– Мистер Акройд, подождите, я с вами…
Она переночевала у бабушки Симмс, в старом кресле. Настало утро, но отец не вернулся. Миррен решила, что он отсыпается в какой-нибудь железнодорожной будке, чтобы явиться домой более-менее трезвым. Вот она и пошла в школу с тяжелым сердцем.
В обед она прибежала домой, надеясь увидеть дым над их вагончиком, но возле двери стояли незнакомые люди, а с ними бабушка Симмс. При виде нее бабушка мрачно кивнула. Миррен невольно замедлила шаг.
Среди собравшихся она узнала констебля Флетчера. Он заговорил с ней, сняв шлем.
– Крепись, детка. Ужасное происшествие. Твоего отца сбил поезд.
Миррен потрясла головой, не желая ничего слышать. Ей хотелось убежать подальше от этих людей, но ее ноги превратились в мягкий воск и не слушались, поэтому она просто закрыла уши ладонями. Бабушка обняла ее за плечи и прижала к себе.
– Милая девочка, он даже не понял ничего. Он спал на путях. Должно быть, он решил срезать дорогу и поскользнулся. – В ее глазах стояли слезы.
Миррен не хотела верить ее словам.
– Папа никогда не ходил ночью по путям. И мне всегда запрещал. Где это было? Вы ошибаетесь. Все-таки от «Зеленого человечка» до железной дороги далеко.
– Ох, детка, – вздохнул констебль, – видно, он все-таки решил спрямить дорогу. Все случилось рано утром. Его сбило на нижнем пути… ночной поезд из Глазго… А ведь Пэдди сам из Шотландии и вообще… Пускай твоя бабушка напоит тебя чаем.
– Она не моя бабушка, – сердито закричала Миррен. – Моя настоящая бабушка живет на ферме в Долинах! – На Рождество от нее всегда приходила посылка с одеждой, которая никогда не оказывалась впору, и поздравительная открытка от Йевеллов с фермы Крэгсайд. И потом больше ничего целый год.
– Я хочу посмотреть на моего папу.
– Это невозможно, – прошептал констебль. – Идет расследование.
– Мне надо посмотреть, он это или нет. Может, не он, – твердила Миррен, не слушая его слов. Все походило на какой-то ночной кошмар. Вот она проснется, и все будет хорошо. Как мог ее папа уйти и оставить ее совсем одну?
– Пойдем, моя хорошая, у тебя шок, – ласково сказала бабушка Симмс. – Ты побудешь у меня, пока…
– Я во всем виновата! – закричала Миррен, чувствуя себя предательницей. – Мне надо было дождаться его и привести домой.
– Почему вы так считаете, юная леди? – спросил полицейский и присел на корточки. Его лицо было так близко, что она увидела волоски, торчавшие у него из носа.
– Мне надо было остаться. Он велел мне посидеть на скамейке у входа, но я замерзла и ушла домой. Я была ему нужна, а меня не оказалось рядом. Я во всем виновата. – Горючие слезы лились по ее щекам. – Я хочу увидеть папу. Я должна попросить у него прощения.
– Твоей вины тут нет, дитя мое, – произнес незнакомый мужчина в одежде с пасторским воротником. – Мистер Гилкрист был взрослым человеком, и ему не следовало оставлять маленькую девочку одну в темноте возле паба. – Миррен догадалась, что он пытался ее защитить, но его слова не принесли ей утешения.
– Боюсь, тут многие так делают, – заметил констебль. – Правильно, что девочка пошла домой. В таком состоянии Пэдди уже не мог отличить день от ночи. Не терзай себя, детка. Это несчастный случай, жестокий, прямо в канун Рождества.
– Коронер определит, что это было, – вмешался пастор. – Железная дорога всегда искушение, легкое бегство от жизненных проблем.
– Сэр, не надо об этом при ребенке, – резко оборвал его констебль. – Девочке и без того тяжко, не возлагайте на нее этот груз сомнений.
Но слова прозвучали, и семена сомнений упали на подготовленную почву. Миррен давно чувствовала, что отца толкала к опасности неведомая сила, что она была гораздо мощнее, чем его привязанность к дочери. Он долго прожил в годы войны в солдатском мире. И когда он сидел в «Зеленом человечке», там всегда оказывался и кто-то из его однополчан. Они вместе пили виски и горланили «Долог путь до Типперери», любимую песню отца, и когда он ее пел, в его глазах стояли слезы. Как-то она рылась в его жестяной коробке с документами и обнаружила там старую фотографию, где похожий на него темноволосый парень стоял в военной форме, навытяжку, с навощенными усами, сильный и красивый. Но когда отец это увидел, он рассердился и захлопнул крышку, едва не прищемив ей пальцы.
– Не суй нос, куда тебя не просят! Нечего тебе там смотреть!
– Это ты? – спросила она.
Он взглянул на красавца парня и покачал головой.
– Нет. Я не знаю, кто это.
Его голос дрожал, лицо было серым, дыхание пахло темным пивом, плечи согнулись. Он боролся с демонами, победить которых у его дочери не хватало сил. Больше она никогда не открывала ту жестянку, потому что там он хранил свои раны и боль, подальше от любопытных детских глаз.
– О, я рад видеть, что эта девочка Миррен дала клятву воздерживаться от спиртного. – Пастор ткнул пальцем в ленточку на ее лацкане. – Склонность к крепким напиткам вещь наследственная. Ты вступила в общество трезвости? – Он сменил тему и пытался начать вежливую беседу.
– Да, она состоит в этом обществе, – вмешалась бабушка Симмс. – Летом наша девочка регулярно участвует в парадах и праздниках. Она все время носит эту синюю ленточку.
– Хорошее начало, юная леди. Теперь нам надо получить пособие и разобраться с жильем. Она не может оставаться тут одна, – добавил он.
– Сегодня она останется у меня. Не надо забирать девочку вот так сразу из ее дома, – заявила бабушка, крепко прижимая к себе Миррен. – Вы только поглядите на бедняжку. Ей нужно срочно попить чаю. У нее тут достаточно друзей, чтобы утешить ее в тяжелый час.
Они поднялись по ступенькам в тесный и захламленный вагончик бабушки Симмс, где в кресле дремал Большой Брайен с собачкой на коленях. Он еще ничего не знал, не слышал о трагедии.
На секунду Миррен показалось, будто в ее жизни ничто не изменилось, вон и хлеб, намазанный жиром, лежал, как всегда, на столе. Будто ее мир не разлетелся вдребезги, и она не осталась одна.
Почему она не дождалась вчера папу? Почему нельзя вернуть вчерашний день и прожить его заново еще раз? Но вот и фабричный гудок возвестил, как всегда, об обеденном перерыве. Мир разлетелся вдребезги, а трубы все равно дымили по-прежнему. Она затряслась всем телом и не могла остановиться.
Бабушка поднесла к ее губам что-то горькое.
– Пей мелкими глоточками, миленькая. Это успокоит тебя, – уговаривала она, но Миррен выплюнула жидкость.
– Это виски. Я узнала по запаху. Не заставляй меня, бабушка. Я не хочу нарушать клятву.
– Плевать на клятву… Это единственное лекарство от потрясения.
– Что мне теперь делать? – заплакала Миррен, чувствуя, как виски обожгло ей горло. Какая противная горечь. Почему люди платят большие деньги за такую гадость?
