кем-то спит, раз я ему не даю.
– Это всё гадание на кофейной гуще. Пока не поговоришь с ним – не узнаешь. Неужели ты не понимаешь, что очень много проблем решаются разговорами? Сколько вы не вместе?
– Два месяца.
– И почему вы расстались?
– Я же рассказывала. Он стал напрашиваться ко мне, я отказала – и он ушёл. Мне тогда показалось, что ему надоели мои отказы. А потом я подумала, что может мама ему что-то такое сказала. На нашем последнем свидании он был какой-то не такой, как обычно. Что-то его явно беспокоило. И он хотел поговорить. А я отказалась звать его к себе, и он ушёл.
– Вам надо было ещё тогда поговорить. Может, он узнал, что Карина беременная, и собирался сказать, что вам надо расстаться. А может, хотел тебе сделать предложение. Теперь мы этого уже не узнаем.
– Но если бы он хотел сделать мне предложение, то разве не сделал бы его в любом случае?
– Лера, зачем гадать? Вам просто нужно поговорить. По своему опыту знаю, как я иногда себя накручиваю, а потом выясняется, что всё совершенно не так, как я себе нафантазировала. Пообещай мне, что в следующий раз ты от него не убежишь, а согласишься на разговор.
Шамиль
До нового года остаётся меньше недели. Плановых операций уже не будет – никто не решается осознанно ложиться под нож накануне праздников. Но ургентные никуда не деваются. Аппендицит не смотрит на календарь. Так что скучать не приходится, последние сутки вышли насыщенными. Едва добрался до дома с единственной мыслью поскорее обняться с подушкой.
Настойчивый телефонный звонок застаёт меня выходящим из душа.
– Гаджиев Шамиль Халидович?
– Да, слушаю.
– Это из первой горбольницы. К нам привезли девушку, Валерию Гершензон. Мы позвонили её маме, она приехать не сможет, просила сообщить вам.
– Что с ней? – перебиваю. Чувствую, что становится дурно.
– ДТП, сейчас готовят к операции. Подробности на месте.
– Я еду. Пожалуйста, передайте врачу, что, если надо что-то, я всё оплачу. Пожалуйста!
Впопыхах одеваюсь, выбегаю на улицу с мокрой головой. Холода не чувствую. Адреналин зашкаливает.
Разгоняюсь, нарушаю правила. Скорее! Надеюсь, на гаишников не нарвусь.
Вбегаю в больницу, сразу в отделение. Девочка не пускает – требует надеть халат, бахилы и маску. В отделении карантин, посторонних не пускают.
– Я – Шамиль Гаджиев. Мне звонили по поводу девушки, Валерии Гершензон. Что с ней?
– Ждите. Выйдет врач и всё вам расскажет.
– Операция уже началась? – девушка кивает. – Я могу тут подождать?
Меня реально трусит, я потерян, не могу сообразить, куда мне надо идти и что делать. Понимаю, что сейчас не могу никак повлиять на ситуацию, но внутренний голос командует сделать хоть что-нибудь.
Набираю Самохину. Не отвечает. Пишу сообщение, что у нас форс-мажор, прошу срочно перезвонить. Он в министерстве, вряд ли сейчас сможет говорить.
Я ведь даже не знаю характера травм. Стараюсь не накручивать себя, но получается плохо. Только бы была жива. Я буду её выхаживать сколько нужно. Я всё сделаю. На руках носить буду, пылинки сдувать. Только бы жила!
Сажусь в коридоре. Перезванивает Самохин. Вкратце обрисовываю ему ситуацию. Он обещает созвониться с заведующим этим отделением, собирается сегодня же выехать обратно и утром быть тут.
Время движется очень медленно. Я, кажется, не дышу. Тело будто парализовано, горло сжимает. Если с ней что-то случится, то мне незачем жить. Сейчас я очень остро понимаю, что она и есть моя жизнь. И я не смогу без неё. Закрываю голову руками и молюсь-молюсь-молюсь. Теряю счёт времени. Наконец ко мне выходит врач.
– Это вы – родственник Гершензон?
– Я… не совсем родственник... пока. – чувствую себя идиотом. Кто я ей? Как обозначить свой статус? – Я её парень. У неё нет родственников в городе. Как она? Что с ней? Мне ничего не сказали.
– Моя фамилия Тимофеев. Я её оперировал. Открытая черепно-мозговая, внутреннее кровотечение, перелом двух рёбер, открытый перелом левой ноги, перелом правой руки. Много крови потеряла. Вы – хирург? – киваю. – Значит, риски представляете. Прооперировали. О прогнозах говорить можно будет, когда придёт в себя. Сейчас она в реанимации, состояние стабильное. Езжайте домой. Оставьте Оле на посту свой номер – когда девушка придёт в себя, она позвонит.
– Можно мне к ней? Хоть на минутку.
– Нет, пока нет, а там видно будет.
– Доктор, пожалуйста! – упрашиваю тоном, который обычно раздражает, когда слышу его от родственников пациентов.
– Правила везде одинаковы – в реанимацию мы пускаем только близких родственников, тем более, карантин.
– Так нет у неё тут никого из родственников.
– Знаю. Векслер был моим руководителем, я в курсе их ситуации. Пустят вас, но позже. Сейчас вам Светлана Петровна даст список лекарств, которые купить надо. Не откладывайте, принесите как можно скорее. Потом ещё, возможно, добавим. У нас есть бюджетные. Но… лучше купить другие.
– Я всё куплю. Спасибо Вам.
Снова сажусь и жду. Вторые сутки без сна. Напряжение понемногу отпускает, глаза слипаются. Проваливаюсь в дрему. Просыпаюсь от того, что кто-то тормошит меня за плечо.
Открываю глаза – медсестра. Протягивает список. Вскакиваю.
– Нужно сходить в аптеку. Только не у нас на территории, тут этого, скорее всего, не найдёшь, да и дорого. Пробей по интернету, чтобы зря не мотаться.
Она уходит, я спускаюсь, в машине открываю сайт онлайн аптеки и начинаю искать лекарства по списку. Оформляю заказ. Пока его собирают, успеваю выпить кофе.
К Лере меня так и не пускают, и я уезжаю домой. Нужно хоть пару часов поспать. Вымотался. Ставлю в телефоне звук на максимум, чтобы наверняка услышать звонок, и отрубаюсь. Сны тревожные. Несколько раз вскакиваю, порываюсь ехать в больницу, но всё-таки торможу себя.
Утром весь как на иголках приезжаю на работу. Самохин вызывает к себе в кабинет.
– Шамиль, в больницу по поводу Леры я звонил. Оперировал её Тимофеев – отличный травматолог. Кстати, он был учеником Векслера. Я только что говорил с ним по телефону, позже подъеду лично. Пока всё идёт неплохо с учётом ситуации и характера повреждений. Лера спит. Дозвонился до Нины. Она не приедет. Судя по всему, она вчера так спешила на самолёт, что толком даже не услышала о серьёзности травм. В Австрии они сейчас, на лыжах катаются. Вернутся после
