Сейчас вчерашний инцидент кажется сюрреалистическим. Я не вижу в случившемся ни малейшего смысла. Наверное, печаль творит с телом странные вещи.
— Главное, что тебе стало лучше. — В его голосе слышится сомнение, точно он ждет, какая реакция последует.
Я вдруг вспоминаю сцену, устроенную мной на прощании, и роняю пакет с чипсами.
— О черт. Настолько все плохо?
На другом конце трубки повисает короткое молчание.
— Все не так ужасно. Можно сказать, ты ввела новую моду: после твоего ухода пара десятков девчонок бросались на гроб и рыдали как идиотки.
Я вздыхаю от облегчения, напряжение отпускает меня.
— Думаю, это даже хорошо. Пусть лучше считают меня ненормальной, жаждущей всеобщего внимания, чем лунатиком, правда? Уже появились видео-ролики в сети?
— Несколько девчонок запостили фотографии, но тебя на них нет.
Нахмурившись, я прикладываю телефон к другому уху.
— Прямо слышу, как ты хмуришься, Зои.
Теперь я улыбаюсь. Как же хорошо он меня знает.
— Ты что, и правда предпочтешь прослыть сумасшедшей позеркой?
Я открываю пакет и набиваю рот сырными чипсами.
— Лучше так, чем быть невидимкой, — жуя, отвечаю я. — Никто не заметил бы меня, даже если бы я нагишом, аля леди Годива, прокатилась по коридору на лошади.
В трубке раздается его смех.
— О, милая, твоя фигура не создана для наготы.
— Вот уж спасибо, — закатываю я глаза.
— Ну и если ты закончила себя жалеть, то я бы не отказался от помощи в выборе моего школьного гардероба. Поеду в город, прошвырнуться по «Bloomies».
— Когда уж ты перестанешь пускать слюни по тому красавчику-кассиру в «Bloomingdales».
— Когда он перестанет так классно выглядеть в своих слаксах. Давай не заговаривай мне зубы. Едем со мной. А то он еще подумает, что я преследую его.
— Ты его и преследуешь, — бубню я с набитым ртом.
— Ну, да, но я не хочу, чтобы он знал, что я преследую его.
Я качаю головой и тащу чипсовую вкуснятину к себе в комнату.
— Прости, но придется тебе ехать одному в компании со своей кредиткой.
— Ладно. Так и быть, обойдусь и кредиткой, но ты мне будешь должна.
— Внеси это в мой счет, — говорю я и с улыбкой нажимаю на отбой.
Моя стройная кошечка Бримстоун прыгает на стол и требует внимания так, как это умеют делать только кошки и коты.
— Что ж, Брим, мы оба знали, что этот день придет. Сегодня я весь день проведу в пижаме, поедая чипсы и читая книги. — Как будто такое случается в первый раз в жизни, а не от случая к случаю.
Она трется об меня головой, совершенно не впечатленная признанием моей инертности. Я беру потрепанный томик рассказов Эдгара Аллана По и устраиваюсь с ним в уютном кресле со свернувшейся в клубочек Брим на коленях. В последнее время я не читаю ничего с такой мрачной атмосферой, но эти его рассказы очень люблю. Я отрываюсь от книги, только когда стены дома сотрясает раскат грома. Осторожно переложив Брим на кровать, я раздвигаю тюль на окне. Небо потемнело, и стекло покрывают капли дождя.
Я бросаю взгляд на часы. Почти семь. Живот урчит, давая мне знать, что пора прервать чтение и поесть что-то посущественней чипсов. Положив книгу рядом со все еще спящей кошкой я возвращаюсь в кухню. Свет мигает, но не отключается. На всякий случай я достаю из ящика длинный черный фонарик. Яркая вспышка света озаряет кухню через окно над раковиной, а за ней тут же следует новый раскат грома, да такой громкий, что по моему позвоночнику проходит дрожь и волоски на затылке встают дыбом. Я наливаю себе стакан молока и выкладываю на тарелку оставшиеся куски ананасовой пиццы, потом разворачиваюсь, чтобы идти в свою комнату, и тут свет снова начинает мерцать. Когда мерцание прекращается, я понимаю, что стою в кухне не одна. Я не кричу. Кажется, я слишком напугана для этого. Я даже вздохнуть не могу. Мозг полностью отключился, и я застыла, уставившись в смотрящее на меня лицо. Стакан с тарелкой выскальзывают у меня из пальцев, падают на пол и разбиваются возле босых ног. Передо мной вытянув руки стоит Логан.
— Не двигайся, — тихо произносит он.
И вот тогдая кричу.
Крик продирается сквозь горло и вулканом извергается изо рта. Я делаю шаг назад и чувствую, как в ступню впивается осколок. Хочу снять вес с ноги, чтобы не было так больно, и падаю на пол, прямо в кучу керамических и стеклянных осколков.
— Перестань двигаться, — велит Логан. — Ты всю себя изрежешь.
Я набираю воздух в легкие и снова кричу, только в этот раз горло сжимается, и звук выходит каким-то рваным и сдавленным.
— Может, перестанешь кричать? Ну правда, Зои.
Мои глаза от страха чуть не выпадают из глазниц, а сердце так сильно колотится в груди, что, кажется, меня вот-вот вырвет. Я набираю в легкие еще воздуха и удерживаю его в себе, пока могу, а потом резко выдыхаю:
— Что ты здесь делаешь?
Логан с самодовольным видом складывает руки на груди.
— Что я делаю « здесь», в твоей кухне, или «здесь»— в смысле, вообще? Ты подразумеваешь этим, почему я не…
— Разлагаешься где-нибудь в земле?
Он морщится.
— Я собирался сказать «не умер», но спасибо за столь живописный образ.
Ко мне медленно возвращаются разум и чувства. Боль в стопе терпима и не может отвлечь мое внимание от торчащего в предплечье стекла.
— У меня идет кровь, — говорю я, наблюдая за тем, как темно-красная жидкость стекает по руке вниз.
— Такое случается, когда падаешь в кучу разбитого стекла.
— Заткнись, Логан, — злобно зыркаю я на него.
Я обхватываю осколок двумя пальцами и быстро выдергиваю. Кровь теперь течет свободней, скапливаясь лужицей на полу. Я отбрасываю осколок размером с зубочистку в сторону. Смахнув ладонью осколки рядом с собой и очистив тем самым пространство, я скольжу на попе назад подальше от стекла и прижимаюсь спиной к стене. Подняв стопу, я разглядываю порез. Он неглубокий и узкий, и в ране ничего нет. Мои руки дрожат, когда я поднимаюсь на ноги, держась за ручку холодильника, чтобы не упасть. Я аккуратно обхожу разбитое стекло и Логана, не поднимая на него глаз, и прихрамывая направляюсь в ванную.
Подцепляю из-под раковины аптечку, опускаю крышку унитаза и сажусь на нее. Я чувствую на себе взгляд Логана, пока обрабатываю порез на стопе и залепляю его. Рука все еще кровоточит, но уже не так сильно, так что я вытираю большую часть крови туалетной бумагой.
— Наверное, нужно швы наложить, — подает голос Логан.
Я вижу, что он стоит скрестив лодыжки и облокотившись о подвесную столешницу раковины, но не смею взглянуть на него. Посмотреть ему в глаза — значит, дать пищу своему разыгравшемуся воображению.