Крис ставит пиво на стол, и я торопливо, виновато возвращаюсь к своим такос. Он следует моему примеру, и в голове снова возникают вопросы, которые мне давно хочется задать. Когда он работает? Где пишет свои картины? Что пробуждает вдохновение? Как выглядит его любимая кисть? Понимаю, что все эти банальности он слышал уже миллион раз и вряд ли захочет обсуждать в миллион первый, а потому молчу.
— Из этого угла очень удобно наблюдать за людьми, — замечает Крис.
Смотрю на мелькающие за окном сценки и думаю о том, какое черно-белое существование веду, хотя мечтаю жить ярко. В уютном молчании следим за быстро сменяющимися картинками. Вот проходят, крепко держась за руки, мужчина и женщина. Вот молодая мама безуспешно пытается заставить сынишку надеть куртку. А вот девушка сжимает воротник жакета и, кажется, плачет.
Крис поворачивается ко мне.
— У каждого своя история. В чем же заключается ваша, Сара Макмиллан?
Вопрос застает врасплох, и первым на ум приходит ответ, произносить который вслух совсем не хочется: у меня нет истории; во всяком случае, такой, которой я готова с ним поделиться.
— Я всего лишь простая девушка, а свободное от основной работы время пытаюсь провести ближе к живописи, которую люблю с детства.
— Расскажите о себе что-нибудь, чего я еще не знаю.
— Во мне нет ни единой творческой искры, поэтому приходится жить за счет чужого вдохновения.
— Позвольте написать ваш портрет, и вы станете источником этого вдохновения.
Кусаю губы в мучительных сомнениях.
— Не знаю.
— Чего же здесь не знать?
— Ужасно страшно позировать такому знаменитому художнику. Вам наверняка это известно.
— Я всего лишь человек с кистью в руках, Сара. Ничего больше.
— Вы не просто человек с кистью в руках. — Немного опускаю взгляд и впервые замечаю на подбородке шрам: он тянется к уху почти на три дюйма. Интересно, как это случилось? Что за человек скрывается за огромным талантом? Снова смотрю в зеленую глубину глаз, перед притягательной силой которых невозможно устоять. — А какова ваша история, Крис?
— Моя история живет на моих полотнах, где очень хочу видеть вас.
Зачем же так настаивать?
— А можно… подумать?
— Пожалуйста; ровно до тех пор, пока мне будет позволено вас уговаривать.
Пользуюсь удобной зацепкой и задаю жизненно важный вопрос:
— Сколько вы пробудете в городе?
— До тех пор, пока не почувствую, что нужно уезжать.
— Значит, у вас нет определенных месяцев, которые проводите здесь или в Париже?
— Живу там, где считаю нужным, с одним исключением: каждый октябрь обязательно участвую в ежегодной благотворительной выставке в Лувре.
— Там, где хранится «Мона Лиза»! — Даже не пытаюсь скрыть острую тоску. За один лишь взгляд на «Мону Лизу» готова умереть.
— Да. Вы ее когда-нибудь видели?
— Ни разу не выезжала из Штатов, а о знаменитых парижских музеях даже мечтать не могла. Если честно, то, кроме Сан-Франциско, была только в штате Невада, в родном городке.
— Это недопустимо! Жизнь слишком коротка, а мир слишком велик и полон прекрасных произведений искусства, чтобы не увидеть все, что можно.
— Живопись обладает магическим свойством дарить зрителю впечатления и чувства, которые сам он никогда не смог бы испытать. Я имела счастье видеть Париж вашими глазами. — Вспоминаю фреску в кабинете Комптона, однако тут же умолкаю. Не хочется терять легкий тон беседы.
— Звучит так, словно вы убеждаете себя, что не хотите путешествовать, хотя на самом деле очень даже хотите.
Ой! Едва не вздрагиваю. Опять разговор на острие ножа. Сначала о том, почему и зачем работаю в школе, теперь вот об этом.
— Некоторые из здесь присутствующих не настолько богаты и знамениты, чтобы без конца носиться по миру.
— Ой! — восклицает Крис, вслух повторяя мой тайный возглас. — Больно!
— И очень хорошо, что больно, потому что с вашей стороны было крайне нетактично подчеркнуть, что вы имеете возможность увидеть мир, а я нет, мистер Богатый и Знаменитый Художник.
Крис вскидывает брови.
— Который так круто смотрится в кожаном пиджаке.
— И каким же образом это обстоятельство влияет на ситуацию?
— Могу предложить показать вам Париж.
С сомнением прищуриваюсь. Неужели он только что пригласил в гости? Нет, не может быть. Просто вкладываю в слова несуществующий смысл.
— Париж — слишком смелая заявка. Пока что назначила себе первым пунктом Нью-Йорк.
— С какой же целью?
— Реализовать свои возможности. Мистер Комптон считает, что я гожусь для работы с «Риптайдом», поэтому и заставляет зубрить все, что касается вина, оперы и классической музыки.
Лицо Криса остается невозмутимым, однако воздух мгновенно заряжается электричеством.
— Марк сказал, что собирается дать вам работу в аукционном доме?
— Скорее намекнул.
— И каким же образом?
— Общая идея заключается в том, что он видит для меня более далекую перспективу, чем лето в торговом зале, но чтобы ее реализовать, необходимо подготовиться к общению с клиентами уровня «Риптайда». — Хмурюсь, заметив, что собеседник нервно стучит пальцами по столу. — Что? В чем дело? — В этот миг, совсем некстати, звонит мой сотовый. Не сводя глаз с Криса, на ощупь достаю телефон из сумочки. Бросаю быстрый взгляд и морщусь: на экране высвечивается номер Марка. — Это… — не договариваю, чувствуя, что имя начальника прозвучит сейчас неуместно. — Обязательно надо ответить. — Нажимаю клавишу приема и сразу слышу знакомый голос.
— Покинули рабочее место без предупреждения, мисс Макмиллан?
Опускаю взгляд в тарелку, чтобы скрыть от Криса внезапный испуг: начальник даже не пытается скрыть раздражение.
— Решилась на поздний ленч. Шел уже третий час, а я весь день ничего не ела.
— Сейчас уже половина четвертого.
Беспомощно кусаю губы. Проклятие! Разве можно было забыть о времени?
— Как раз собираюсь возвращаться.
— Не тяните, мисс Макмиллан. Аманде необходимо уточнить с вами детали вечера пятницы. Как только придете в галерею, сразу позвоните.
— Да, конечно. Я… — Линия погружается в тишину. Смотрю на Криса.
— Это был Марк, — уверенно произносит он.
Неловко киваю:
— Опаздываю на работу.
Он достает из кармана бумажник и бросает на стол стодолларовую купюру — при том, что его счет вряд ли превышает сорок. Надевает пиджак, а я лезу в сумку, чтобы заплатить за себя.
— Даже не думайте! — рявкает Мерит, мгновенно утратив недавнюю приветливость. Рука моя замирает. Открываю рот, чтобы возразить, но решаю не рисковать. В эту минуту он выглядит злым и… сумасшедшим? Нет, конечно. С какой стати ему сходить с ума?
