например, уехать куда-то с привлекательным мужчиной.
Я придвинула губы вплотную к уху друга, прекрасно понимая, как интимно смотрится этот жест со стороны.
– Паш, помоги мне… Если я проиграю и на этот раз, больше никогда не стану тебя доставать.
– Ты меня не достаешь. А вот искры, летящие из глаз шефа, заметны даже на таком расстоянии. Что мы будем делать, если останемся без работы?
Мне неожиданно стало смешно.
– Филипп не сможет нас уволить: повода нет. Мы обнимаемся в нерабочее время и вне стен компании. Имеем право.
– Да? – Павел скептически усмехнулся. – А я почему-то не уверен, что Кирман считает так же. Он в ярости, малыш, и мне это совершенно не нравится.
Значит, в ярости? Впервые за весь день на моих губах заиграла улыбка. Я была готова рискнуть, отчетливо представляя, как выйду завтра утром из машины Павла, демонстрируя недопустимую прежде близость. Да, я собиралась солгать, изображая то, чего не существовало на самом деле, но что мне было терять? Или этот ход не сработает, тогда все-таки попытаюсь поверить в невозможность наших отношений, или мужчина не оставит без внимания мою выходку, а тогда… И я улыбнулась в предвкушении. Наивная девчонка… Если бы только могла представить, к чему все это приведет…
Я была смелой и уверенной в себе ровно до того момента, пока на следующее утро не столкнулась с Филиппом в коридоре и не обожглась пламенем в его глазах. Павел оказался прав: там