— На данном этапе Зоя Кейна не интересует, но меры предосторожности не будут лишними, — задумчиво сказала Ровена, постукивая пальцем по бокалу. — Вашу подругу можно защитить. Пока не наступил ее черед…
— Если он наступит. — Питт перебил Ровену, и она укоризненно покачала головой:
— Ты всегда во всем сомневаешься! Надо верить, как верю я! — Ровена улыбнулась и вдруг взяла лицо Даны в свои ладони: — Вы способны услышать истину, но рискуете остаться глухой к ней, отвернуться от нее. Вы от природы очень упрямы — точно так же, как мой мужчина подвержен сомнениям.
— Ну и дела… — пробормотал еле слышно Джордан.
Ровена между тем продолжала говорить, глядя Дане прямо в глаза:
— Если вы захотите услышать, истина вам откроется. Это ваш дар. Кейн сможет вас обмануть только в том случае, если вы позволите ему это сделать. Примирившись с тем, что уже знаете, вы приобретете все остальное.
— А нельзя ли немного конкретнее?
Губы Ровены дрогнули в улыбке.
— У вас уже достаточно пищи для размышлений.
Когда Дана и Джордан уехали, Ровена свернулась калачиком на диване рядом с Питтом и, склонив голову ему на плечо, стала смотреть на огонь. В языках пламени она видела Дану, которая уверенно вела машину по тихой ночной долине ниже Ворриорз Пик.
Ровена всегда восхищалась людьми, умеющими хорошо делать свое дело.
— Она его беспокоит, — задумчиво сказала богиня.
Бессмертный тоже смотрел на огонь и на возникающие в нем образы.
— Кого она беспокоит? Кейна или писателя?
Ровена рассеянно потерлась щекой о плечо Питта.
— Пожалуй, обоих. Оба причинили ей боль, хотя лишь один сделал это намеренно, но возлюбленный ранит больнее, чем враг. Она беспокоит Кейна, — уточнила Ровена. — А писатель беспокоится за нее.
— Их обуревает страсть, но и тот, и другая это скрывают. — Питт повернул голову и коснулся губами волос Ровены. — Им нужно лечь в постель, и страсть залечит все раны.
— Думать, что постель все решит, это так по мужски.
— А как по женски? — Питт обнял возлюбленную, и в ту же секунду оба оказались на широкой кровати в своей спальне.
Ровена вопросительно подняла бровь. Серебристое платье исчезло, и теперь на ней ничего не было. Такие трюки — одна из забавных привычек Питта.
— Страсти недостаточно. — Ровена щелкнула пальцами, и в комнате ярко загорелись свечи. — Душевное тепло — вот что излечит раненое сердце, любовь моя. Моя единственная любовь…
Ровена широко развела руки, приглашая его в свои объятия.
Дана пришла домой — Джордану она указала противоположное направление, к жилищу Флинна, — и едва успела устроиться на диване с «Отелло» в руках, сосредоточившись на стоящей перед ней задаче, как в дверь постучали.
Подумав, что Хоук решил высказать какую нибудь новую идею, которая позволит ему совать нос в ее дела, Дана решила, что открывать не будет.
Она была намерена провести два часа в обществе Шекспира, а затем мысленно вернуться к поездке в Ворриорз Пик и вспомнить все, что там было сказано.
Если ей придется думать о Джордане, она не собирается делать это в его присутствии.
Он обязательно это унюхает — как гончая.
В дверь снова постучали, на этот раз громче. Дана усмехнулась и продолжала читать пьесу.
За дверью послышался лай.
Лаять Хоук не мог. Дана отложила книгу и встала. Придется открыть.
— Какого черта ты пришел? — Дана хмуро посмотрела на Флинна, потом наклонилась и, причмокнув губами, потрепала лохматые уши Мо. — Мэлори тебя выставила? Бедняжка! — Она выпрямилась, глянула на брата, и сочувственный тон сменился ледяным. — Ночевать ты здесь не будешь.
— Я и не собираюсь.
— Тогда что у тебя в сумке?
— Вещи. — Флинн протиснулся в квартиру мимо собаки и сестры. — Слышал, вчера вечером у тебя были неприятности.
— Кое что действительно произошло, но у меня нет настроения рассказывать. Уже одиннадцатый час. Я работаю, а потом лягу спать.
«С полной иллюминацией, — уточнила про себя Дана. — Как вчера».
— Отлично. Вот его вещи.
— Чьи?
— Мо. Утром я притащу большой пакет собачьей еды, а на завтрак ему здесь хватит.
— О чем ты, черт возьми, говоришь? — Дана заглянула в сумку, которую Флинн сунул ей в руки, и увидела изжеванный теннисный мяч, потрепанную веревку и коробку собачьих галет поверх пятифунтового пакета с сухим кормом.
— Что это?
— Его вещи, — бодро повторил Флинн и улыбнулся, когда пес подпрыгнул и поставил лапы ему на плечи. — Мо временно поживет с тобой. Мне пора идти. Спокойной ночи!
— Эй! Подожди! — Дана бросила сумку на стул, обогнала брата и преградила ему путь. — Ты не выйдешь в эту дверь без собаки.
Улыбка Флинна была немного насмешливой и абсолютно невинной.
— Ты только что сказала, что я не буду здесь ночевать.
— Не будешь. И он тоже.
— Послушай, ты его обижаешь! — Флинн участливо посмотрел на Мо, который пытался просунуть нос в сумку. — Не волнуйся, приятель. Она пошутила.
— Не морочь мне голову!
— Собаки все понимают. Наука не дает точного объяснения, как это происходит, но уже и не оспаривает. — Флинн потрепал Дану по щеке, хотя знал, что рискует. — В любом случае Мо поживет у тебя пару недель. Ему отведена роль сторожевого пса.
— Сторожевого пса? — Дана заметила, что Мо принялся жевать край сумки. — Ты меня точно разыгрываешь.
Вероятно, коричневая кожа пришлась псу не по вкусу, и он принялся вынюхивать крошки на полу. Флинн прошел в комнату, сел и вытянул ноги.
— Ладно, раз ты не доверяешь Мо, тогда я останусь и сам буду сторожевым псом. Кто будет спать на кровати? Давай бросим монету.
— На моей кровати буду спать только я, а тебе я доверяю еще меньше, чем этому большому болвану, который гоняется за своим хвостом. Мо! Прекрати немедленно, пока ты не разгромил мне всю квартиру.
Когда Мо в тщетной попытке поймать свой хвост натолкнулся на стол и на голову ему свалилась стопка книг, Дана пришла в ужас. Пес, испуганно залаяв, бросился искать защиты у хозяина.
— Уходи, Флинн! И забирай с собой свою глупую собаку!
Брат стал располагаться поудобнее. Он положил ноги на спину Мо — получилась отличная скамеечка.
— Мы можем рассмотреть варианты, — сказал Флинн.
Через двадцать минут Дана вошла на кухню и замерла на пороге, удивленно присвистнув. Содержимое мусорного ведра было разбросано по всему полу, а сверху лежал Мо и с наслаждением жевал бумажные полотенца.
— Как ему это удалось? Как он сумел меня уговорить? — удивилась Дана, признавая неоспоримые журналистские достоинства Флинна Хэннесси. Но не человеческие!
