– Андрюш, возьми ты его, бога ради. Унеси куда-нибудь. Когда хозяйка-то вернется? Доложат, поди, что я кота брала. Попадет тебе.
– Пойдем, в мою рубашку переоденешься. И умоешься, а то так и будешь чихать до ночи. Элла Леонидовна приедет во вторник. Доложат непременно, как иначе? Но с меня какой спрос, я ее предупреждал, а кота все равно никто, кроме меня, не брал, так что у нее выбора не было. И потом, я все на тебя свалю. Скажу, ты его возила к парикмахеру колтуны вычесывать. Сойдет? Пошли.
– Я с ним, – Лера показала на кота, – больше никуда не пойду. Я сейчас умру, – и чихнула.
– От этого не умирают, – Андрей передал кота подошедшей женщине, которая запела что-то вроде «котенька мой бедненький, котенька мой маленький, вот приедет Эллочка…». Леру передернуло. – Что, кроме тебя, некому было? Ты же вроде такими мелочами не занимаешься?
– Ну, лето, сам понимаешь. Отпуска.
– Нет, я – не понимаю. И понимать не хочу.
– Да ладно, Андрюш. Каждый делает то, что умеет. Вот ты талантливый, а я нет. Ты ведь меня на работу не возьмешь? Приходится выживать.
– Выживают на нашу зарплату, а на твою – живут.
Привычно препираясь по давно обсужденному вопросу, Лера и Андрей поднялись в гримерку. Лера, предоставив Андрею ворчать, с наслаждением умылась и достала из шкафа его чистую рубаху, которая была ей почти впору.
– Как думаешь – что сначала: сигарету, таблетку или кофе? – с сомнением спросила она у Андрея.
Махнув рукой, он подал ей чистый носовой платок и ушел в дальний угол комнаты заваривать кофе. Когда он вернулся с кружкой, Лера лежала на продавленном диванчике, подвернув под себя одну босую ногу, и с наслаждением курила.
– Неплохо, – оценил он мизансцену. – Картина «Жозефина Бонапарт на оттоманке», не помню, чьей кисти. Она там вся в белом.
– Да? – порадовалась Лера.
– Если бы еще не чихала.
– Я сейчас перестану. Мне с тобой поговорить надо.
– Насчет Сашки? – забеспокоился Андрей.
– Нет, что ты, с Сашкой все в порядке, я бы тебе позвонила, если что. Там за ним Ольга Сергеевна присмотрит, ты же знаешь, как она к нему относится. Мне надо…
– Что, опять?!
– Ну, Андрюш… пожалуйста! Иначе мне придется этому мужику другую встречу назначать, все согласовывать. А так я бы завтра на поезд – и в Питер! У Сашки в понедельник первый экзамен. Он меня встретит, и вместе в университет поедем.
– Тебя не пустят. Когда экзамены – не пускают.
– Я под дверью посижу.
– Ты посидишь! Умчишься опять на Дворцовую, не доищешься!
– Клянусь, буду на лавочке сидеть! Все-таки парень в политехнический поступает. Еще президентом будет, а я буду интервью раздавать в заграничной прессе.
– Да боже упаси. Хороший парень вырос, не в дураков-родителей.
– Ладно уж, не наговаривай! Я же проучилась год на физтехе. И чем уж мы с тобой так плохи?
– Она еще спрашивает.
– Да хватит тебе, Андрей, – вдруг устало попросила Лера, и он сразу сменил тон.
– Ну ладно. Что там с мужиком? Только четко.
– Никакого криминала.
– Надеюсь. Я не об этом. Что за мужик? – Андрей закурил, пододвинул себе вторую пепельницу, листок бумаги и ручку – приготовился работать.
Лера почувствовала, как ее захлестывает волна нежности и благодарности, ведь она прекрасно знала, как Андрей относится к ее, как он их называл, «мероприятиям», у него был совершенно иной взгляд на вещи. Но если Лера просила о помощи, он, поворчав, бросал свои дела и сначала нехотя, а потом увлекаясь, раскладывал все по полочкам, и без Андрея она, наверное, не справилась бы. Поэтому она, поколебавшись, спросила все же совсем не о том, о чем собиралась спросить.
– Да мужик как мужик. Обыкновенный. Бабник. Кстати, женатый. Так что я, можно сказать, помогаю сохранить семью. Скажи, что мне надеть. Ну, что тебе больше нравится?
– Дай подумать. Ты у нас теперь какая? Рыжая. Тогда мне нравится та желтая туника с коричневой тряпочкой сверху, в которой ты была на премьере.
– Тряпочка! – фыркнула Лера. – Ты знаешь, сколько она стоит?
– Ты у нас девушка состоятельная. И со вкусом. Надевай желтое. Но спросить ты хотела не об этом.
«Как всегда», – вздохнув про себя, подумала Лера. С ним увиливать бесполезно. И ближайшие полчаса она задавала вопросы и слушала, а Андрей смеялся, потом становился серьезным, что-то черкал на бумажке и даже рисовал схемы. Кто-то дважды заглядывал в гримерку, но Андрей протестующе махал рукой, и дверь снова закрывалась.
Уже уходя, Лера обернулась в дверях и, смеясь, сообщила:
– А знаешь, Андрюш, что во всей этой истории с котом самое удивительное? Что когда я в самый ответственный момент доставала его из сумки, я не чихала!
– Ну, что ты хочешь, ты же актриса, а у нашего брата на сцене все болячки проходят.
«Да уж, актриса», – плюхнувшись на сиденье трамвая, покачала головой Лера. Хотя она до мелочей помнила тот день, когда решила стать актрисой, – второе ноября 1987 года. В тот день студентам 101-й группы физтеха выдали стипендию, а в городе выпал первый снег. Лера поняла, что положение стало безвыходным, и отправилась по магазинам в поисках приличного головного убора, потому что ходить в том кроличьем безобразии, которое мама купила ей еще в восьмом классе и с тех пор упорно и безосновательно называла шапкой, в новых условиях было совершенно невозможно. Без толку прослонявшись по магазинам, честно отражавшим состояние дел в отечественной легкой промышленности, она поняла, что в ближайшую зиму ей придется передвигаться на морозе короткими перебежками, прикрывая уши варежками. Уставшая и разочарованная, Лера в конце концов набрела на отдел париков. Наверное, это был единственный в стране отдел, торговавший импортными товарами, где толпы покупательниц не сметали все через полчаса после открытия. Женщины подолгу рассматривали товар, хихикали, робко просили примерить, неумело пристраивали на голову и сконфуженно возвращали равнодушной усталой продавщице, которая заранее знала, что и в этом месяце останется без премии, хотя вины ее в этом нет никакой.
Лера решила примерить белокурое сооружение а-ля тогда еще малоизвестная у нас Мэрилин Монро, потому что в глубине души, как и всякая пухленькая девушка с волосами никакого цвета, мечтала быть стройной длинноногой блондинкой. Продавщица с кислой и безнадежной миной сунула ей парик и без интереса наблюдала, как Лера вертит его в руках. «Уж ты-то, голубушка, его точно не купишь, куда тебе, фасоном не вышла. Ходят тут…» – было написано на ее лице. И Лера завелась, она знала за собой такое качество – легко поддавалась на подначки, но зато на спор могла совершить то, что при других обстоятельствах казалось непосильным. Она прошла в примерочную, тщательно задернула шторку, сняла тяжеленную дубленку и даже закатала до локтя рукава свитера, как будто собиралась с кем-то бороться. Подкрасила глаза, попудрила нос (она всегда носила косметичку с собой, потому что вечно просыпала по утрам и красилась в туалете на первой перемене между парами), пристально посмотрела в глаза своему отражению – и надела парик. Когда она вышла из примерочной, выпрямив спину и легко тряхнув своими новыми волосами, бродившие по отделу женщины обернулись – и Лера с замирающим сердцем увидела, как меняется выражение их глаз от лениво-любопытного до изумленно-восторженного. Лера поняла, что, примерив на себя чужой облик и чужой образ, она сама стала другой. На минуту она стала той женщиной, которой виделась себе в мечтах.
