Как-то, в очередной раз почувствовав, что до дому им не доехать, Олег остановил «восьмерку» в соседнем квартале, в пустынном закутке между двумя магазинами. Шел девятый час, оба магазина были закрыты.
По сравнению с ночными свиданиями, отравленными вечным страхом того, что за стеной проснется Леля, любовь на откинутом сиденье автомобиля воспринималась Кариной как благо. На улице было совершенно темно и безлюдно, крошечный дворик неподалеку едва освещали два тусклых фонаря.
Теплый, натопленный машинный салон казался уютным и безопасным. Утолив голод друг подругу; Карина и Олег полулежали обнявшись, тихонько бол гая о всякой ерунде. Возвращаться домой не хотелось: гарантии, что им удастся встретиться сегодня еще раз, не было никакой. Леля могла не заснуть в течение всей ночи — такое случалось, и не раз.
Их идиллию внезапно нарушил громкий стук в окно.
— Эй, кто там! — взывал возмущенный женский голос. — Откройте!
Карина дернулась было, чтобы подняться, но Олег удержал ее:
— Не обращай внимания.
— Ио что ей нужно? — недоуменно спросила Карина.
— Мало ли сумасшедших бродит по улицам. Поорет и исчезнет.
Стук, однако, не прекращался.
Карина встревожилась, что безумная тетка повредит стекло. Она осторожно отвела руки Олега, выпрямилась и нажала на кнопку стеклоподъемника.
— Не вздумайте оставить машину здесь на всю ночь! — захлебываясь, застрекотал голос ей в лицо. — Тут утром мусор вывозят, грузовик не сможет проехать!
— Да хорошо, хорошо, — с досадой произнесла Карина, намереваясь вновь поднять стекло, и застыла с вытянутой рукой: прямо перед ее носом стояла Бурцева, в своей каракулевой шубе и высокой папахе, и взирала на нее округлившимися глазами. — Здравствуйте, — машинально произнесла Карина и кивнула, повинуясь многолетней привычке здороваться при виде начальства.
— К-карина Петровна? — заикаясь, выдавила Бурцева, косясь внутрь салона. В следующее мгновение она резко развернулась и засеменила в сторону двора.
— Вы что, знакомы? — удивленно спросил Олег, приподнявшись и глядя в окно на удаляющуюся, безупречно прямую спину завуча.
— Да, — умирая от смеха, проговорила Карина. — Да. Это завуч моей музыкальной школы. По-видимому, она живет здесь, в этом дворе.
— Суровая гражданка. — Олег поднял стекло и вновь увлек Карину па сиденье.
— Еще какая. — Она продолжала тихонько смеяться. — Знаешь, как она всех строила? Только попробуй вякни.
— Забудь, — коротко сказал Олег. — Не было этого — и все. Ни твоей музыкалки, ни этой стервы в каракуле. Да и тебя тоже не было. — Он улыбнулся, пристально вглядываясь в ее лицо, и уточнил: — Той, которая кисла и норовила саму себя загнать в угол.
— А ты? — спросила Карина. — Ты был?
— Я? — Он секунду раздумывал, затем с уверенностью произнес: — Я был. Правда, может быть, слегка другим.
— Каким?
— Черт его знает. — Олег пожал плечами. — Иногда мне кажется… что ты меня заразила своей рефлексией, вечными сомнениями, переживаниями за всех обиженных… словом, чепухой. Нет-нет в газоне твои мысли мелькают. — Он говорил нарочито небрежно, с усмешкой, но Карина видела. что глаза у него серьезные и даже грустные.
Он явно не шутил и не подтрунивал над ней, как часто любил делать. Видимо, эта тема волновала его, и волновала давно, но, в силу упрямства и заносчивости, Олег не желал обсуждать ее с Кариной.
Только что сказанное вырвалось у него невольно, под воздействием момента, и язвительным тоном Олег пытался убедить и Карину, и, главное. себя в том. что это действительно полная чепуха.
— Что ж, я рада, что благодаря мне ты теперь не такой циник и рационалист, как прежде, — проговорила она, интуитивно чувствуя, что должна подладиться под его тон, помочь ему обратить их беседу в шутку.
— Не радуйся, — моментально отпарировал Олег, и Карина поняла, что не ошиблась, он ждал от нее именно этого. — Это пройдет. Меня изменить невозможно.
— Ладно, — сказала она ласково. — Нет так нет. Однако поздним вечером, оставшись одна в своей квартире, Карина в мыслях неотступно возвращалась к их разговору.
Интересно, что имел в виду Олег, упомянув о сомнениях и переживаниях? Неужели Лелю, свое отношение к ней? Не может больше оставаться равнодушным, тяготится предательством?
Карине захотелось поговорить с ним начистоту, без обиняков, без колкостей и ехидства, направляющих разговор совершенно в иное русло. Выяснить, так ли уж в действительности он равнодушен к Деле, способен ли расстаться с той легко и просто, безболезненно для себя отсечь все. что связывало их за прожитые вместе годы.
Она ждала Олега до половины четвертого утра, но в ту ночь он не пришел.
И когда назавтра они встретились, чтобы ехать в капеллу, лицо его снова было абсолютно спокойным и бесстрастным, и Карине показалось, что вчерашнее лишь плод ее фантазии.
31
Февраль начался с неожиданной и сильной оттепели. В течение недели дул южный ветер, сугробы съежились и осели, непрерывно моросил мелкий, противный дождик.
И потом грянул двадцатиградусный мороз. Лужи вмиг застыли, и тротуар превратился в сплошной каток, на котором легче легкого было сломать себе шею. Но гололед был не единственной напастью, которую принесли москвичам капризы погоды.
По городу с устрашающей скоростью пополз грипп, кося подряд и детсадовцев, и школьников, и взрослых людей. Пока санэпидем надзор колебался, объявлять или нет эпидемию, ежедневное количество заболевших достигло нескольких тысяч.
В капелле слегло пол-оркестра и столько же хористов. Любаша лежала дома с температурой под сорок, и спевки проводила второй хормейстер, Саша, молчаливая симпатичная девушка с каштановой косой, спускающейся ниже спины.
Сам Михалыч держался, хоть и отчаянно чихал, закрываясь платком.
В таких условиях предстоящие гастроли в Суздаль оказались под угрозой срыва. Собрали совещание. на котором взвесили все за и против поездки, и решили, что ехать все-таки необходимо.
Суздаль — первая ступенька в череде мелких гастролей, предшествующих основной, полуторамесячной поездке в Италию. Кроме того, в Суздале капеллу должен был прослушать новый потенциальный спонсор, крупнейший местный банк, уже почти готовый к подписанию контракта.
За то, чтобы ехать, хоть и неполным составом, высказались Олег, концертмейстер вторых скрипок Ольга Чеботарева, флейтист Андрей Столярчук и только что поправившаяся Любаша. Последняя чувствовала себя еще неважно, багровость ее щек несколько поблекла, но настроена хоричка была решительно.
Карина радовалась необычайно: в Суздале их с Олегом сольная программа была включена во все концерты. Радость омрачала лишь тревога за Лелю, остающуюся в гриппозной Москве.
Перед отъездом Карина развесила по всем углам соседской квартиры дольки чеснока, накупила лимонов, клюквы и сухих плодов шиповника и строго-настрого велела Леле употреблять все это ежедневно, дабы повысить запасы витамина С в организме.
В самый день поездки свалился Вадим. Па вокзал приехала его сестра: она привезла ноты соло, которые он играл. По случаю лютою мороза проводники открыли двери пораньше, и музыканты уже сидели в вагонах — хористы и певцы в одном, оркестранты в двух других.
Сестра Вадима заглянула в тот, в котором были вокалисты, в самое первое купе, где расположились Карина с Любашиной заместительницей Сашей, а также певицы Соня и Галина.
Это была миловидная женщина лет сорока с небольшим. в пушистой песцовой шубке и светлой вязаной шапочке, из-под которой виднелись такие же черные, как у брата, волосы.
— Девочки, здравствуйте, — она приветливо улыбнулась, полезла в сумку и вытащила оттуда папку с нотами, — вот. Передайте это дирижеру, говорят, он в соседнем вагоне, я уж не буду туда бегать. Какие вы молодцы, что держитесь, не заболели.
— Типун вам на язык, — замахала руками Соня. — Нам болеть нельзя, — потом месяц голоса не будет.
