Конни встретилась глазами с Бартом. «Мэгги верна себе», – сказал ее взгляд.
Час спустя, проговорив с извиняющейся улыбкой: «Какой прелестный молодой человек!», Мэгги опустилась в глубокое мягкое кресло.
– Да, – согласился Барт, – очень молодой.
Глаза Мэгги потемнели до цвета старого янтаря.
– Не забывай, друг мой, ты отвечаешь за мою карьеру, а не за личную жизнь, – произнесла она тоном героини из «Авантюристки», одной из самых знаменитых своих ролей. – И уж если мы заговорили о карьере, как дела насчет сериала?
Момент истины наступил раньше, чем он предполагал. Ему хотелось сперва подготовить почву, а потом поставить Мэгги перед непреложным фактом – необходимость сменить амплуа. Но раз уж так получилось… И он деланно безразличным тоном ответил:
– Я только что вернулся с Уордур-стрит. Там сказали, что Джудит Кейн будет играть Клодия Альбиони.
Мэгги не шевельнулась, но от Барта не укрылось, как затрепетали ее ноздри и поджались губы. Она набрала в легкие побольше воздуху и просто спросила:
– Почему?
В ее голосе прозвучало многое – недаром она была великолепной актрисой – удивление, ужас, боль, уязвленность. По умению владеть своим голосом Мэгги не знала себе равных. Так же как ее чрезвычайно выразительное лицо, он был богат оттенками. И она прекрасно пользовалась им, отлично понимая всю силу его влияния. Сейчас она явно вызывала Барта на откровенность.
– Потому что ей двадцать семь лет, – твердо ответил он.
Конни, выпроводив наконец юного гостя, в этот момент как раз подошла к двери и заметила, как в глазах Мэгги сверкнула молния. Она решила остаться у входа и посмотреть, как будут разворачиваться события.
– А при чем здесь возраст? – сделав паузу, спросила Мэгги угасшим голосом.
– Возраст здесь очень важен. В начале сериала Джудит Кейн двадцать семь лет, это молодая женщина, которая после смерти отца остается влиятельной наследницей огромных богатств и вместе с тем попадает словно христианка в яму со львами. Она молода и неопытна, ей предстоит многому научиться, много познать, Клодия Альбиони – я цитирую: «молодая, трогательно чувствительна – это именно то, что нам нужно. Пробы прошли замечательно. Она отвечает всем требованиям роли».
– А я, стало быть, нет?
– Как они говорят – нет.
Мэгги вскочила словно раненый тигр.
– Я могу сыграть любой возраст! И уже играла, если на то пошло! Я переиграю эту сучку Альбиони и на сцене, и на экране, где только захотите! Это всем известно!
– Никто не сомневается, что ты чертовски хорошая актриса. И публика знает, и продюсеры, но продюсеры знают еще кое-что, о чем зрители пока не догадываются. Они знают, что всему свое время и место. Любой проект в Голливуде обсасывают, думая об одном: сработает – не сработает? И сегодня утром ассистент по актерам, режиссер и продюсер – между прочим, не кто-нибудь, сам Калли Бахман – пели мне в одни голос, что назначение сорокапятилетней женщины на роль двадцатисемилетней не сработает!
– Насколько я помню, действие происходит в течение двадцати пяти лет. А справится ли Клодия Альбиони с ролью зрелой женщины?
– Грим состарит ее до любого возраста. – Барт умолк, но решил, что надо усилить аргументацию, и добавил: – А вот омолодить тебя он не сможет – глаза все равно выдадут. Получится недостоверно.
Мэгги метнулась к Барту и прошипела прямо в лицо:
– Иначе говоря, ты смеешь утверждать, что публика не поверит мне?
Барт не стал смягчать удар.
– Не забывай, что два последних твоих фильма с треском провалились. Какие бы ветры ни дули в Голливуде, одно остается здесь незыблемым: тебя оценивают с точки зрения твоего последнего успеха или провала. Прежде чем ты получишь свой процент от прибыли, кассовые счета пройдут через множество рук, и каждый раз строго фиксируется, сколько же ты стоишь. Сегодня утром мне очень хорошо дали понять, что на сегодняшний день эта цифра не слишком велика. Прости, но мне как твоему агенту приходится заниматься этими неинтересными вещами. Я должен продавать тебя режиссерам и продюсерам. И вот сегодня они мне без обиняков высказали, что не желают тебя покупать, потому что согласно кассовым прикидкам ты для этой роли старовата. Им нужна актриса двадцати семи лет, на том они стоят и стоять будут.
Барт сделал паузу и продолжил уже мягким и сочувственным тоном:
– В жизни каждой актрисы наступает момент, когда приходится удаляться с бала… Твои часы уже пробили полночь.
– Это кто сказал? Только мне решать, когда придет пора уходить. А ты как мой агент должен обеспечивать меня теми ролями, которые я хочу играть. Я хочу сыграть Джудит Кейн, хочу, и все! – выкрикнула она, потемнев лицом.
– Мало ли чего ты захочешь! – Барта понесло. – Зато они не хотят. Им нужна свежесть, Мэгги. Новизна, молодость. Словом, им нужна Клодия Альбиони.
Стоя в дверях, Конни наблюдала за их поединком. Голос Барта звучал твердо, черты лица выражали решимость, но в то же время в его тоне сквозило сочувствие, а в глазах виделась заботливая нежность. Мэгги явно не собиралась уступать. Она приняла свою любимую позу: ноги слегка расставлены, ступни параллельно, локти отведены, пальцы рук словно готовятся вцепиться в горло противника. На этот раз этим противником был Барт. Картину довершала гордо поднятая голова. Конни отлично знала, какое выражение написано сейчас на лице Мэгги, хотя та стояла к ней спиной. То самое, которое так любили ее поклонники. Выражение поверженной, но не сломленной героини.
– Я хочу помериться с ней силами, – внезапно отрубила Мэгги. – Пускай делают пробы. Возможно, я напрасно от них отказалась. Уж и не помню, когда мне последний раз предлагали пробоваться. Пускай сравнят и увидят, кто должен играть Джудит Кейн.
– Слишком поздно, – негромко возразил Барт, смягчая ответ улыбкой. – Сегодня подписывают контракт. – Он поднялся из кресла. – Я приложил все силы, Мэгги. Сделал, что мог. Но сейчас развелось столько молодняка, в том числе талантливого. Если бы ты переломила свое упрямство – сколько бы на тебя посыпалось ролей, которые принесут тебе огромные деньги и в которых ты будешь чувствовать себя прекрасно! Национальный театр предлагает тебе сыграть Аркадину, режиссером будет, наверное, сэр Питер Холл! И еще ведут переговоры насчет Гертруды в «Гамлете» – с самим Кеннетом Бранахом, черт меня побери!
– «Аркадина! Гертруда!» – с пронзительной горечью проговорила Мэгги. – Ты хочешь, чтобы я играла матерей?
– Я хочу, чтобы ты играла женщин своего возраста, – уточнил Барт.
– Возраст! Возраст! Возраст! – выкрикнула Мэгги. – Ты, как старик Фауст, зациклился на этом проклятом возрасте! Я, слава Богу, актриса! Я могу сыграть любой возраст!
