— Не мог бы ты улыбнуться?
— Я улыбаюсь. — Обнажаю зубы, расщелина занимает центральное место, заставляя меня хмуриться.
Чертова щель.
Раньше ее не было. Я перестал носить фиксатор несколько лет назад, потому что какой идиот захочет надевать фиксатор в постель, и со временем появилась щель.
— Может, тебе стоит подержать телефон — у тебя руки длиннее.
Это действительно так.
Я тяжелее ее и выше как минимум на двадцать сантиметров, размах рук как крылья, и теперь девушка хочет, чтобы я взял ее мобильный и сфотографировал нас на него.
Картина, в которой я с самого начала не хотел участвовать.
— Хорошо.
Теперь он кажется крошечным в моей руке, когда я вытягиваю руку, большой палец на кнопке камеры — и когда делаю первое селфи, Джорджи прижимается ко мне еще теснее, сияя своей убийственной улыбкой.
Я чувствую ее запах.
От нее пахнет солнцем и каким-то фруктовым лосьоном, которым она воспользовалась. Ее волосы касаются моего лица. Носа.
Невозможно не вдохнуть.
Не успеваю я опомниться, как Джорджия рукой скользит по моей спине, другой показывает два пальца в виде буквы V, когда я нажимаю на дурацкую маленькую кнопку камеры.
— Не мог бы ты улыбнуться? Выглядишь так, будто у тебя запор.
У меня отвисает челюсть, и во второй раз с момента встречи с ней я застигнут врасплох — в первый раз в тот вечер, когда она подошла ко мне в доме регби, чтобы пригласить на дурацкое свидание.
И вот она говорит мне, что у меня, похоже, запор.
Я улыбаюсь.
— Ладно, не бери в голову. — Она смеется. — Похоже, я держу тебя здесь против твоей воли.
Ее лицо по-прежнему обращено к камере; на этот раз девушка настраивает свое выражение так, чтобы оно соответствовало моему, и я отстраняюсь, пока она, в конце концов, не выхватывает свой мобильный обратно, чтобы просмотреть фотографии.
Джорджия не отодвигается, не дает мне того пространства, которое было у нас, когда мы садились, вероятно, потому, что занята просмотром снимков, которые я сделал.
— Эта симпатичная.
Тычет фотографию мне в лицо.
— Симпатичная?
Я чертовски уверен, что выгляжу не очень, но с другой стороны, имеет ли значение, что с моим лицом? Волнует ли девушек это?
Другая группа пробирается к вершине — четыре человека, две пары — делая то, что мы делали, когда добрались сюда. Оглядываются вокруг, охая и ахая от открывающегося вида.
Джорджия предлагает их сфотографировать, наверное, потому, что у нее такое настроение.
Я смотрю, как она смеется и расставляет их, как будто она нанятый профессиональный фотограф. Перемещает одну девушку так, чтобы ее рука не загораживала ее подругу, переставляет парня так, чтобы он был справа. Немного двигает всех. Нет, ветка мешает — все делают один шаг влево.
Джорджия прекрасно ладит с людьми, переставляя четверку во второй раз, не обращая внимания на меня, стоящего рядом, их смех эхом разносится по долине.
Мы высоко, где воздух чист, а обзор простирается на километры и километры.
— Они из колледжа, — говорит она, присоединяясь ко мне, отряхивая гравий со своих коленей, потому что опустилась на них, чтобы поиграть с ракурсом. — В основном гуманитарные науки.
— Что это значит?
— Э-эм… музыка и искусство, и кажется… психология? Черт возьми, я на самом деле не уверена, но все они казались действительно милыми.
Я оглядываюсь.
Группа все еще фотографируется, в основном делают селфи, пары держатся за руки и занимаются всякой ерундой, которая заставляет меня быстро отвести взгляд.
Никому не нужно видеть это дерьмо, и меньше всего мне.
В дальнем конце есть стол для пикника, и Джорджия направляется туда, достигает его раньше меня и усаживается на столешницу, а ноги ставит на скамейку для сидения.
Я присоединяюсь к ней, когда девушка вытягивает ноги, замечая, что они выглядят гладкими.
Джорджия загорела от пребывания на солнце, на беговой дорожке, ноги длинные и подтянутые во всех нужных местах.
Мускулистые, но женственные.
Сгибает их, и икроножные мышцы напрягаются.
Отвожу свой чертов взгляд, чтобы девушка не заметила, как я пялюсь; последнее, что мне нужно, это чтобы она увидела, как я пялюсь, и сбежала, потому что ей страшно.
Прошел всего день, но это уже чертовски здорово, когда в доме есть кто-то еще — не так одиноко.
Не так тихо.
Не так однообразно.
— Спасибо, что привез меня сюда. Люблю живописные виды. — Она оглядывается. — И спасибо тебе за завтрак.
Я оплатил ее кофе и круассан, которые она заказала, плюс дополнительные протеиновые батончики, которые та хотела положить в свой рюкзак на случай, если мы проголодаемся по дороге вверх или вниз по утесам.
— Не за что. — Мне кажется, или я действительно ворчу?
— Чем занимаешься сегодня вечером?
— По воскресеньям я обычно валяюсь и смотрю телик, но я делал это прошлым вечером, так что… не знаю. Давно не был в центре.
В центре города, в баре.
Вроде как весело, если достаточно людей.
— Какой твой любимый?
— Бар? Вероятно, «Номадс».
Там немного шумновато, но на столах есть арахис, и обычно там веселая компания. Выпивка пинты или двух в конце недели идет моему организму на пользу.
— Никогда там не была.
Она напрашивается на приглашение или просто говорит мне, что никогда не была в «Номадсе»? С женщинами это трудно понять.
У некоторых из них есть скрытые мотивы.
— Хочешь пойти?
Джорджия колеблется.
— Ты хочешь потусоваться со мной?
Я имею в виду… она так же хороша, как и любой другой из моих друзей, и в ней меньше драмы, что говорит о многом. Стюарт, Энди и другие парни великолепны, но они такие чертовски чувствительные. И если я услышу еще хоть слово от Стью о двойных свиданиях или от кого-нибудь из команды, болтающего о регби в наши выходные, я пойду и встану перед движущимся автобусом.
Нет.
Джорджия прекрасно подойдет в качестве напарника.
— Сегодня воскресенье, так что я, вероятно, не буду кутить.
Она наклоняет голову.
— Это значит «зажигать» или что-то совершенно другое?
— Напиваться, — объясняю я. — До беспамятства. Вдрызг.
— Крысиная задница [15]? — повторяет она. — Хм, возможно, теперь это мое новое любимое выражение.
Это заставляет меня рассмеяться.
— Ты не можешь просто так говорить это, когда тебе заблагорассудится.
— Заблагорассудится? Мне это тоже нравится.
Вау. За ней было бы так легко ухаживать, или подкатывать, или как там это называют люди. Ключ в моем британском акценте.
Или нет.
Джорджию трудно понять — к тому же, у нас есть эта история с соседями по комнате.
— Что еще тебе нравится? — спрашиваю я с любопытством.
Она пожимает плечами, размышляя.
— Кроме бега? Я люблю воду — катание на байдарках, вейкбординг и… не знаю. Плавание? Хм. Рождество?
— Рождество — одно из твоих увлечений?
— Да, это же волшебство. Кто его не любит?
Хорошо. Двигаемся дальше…
— Что еще?
— Я люблю путешествовать, но у меня не было ни возможности, ни денег.
— Куда бы ты отправилась завтра, если бы была возможность поехать куда-угодно?
— В Соединенных Штатах?
Я киваю.
— Допустим.
— Вегас.
— Вегас!? — Какой странный выбор.
— Это странно? Я никогда там не была, и там кажется весело. — Она пожимает плечами. — К тому же это не так дорого, и там так много всего можно сделать.
Она права — это не так уж дорого, и там чертовски много развлечений, плюс куча неприятностей, с которыми можно столкнуться.
— Поездка займет всего день или два.
Верно; мы с парой парней ездили туда, когда я был первокурсником, только что с самолета из Британии. Они попытались нанять мне проститутку, но мне вряд ли нужно платить кому-то, чтобы отсосали мой член.
Не думаю, что они понимали, что проститутки не так новы для парней в Великобритании, как в Америке. Меня тошнило от мысли о том, чтобы заплатить за трах. Это не сделало меня твердым.
