Сердце Снежи упало в пятки. Упало так глубоко, как не бывало уже давно.
— Сам… Ну, боже ты мой… Самойлов! Вот!
Упало и осталось лежать. Дура.
— Я поняла, спасибо, — Снежана отвернулась, скрывая горечь, отобразившуюся на лице. Как есть дура. Дура, что хотела услышать другую фамилию, дура, что успела уже представить, как она заходит в студию, как фотографирует, он молчит, а потом признается, что скучал… Три года… Неужели трех лет было мало, чтобы искоренить подобные мысли?
Видимо, и пяти будет мало, и десяти, и двадцати.
Дальше съемка шла быстро. Желания создавать чудо здесь и сейчас, оживлять картинки у Снежаны не было, потому в апрельском номере журнала на обложке предстояло увидеть застывших с каменным выражением на лицах моделей с посиневшими губами. Стильно, модно, вкусно, жаль, взгляд на этом надолго не задержится.
Уже дома, в кармашке для батареек, Снежана нашла скомканную записку, оставленную, видимо, все тем же осветителем. Всего несколько слов:
«А ты часом не снежная королева, Снежана? Ты забыла осколок льдинки в сердце одного Кая, жду звонка…»
Это было мило. Мило настолько, что Снежана даже улыбнулась. Но не более. Записка полетела в корзину для мусора, не отозвавшись в мыслях даже досадой.
* * *
— Марк Леонидович, приехали, — несколько тихих покашливаний не принести желаемого результата, шеф не открыл глаза. Именно поэтому, борясь со своей природной чрезмерной учтивостью, Борис потратил на раздумья долгих десять минут, прежде чем разбудить шефа настойчивой тряской.
Он не боялся, что боссу такое поведение не понравится. Нет, возможно, любому другому начальнику, но не Марку. Просто было искренне жаль будить его, явно проведшего очередную бессонную ночь, по причине никак не позволяющей ему позавидовать.
— Угу, — он не спал, просто закрыл глаза. Думал, что на несколько секунд, а на самом деле — не успел заметить, как они проехали через весь город, оказавшись возле студии, на которой предстояло снимать. — Спасибо, — закрыв лицо руками, Марк отдал себе немой приказ взбодриться, собраться и закончить этот день так, как положено, а не перенося съемку до лучших времен. Лучших в его жизни не предвидится.
Улица встретила мужчину бодрящим холодком, освежившим лицо и мысли. Всего лишь час для съемки, а потом домой, спать… Нет, сначала позвонить, убедиться, что все хорошо, а потом спать.
Холл одного из офисных зданий, в котором находилась нужная ему студия, встретил Марка пустотой, приглушенным светом и подозрительным взглядом охранника.
— В четыреста двенадцатый, — мужчина даже не обратил внимания на молчаливый кивок, служивший доказательством того, что он может проходить.
Преодолев четыре этажа, Марк понял, что сонливость будто рукой сняло, а значит, час‑то он точно продержится. Лишь бы фотограф был настолько хорошим, как о нем отзывался один из партнеров, по чьей протекции Самойлов и решил к нему обратиться.
Стук, еле слышное «войдите», и Марк распахнул дверь, щурясь от слишком контрастно яркого света студии.
Первых несколько секунд ему казалось, что комната пуста, а свет остался исключительности по чьей‑то забывчивости, но впечатление было обманчивым.
— Добрый день, Марк Леонидович? — у стола, держа в руках фотоаппарат, стояла девушка. Лет двадцати двух, не больше.
— Да.
— Отлично, проходите, вешалка там, — она указала в противоположный угол, — подождите, пожалуйста, несколько минут, я сейчас закончу с подготовкой, и приступим.
На несколько секунд Марк элементарно завис. Причем произошло это сразу по нескольким причинам: он ожидал увидеть кого‑то посолидней. Не был дураком, понимал, что уровень фотографа мало зависит от пола и возраста, но все же… А девушка… Ей бы еще в куклы играться, или что делают девочки старшего школьного возраста? А не стоить из себя серьезного профессионала. Но что убило Марка наповал, она была неуловимо похожа на одного человека, которому еще действительно положено было играть с куклами.
Всего несколько секунд фотограф смотрела в его сторону, но черты ее лица запечатлелись в памяти — светлая кожа, острый нос, заправленные за уши светлые волосы, спускающиеся по плечи, сжатые в линию губы. Почему‑то у Марка не возникло сомнений — когда она улыбается, на щеках появляются ямочки. Вот только не похоже, что она часто улыбается.
— Что‑то не так? — оглянувшись, Снежа поймала внимательный взгляд своей будущей «модели». Слишком внимательный, на секунду девушка даже пожалела, что отпустила все‑таки Аню раньше.
— Нет, — мужчина отмер, моргнул несколько раз, направляясь к вешалке. «Просто нужно нормально высыпаться, тогда не будет мерещиться одно и то же лицо в каждом встречном — поперечном». Объяснив самому себе происходящее именно так, Марк сделал, как ему велели.
И это вызвало невольную улыбку — когда он в последний раз получал от кого‑то приказы? Когда последний раз беспрекословно их исполнял? Наверное, еще в детстве или юности. Серьезная фотограф может гордиться, если это имеет для нее хоть какое‑то значение, конечно.
* * *
Весь вечер Снежана провела в студии. Хоть предвиделась единственная съемка, назначенная на семь вечера — раньше, господин Самойлов никак не мог, она приехала в четыре, проверила аппаратуру, а потом… Села на стул, чтобы просидеть так долгих три часа. Просто сидеть и смотреть в одну точку. Кто‑то назвал бы это медитацией, кто‑то желанием подумать, все взвесить, переоценить, а Снежа не тратила времени на то, чтобы как‑то свое состояние назвать. Она просто не знала, что делать с этим всем. С собой, со своей жизнью, с преследующим ее прошлым и беспросветным будущим.
Утром звонил Дима. Он на Кубе. Теперь на Кубе, а до этого были Испания, Португалия, вроде бы Бразилия. Он выбирал странные маршруты, по логике, непонятной Снеже. Зачем он это делал — у девушки были некоторые предположение: раз предвидеть его действия было сложно ей, не менее сложно будет и Самарскому.
На первом часу молчаливого сидения, сдерживать тяжелые вздохи Снежана даже не пыталась. Брату она побоялась задать этот вопрос, но себя им мучила постоянно — и что дальше? Он вечно будет прятаться по закоулкам мира? Вечно будет звонить не больше чем на минуту, чтобы звонок не засекли? Каждый раз с нового номера, из нового уголка мира. За три долгих года он ни разу не вернулся в Киев. Да что там Киев? Не показался у родителей. Им тоже звонил — еще реже, чем Снеже, ведь им не объяснишь ничего. По официальной версии он разорвал отношения с Самарским после того, как последний бросил сестру. Звучало правдоподобно — родители верили, а отсутствие звонков и приездов Дима объяснял огромным загрузом на новой работе. Родители опять верили, а Снежана… И о новой работе она тоже боялась спрашивать. Дима никогда не заикался о том, что нуждается в деньгах. Запасы, с которыми он убегал должны были давным — давно закончиться, а значит — теперь он жил не на них. Причем не просто «жил», каждый раз он начинал разговор с вопроса — нужны ли деньги Снеже. Ей деньги были не нужны. Ей нужен был брат, не тот обезумевший ревнивец, в которого он превратился когда‑то, не этот вечно суетной незнакомец, разговоры с которым длились ровно пятьдесят девять секунд, а прежний Дима.
