Он повернулся и быстро ушел. А я разревелась.
Ко мне подбежала Вера Иннокентьевна.
– Таня, девочка, что случилось?
– Ничего, просто послала одного типа…
– Он тебе нахамил?
– Нет, он меня бросил, а теперь приперся прощения просить, сука!
– Танечка, он кобель!
– И кобель, и сука!
– Поняла! – погладила меня по голове Вера Иннокентьевна. – Только зачем ты сама-то с таким связалась, он же тебе в отцы годится…
– Это точно. У меня у самой отец такой же кобелина… Бросил нас с матерью, когда я совсем пацанкой была, и с тех пор я ничего о нем не знаю и знать не хочу!
Вот и об этом тоже не хочу ничего знать! Гад такой!
– Ох, как ты его любишь! А зря, лучше б на Костика внимание обратила, золотой парень.
– Да пошли они все! Обойдусь! Одной лучше!
– То-то и беда, что не обойдешься… Ой, кажется, иностранцы идут.
Она поспешила к своим пейзажам с церквушками, а я пила остывший чай, который все норовил выплеснуться из кружки, так у меня дрожали руки. Но все-таки я была собой довольна. Не рассиропилась и высказала ему то, что наболело. Мне даже легче стало на душе. По крайней мере, все кончилось. Он ушел. Ему небось тоже полегчало, все-таки попросил прощения.
– Но как он тут оказался? Откуда узнал, что я тут? Неужели от Матвея? Больше не от кого…
Покупателей почему-то не было. Видимо, их отпугивал мой вид, и я решила, что на сегодня хватит. Внутри у меня была какая-то странная пустота. И легкость.
Добравшись до дома, я первым делом налила ванну, напустила туда пены «Бадузан» – я теперь могла себе позволить такую роскошь – и целый час отмокала там с закрытыми глазами, ни о чем и ни о ком не думая.
И вдруг раздался звонок. Наверное, Райка или Алла Захаровна. Я выскочила из ванны, накинула халат, полотенце на голову и побежала открывать. На пороге стоял Никита.
Я растерялась, отпрянула, придерживая халат, полотенце свалилось с головы, мокрые волосы рассыпались.
– Вы зачем? – еле ворочая языком, спросила я.
– Вообще-то не зачем, а за кем, за тобой, я хотел повести тебя куда-нибудь, но ты же вся мокрая…
Глава 7
НАШЛА СЕБЕ БЛОНДИНА!
На другой день он переехал ко мне. Взял из дому два чемодана с одежкой и пишущую машинку. Дал мне довольно толстую пачку денег и сказал:
– Бери столько, сколько сочтешь нужным. Когда увидишь, что осталось мало, скажи мне.
Я тоже достала деньги, которые скопила от торговли в Измайлове, присоединила их к его деньгам и сказала:
– Ты тоже бери, когда тебе нужно…
– Ого! – Он посмотрел на меня с уважением. – Но с торговлей надо кончать.
– Почему? Там же художники…
– Тебе надо учиться.
– Я учусь… – сказав это, я вдруг отчетливо поняла, что больше не появлюсь в университете. Какими глазами я буду смотреть на Сашку? Это во-первых, а во-вторых, я совсем уже не хотела быть геологом.
– Надо учить языки! Таня, наступает новое время, и от этого никуда не денешься. Я найду тебе хорошего преподавателя, будешь учить английский, а там посмотрим. И, по-моему, ты не очень-то жаждешь заниматься геологией, а?
– Да, наверное…
– Если только из-за Саши, то это я улажу – Нет, не только…
– Но тогда бросай это все, зачем зря время тратить.
– Хорошо, геологию я брошу, а вот Измайлово – нет! Я не могу подвести Райку, это раз, и потом, я там хорошие деньги получаю, просто грех было бы бросить, и еще… мне это нравится! Скоро лето, мы много чего придумали, а я вдруг соскочу… Нет! А что ж я целыми днями буду тут делать? Щи варить?
– Ну, положим, щи ты варишь неважно, – засмеялся он и поцеловал меня. А когда он меня целует, я просто не могу с ним спорить. Но все же я настояла на своем И не потому, что он так уж легко согласился с моими доводами, а потому что в моей крохотной квартирке ему трудно работалось. Особенно когда я была дома. Он вообще как-то плохо помещался в ней. Но зато теперь он отвозил меня в Измайлово на своей «Волге» и вечером забирал.
Алла Захаровна уехала в дом отдыха, а к ее возвращению я купила в кондитерской, что напротив Елисеевского, большущий шоколадно-вафельный торт с шоколадным зайцем, как и обещала. Торт был дорогой, да еще пришлось переплатить, потому что теперь почти все стало дефицитом. Но я была так счастлива, что никаких денег не пожалела бы… Каждый раз, возвращаясь домой, даже из булочной, я замирала у своей двери, боясь, что мне все только приснилось, а наяву никто меня в квартире не ждет, но, приложив ухо к двери, я слышала стук пишущей машинки и, умирая от счастья, на цыпочках входила в квартиру. Он иногда мог целый день сидеть за столом, не обращая на меня внимания, но я не обижалась, а занималась своими делами Швейная машинка теперь стояла на кухне, и там я шила свои сумки и юбки.
Райка почти не появлялась. Почему-то Никита внушал ей страх.
– Я его боюсь, – призналась она мне по телефону.
– Боишься? Да почему? – удивилась я.
– Не знаю, он какой-то… неродной. Какой-то слишком взрослый, понимаешь? И как ты с ним живешь?
– Хорошо живу, Райка, как в сказке.
– А он тебе не запретил со мной водиться?
– Даты что? С какой это стати? Он мне вообще ничего не запрещает.
Но Райка, кажется, не верила. Когда по выходным Никита приезжал забирать меня из Измайлова, он всегда подвозил Райку, куда ей нужно, однако я чувствовала, что она всякий раз при нем зажимается, что ей абсолютно несвойственно.
Но вскоре нашему бизнесу пришел конец. Как-то вечером Райка позвонила мне, и голос у нее был жутко взволнованный.
– Татьянка, мне надо с тобой встретиться!
– Что-то случилось?
– Не то слово!
– Ну что, говори скорее! – испугалась я.
– Не по телефону! Можешь завтра с утра со мной встретиться в центре?
– Могу, конечно.
– Тогда давай в десять часов, нет, лучше в одиннадцать возле «Праги». Со стороны старого Арбата. Договорились?
– Райка, хоть намекни, это плохое или хорошее?
– А я знаю? Вот хочу с тобой посоветоваться, чтобы понять, плохое или хорошее. Все, подружка, целую крепко, ваша репка!
Она хочет посоветоваться со мной… Плохое или хорошее… Наверняка залетела и думает, делать аборт или рожать. А что я ей скажу? Конечно, если она родит, то ее мать, наверное, согласится воспитывать ребеночка, она неплохая тетка. Тогда, конечно, лучше родить, сколько можно делать аборты, потом и вовсе не родишь… Так Райке и скажу, решила я и успокоилась.
– Ты о чем тут задумалась? – раздался ласковый голос. В дверях кухни стоял Никита и улыбался. Как ему тут, наверное, тесно, мелькнуло у меня в голове. – Танюшка, я голодный!
– Садись, я сейчас! – засуетилась я.
