Подобно тому, кто после случайной ночи любви решает, что нашел того самого, единственного, Джеронимо восхвалял всякое новшество в своей квартире. Наконец-то он открыл для себя стиль, который отражает его внутренний мир – его истинное «я»! Однажды поздно вечером, сидя на кухне, отделанной в тот момент в мексиканском духе, Паула, окруженная мисками из неглазированной глины и драпировками опаленных тонов, попыталась объяснить Джеронимо, что его внутренний мир, возможно, не укладывается в рамки одного стиля, а представляет собой мозаику из множества разных. В результате следующим проектом Джеронимо стал кухонный пол, выложенный мозаикой, что, однако, не получило одобрения домовладельца.
Дверь осторожно открыли. Паула мысленно покинула Нью-Йорк.
– Ты проснулась? – спросил Юхан полушепотом.
– М-м-м, да, только что. Который час?
– Пять.
– Ого.
– В самолете не поспишь, я знаю. Ты проголодалась? Я сварил рыбный суп.
Паула вдруг почувствовала, как вкусно пахнет и как ей хочется есть. Она откинула одеяло, и оба они снова сделали вид, что никому нет дела до ее наготы.
– У тебя есть чистая одежда или тебе дать? – спросил Юхан.
– Есть, но немного. Во втором чемодане лежат черные брюки и зеленый вязаный джемпер. Можешь принести их?
Юхан удалился, и Паула быстро натянула на себя белье. Через несколько секунд он вернулся с одеждой в руках.
– Пожалуйста.
Он вышел из спальни, и из кухни донеслось звяканье посуды. Одевшись, Паула отправилась туда.
За ужином Паула хвалила еду, приготовленную Юханом, уверяя, что за последние полгода не ела ничего подобного. Юхан налил вина и поднял тост за Паулу, сказав, что очень скучал по ней.
Паула улыбнулась и ответила, что тоже скучала.
* * *
– Как это – уволили? Не могли же они просто взять и уволить тебя? – Ракель испуганно смотрела на Паулу.
– Милая моя, я думала, что уж ты-то должна знать об этом все. Что в мире есть страны без защиты трудовых прав, профсоюзов, гуманных тюрем, транспортного обслуживания инвалидов…
– Ну конечно, я знаю, но все-таки…
– Да и правда все-таки на их стороне. Я пишу с ошибками. Невозможно стать ключевой фигурой в компании, если не знаешь, сколько «m» в слове «commercial». Во всяком случае, в рекламном бюро. И вообще, у меня был испытательный срок. Кроме того, они выдали мне дополнительный оклад.
– Но они же вынудили тебя уехать домой! – Ракель остро переживала всякую несправедливость.
– Никто меня не вынуждал. Я сама решила уехать. Ни работы, ни денег, ни жилья… не лучшие условия, чтобы веселиться в Нью-Йорке. И вряд ли рекламное бюро виновато в том, что Джеронимо влюбился, правда?
Ракель фыркнула:
– Никогда не знаешь, чего ждать от акул бизнеса!
Паула засмеялась.
– Я работала в рекламном бюро, а не на предприятии военно-промышленного комплекса!
Ракель бросила на нее возмущенный взгляд и тут же рассмеялась:
– Да какого уж там черта, я-то рада – ты вернулась домой!
– А ты так и не научилась ругаться. Хорошо, что есть вещи неизменные… – Паула взглянула на часы. – Анна, например, как всегда, опаздывает…
Не успела Паула произнести эти слова, как из гардероба донесся возмущенный женский возглас:
– Я разденусь, говорю же вам! Я вернусь!
Дверь распахнулась, и на пороге ресторана показалась Анна. Она обвела взглядом помещение и, заметив Паулу и Ракель, бросилась к их столику, распахнув объятия.
– Паула! Неужели это ты! Господи, как я рада тебя видеть! – она бросилась обнимать Паулу, которая не успела встать и теперь как могла пыталась обнять ее в ответ. – Подумать только, ты дома! Как ты? Как было в Нью-Йорке? Правда, там чудесно?
На этой фразе гардеробщик, догнавший Анну, постучал ее по спине:
– Ваше пальто…
– Господи боже мой! – вздохнула Анна. – Да, да, я сейчас подойду. – Прежде чем отправиться к гардеробу, она повернулась к подругам, скорчила рожу и беззвучно произнесла «Фашисты!».
Паула засмеялась: Анна верна себе, и не только в смысле пунктуальности.
– Ну, ты готова? – Ракель многозначительно посмотрела на Паулу.
– Готова к чему?
– Вот к этому! – Вернувшись из гардероба, Анна с улыбкой и подбоченясь встала у столика.
Паула, которой появление Анны показалось и без того достаточно эффектным, уже хотела попросить ее сесть и успокоиться.
– Но… какого… как…
Анна рассмеялась, слушая, как Паула пытается найти слова.
– Я… я… – Паула уставилась на некогда плоский живот Анны и машинально протянула руку, чтобы потрогать округлый бугорок. – Ты… ты…
– …беременна. Да!
– Но… но как это получилось?
Тут даже Ракель засмеялась, глядя на потрясенную Паулу.
– Наверное, как обычно. Ну, знаешь: пчелка и цветочек, девочка и мальчик, пенис и вагина…
Ракель покраснела и кашлянула:
– Хм, Анна, я думаю, что Паула совсем не это имела в виду.
– Ах вот как, жаль! А я-то уже собралась рассказать о менструальном цикле, ночных поллюциях и о прочих интересных вещах! – Анна усмехнулась.
Тем временем Паула собралась с мыслями.
– Но кто, Анна? Кто отец? Когда?.. И почему ты ничего мне не рассказывала?
– Ладно, ответ на вопрос номер два – пять месяцев. Ответ на вопрос номер три – тысяча извинений. Ты же знаешь, как редко я пишу письма, и к тому же я и сама все поняла только спустя два месяца, а потом прошел еще месяц, прежде чем я решила, что делать…
– Ты имеешь в виду аборт?
– Тихо! – Ракель строго взглянула на Паулу. – О таком не спрашивают!
– Все нормально, Ракель. Я же и в самом деле думала об этом. Зачем изображать святую, это же не первый раз…
– Но почему же ты решила… оставить? – Вид у Паулы был растерянный.
– А вот и ответ на вопрос номер один – Стуре.
– Стуре?
– То есть отец.
– Погоди-ка, у тебя будет ребенок от человека по имени Стуре?
– Да. То есть нет – его только называют Стуре. В их классе было четыре Стефана, так что…
– …так что его стали звать Стуре.
– Ничего страшного, через какое-то время привыкаешь, – объяснила Ракель Пауле.
– Ты видела его, этого Стуре?
– Да.
– И не рассказала мне?
– Ракель не виновата. – Анна поймала гневный взгляд Паулы. – Это я попросила ее ничего не говорить. Я так хотела рассказать сама, и вообще, я собиралась написать, но время шло, а потом я узнала, что ты возвращаешься, и решила тебя дождаться.
Тем временем к столику подошла официантка и остановилась, с готовностью глядя на компанию. Наступило легкое замешательство: никто не успел заглянуть в меню, а тем более что-нибудь выбрать.
