меня на кухню, и я молча последовал за ней.
— Ну, раз соглашаться на мои условия ты не намерена, то да, это не твоя проблема, — пожал я плечами, жестко скручивая рвущийся из меня гнев, наблюдая за тем, как она плюхнулась на табурет, самостоятельно наплескала себе еще шампанского, выдула его, как воду, и стала сооружать здоровенный бутерброд.
Долбо*б я, жизнь ничему не учит, да, Макар? Бабы не умеют ценить ничего из того, что ты готов им дать, они все время хотят чего-то сверх этого. Ты любишь, душу выворачиваешь — она тебе — “без бабок ты не мужик”, ты платишь — баба тебе — “маловато будет, еще-еще”, ты предлагаешь сходу отношения и жизнь достойную показать, так нет же — не так сказал, не с того конца зашел! Планы у нее быть состоятельной и независимой, ты посмотри! Да что ты можешь, кроме как картинки у себя в голове рисовать, девчонка? Думаешь, бизнес свой легко поднимать? Происшествие в ресторане не навело на мысли, что такое сейчас свое дело в России, и с чем столкнуться придется? Дура! Говорит мужик, что будешь жить красиво — так хватайся за это, а не выделывайся или обидки включай.
— Все, вопрос исчерпан, и мы можем наконец расслабиться и отдохнуть? — спросил, а Лиза прищурилась, будто подозревая меня в каком-то коварстве. — Я сделал предложение — ты отказалась. Бегать за тобой с мольбами и членом наперевес не собираюсь. Ты охрененно привлекательная и сексуальная девушка, Лиза, но не настолько, чтобы я забыл о самоуважении.
Девушка тщательно пережевала и только после этого ответила.
— Если бы ты, господин Лебедев, почаще вспоминал еще и об уважении к другим, а не только к себе, то было бы куда как круче, — и мне почудилось крайне обидное разочарование в ее голосе. Эдакое — чуть больше и трансформируется в презрение. А я такого от Карины нахлебался досыта, хорош!
— Уважение на пустом месте не рождается, его заслужить нужно, Лиза.
— Согласна, — кивнула она, — только это штука работает в обе стороны, как по мне. Заслуживать его хочется только в глазах того, к кому уважение испытываешь. Ну, или хотя бы глубокую благодарность. Но, выходит, иногда не нужно это и пытаться сделать, потому что невозможно.
— Это ты о чем?
— О том, что много лет жила с благодарностью к тебе, Макар. Когда-то ты спас меня. Помнишь ту девочку, которую вытащил из поганого подвала в том гаражном кооперативе? Ты спас меня от ада, и я тебе за это благодарна была и буду до самой смерти. Ты — мой герой все эти годы. Серьезно герой, самый настоящий, без балды. А герой не может… не должен был предлагать мне такое. От кого угодно это было бы норм, но не от него, — она погрустнела, перестав прятаться за маской непрошибаемого пофигизма и глянула на меня с какой-то пронзившей навылет откровенной уязвимостью. — Но это уже мои проблемы, ведь оставаться для меня героем ты ни хрена не обязан. Короче, я к тому, что я не чокнутая какая-то, которая не знает, чего хочет и не понимает, каковы правила реальной жизни, хотя тебе, безусловно, глубоко пофиг. Затык просто в тебе, Макар. Даже готовой продаваться ради своей цели дряни нужен герой, понятно? Ну или типа того, а то тогда жить вообще погано. Короче, спасибо, что спас и был… И это… — она поднялась, пошатнулась, икнула и хихикнула: — Пошла я, и правда, спать.
Я проводил ее ошарашенным взглядом, осознавая услышанное. Лиза. Да, точно, Лиза, это имя было в ориентировке вместе с фото. Вот только фамилия другая была. Девочка с разбитым в кровавое месиво неузнаваемым лицом и обнаженным хрупким тельцем в ссадинах и кровоподтеках, которую я нес на своих руках, завернув в пиджак. Она, одинокая и насмерть испуганная, дралась как и сколько могла с теми тварями, и поэтому мы с Федором Кравченко тогда успели. С невесть откуда взявшейся силой и багровым маревом лютого бешенства перед глазами, я сумел высадить плечом железную дверь, не заметив, что сломал ключицу. Болит до сих пор на погоду всегда.
Девочка — гостья из моих снов много лет подряд. То кошмаров, в которых мы не успели, и все самое гадкое случилось. То светлых, очень-очень редких, от которых просыпался с осознанием, что жизнь не полное говно, раз дает шанс человеку на такие поступки, и посещала грусть, что от возможности совершать подобное еще отказался ради бабок.
Девочка, чей взгляд забыть так и не вышло, потому что никогда и никто, ни прежде, ни позже не смотрел на меня так же. Ан нет, вру. Нечто очень похожее я поймал в глазах Лизы, в момент, когда снимал ее с подоконника в гребаном ресторане-западне. Поймал и пропустил, забыл в горячке и позволил смыть похоти.
— Что… — в глотке почему-то пересохло, и я хлебнул выдохшейся уже кислятины с горла и скривился, растирая грудь в том месте, где вдруг болеть стало. — Что мне, на хрен, с этим делать-то?
Думал, Ерохина мозготрахом занимается? Не-е-ет, для нее это мелко. Она мне мозг взорвала и пошла спать! А ты, Лебедев, сиди теперь и думай, как быть дальше и что делать, чтобы… Чтобы что? Исправить свой имидж в ее глазах и вернуть себе ореол героя? Да ну нах! Герои, это же эдакие причиняющие всем добро дебилы едва ли не бесполые. А я не хочу быть Лизкиным героем, я хочу быть мужиком, который станет трахать ее часто и регулярно, а она будет этого хотеть. Меня, а не бабок или красивой жизни или какой-то, мать ее за ногу, независимости. И это возвращает меня к отнюдь невеселому выводу. Я — дебил, и жизнь меня ничему не научила.
Лиза
Когда гордой цаплей в полотенце сваливала из кухни, думала не засну ни черта. Потому что все прямо вскипело внутри от полного отсутствия хоть какой-нибудь реакции на физиономии Макара. Я ему такое, а он… сидит себе с такой же каменной маской на лице. Ну а с другой стороны, ты чего хотела, Лиза? Это для тебя то спасение было событием на всю жизнь, а для него-то вряд ли. Он же курсантом школы милиции был, небось, потом такого на работе повидал, что какую-то там спасенную, едва не иснасилованную толпой, девчонку
