– Ты завтракать будешь?
– Нет, Мышь, некогда мне...
– А кофе? – уже в спину ему отчаянно крикнула Маша.
– Все, Мышь, меня здесь нет! До завтра! – донеслось до нее уже с крыльца.
Он быстро заскочил в свой стоящий у ворот новенький синий «фольксваген», сорвался с места, оставив после себя легкое облачко пыли на уже просохшей от дождя дороге. Маша стояла, смотрела вслед, медленно приходя в себя, глядя отрешенно на возвращающихся после купания Инну и Ленку.
– Мышь, а куда это он так рванул? – спросила подошедшая Инна. – Сегодня же выходной...
– Не знаю. Ничего не сказал.
– Он вообще в последнее время не в себе... Сдается мне, бабу завел! Ты ничего не слышала такого на фирме?
– Нет, не слышала...
– Господи, никакого от тебя толку нет, Мышь! Не видела, не слышала, не знаю... Амеба! У тебя ж свой интерес должен быть!
– Какой? – испуганно спросила Маша.
– А такой! Вот не дай Бог свалит Арсюшка к другой бабе, молодой и красивой, и она быстренько уберет с фирмы всех подруг бывшей жены!
– Как это – свалит? Ты что, Инна?!
– Да шучу я, шучу! Не дам я ему свалить. Что я, дура, что ли? Костьми лягу... Я ж классическая бездельница, любительница копченой колбасы, и ни на какую овсянку мне уже никогда не пересесть... Фу, даже думать об этом не хочу! Чур меня...
– Мышонок, дай пожрать чего-нибудь! С голоду умираю! – заныла Ленка, заходя на кухню.
– Да ты ж недавно ела! – удивилась, как обычно, Маша.
– Ну и что! Ты ж знаешь, я всегда есть хочу...
Да, есть Ленка хотела всегда, в любое время суток, особыми вкусовыми пристрастиями не страдала, ела, как говорится, «все, что не приколочено», оставаясь при этом на удивление стройной. И красотой ее Бог тоже не обидел. Все было в ней пропорционально и правильно: и большие распахнутые глаза, и прямой носик, и классической формы губы милым бантиком... Не было в Ленке только женского обаяния, тонкого шарма, приятной ленивой грациозности, просто отсутствовало все это напрочь, выбито навсегда в детдомовских драках, уничтожено в борьбе за выживание, за кусок хлеба, за возможность жить той сытой и красивой жизнью, которая грезилась ей ночами в огромной интернатской спальне на двадцать железных коек... Зато всего этого было вдоволь в капризной балованной Инне – и шарма, и обаяния, и барской ленивости. «А меня почему-то природа ничем не наградила, – думала Маша, глядя на подруг. – Серая Мышь, она и в Африке Серая Мышь...»
Ей вдруг нестерпимо захотелось быстрее уехать отсюда в свою квартиру, где вот уже второй день хозяйничала Варька, их с Семеном дочь, готовясь к очередному экзамену. И вообще, скоро выпускной вечер, а у девчонки даже платья нет! И куда поступать, они еще не решили... Вот, кстати, и Семен показался во дворе...
– Семен, собирайся, поехали! – крикнула Маша в открытое окно кухни.
– Мышь, ты что, день только начинается! А кто баню будет топить? Мы ж вчера хотели! – возмутилась Инна неожиданным поворотом событий.
– Маш, не забудь, в следующий выходной едем к моему Овсянке! Я тебе позвоню!
– Мышь, в чем дело? Ты никуда не поедешь! Пусть Семен уезжает, тебя потом Ленка отвезет! – продолжала капризно требовать Инна.
Под ее причитания она быстро собралась, расцеловалась с Ленкой, махнула на прощание им обеим рукой и села в машину к сердитому Семену, которому не разрешила даже пообедать.
– Ничего, Сема, дома поешь... Не сердись!
– Да я не голодный... Просто непонятно, Маш, зачем мы сюда ездим. Не нравится мне... Давно тебе говорю – давай свою дачу купим! Эта стерва обращается с тобой как со служанкой, а ты терпишь! Почему? Ты же в сто раз умнее и красивее ее!
«Ну да, красивее... – усмехаясь, подумала Маша. – Я для тебя с первого класса всех красивее и лучше... Как сел со мной за одну парту, так и не отошел ни на шаг больше!» В их поселковой школе Семен Ильин слыл первым хулиганом и двоечником, всем своим видом полностью соответствуя классическому образу: рыжие вихры его торчали задорно в разные стороны, крупные рыжие веснушки горели яркими огоньками на облупленном носу, ворот рубахи помят и распахнут до неприличия ввиду отсутствия пуговиц, потерянных в отчаянных драках. «Кто к Машке Серовой близко подойдет – дам в глаз!» – предупредил Сема всех потенциальных соперников. Хотя никто на нее особо никогда и не покушался. Кому интересна тихая серая мышка-зубрилка, отличница-скромница, мамина дочка да бабушкина внучка?
«Машенька, а вдруг он и в самом деле не даст к тебе хорошему парню подойти?» – сокрушалась мама. «Да ладно тебе, Оля... – успокаивала ее бабушка. – Ильины семья справная, крепкая... Они все по молодости драчуны да вояки, а потом ничего, все в люди выходят... Дай Бог, и у Семки все образуется!» Оно и образовалось... Через месяц после Инниной свадьбы Маша, отпросившись в деканате на неделю «по семейным обстоятельствам», заявилась неожиданно в свой поселок. «Так ты жениться на мне будешь или нет?!» – ошарашила она в первый же вечер Семена, почти уже потерявшего надежду на Машины руку и сердце после ее поступления в институт. «Буду, конечно... А когда?» – «Завтра пойдем и распишемся... А свадьбу через два месяца сыграем, когда я на каникулы приеду!»
А потом были и свадьба, и белое платье, и крики «Горько!», и деревенское гулянье, растянувшееся на целую неделю. А семья у Семена действительно оказалась справной, права была бабушка. Сложились Ильины родители, братья и сестры, бабушки и дедушки, да и купили молодым квартиру в городе, чтоб не жить им порознь, пока Маша учится в своем таком хорошем престижном институте... И насчет Семена мудрая Машина бабушка не ошиблась. Он довольно быстро нашел в городе работу – его взяли слесарем в автосервис, со временем заимел он и свою постоянную клиентуру, стал зарабатывать прилично. А вскорости и Варька на свет появилась...
Живи да радуйся, Мышь Серая, чего тебе еще! Забудь про Копченую Колбасу, ешь себе Овсянку с хреном! Так нет, не получается... Ни себе счастья, ни Семену, ни Варьке...
Маша потянулась последний раз, выползла из-под одеяла, нехотя встала с постели. Почему по утрам бывает так тяжело на душе? Пробуждение ведь должно быть радостным, она, душа-то, петь должна во все горло, а вместо этого капризничает, хмурится, все ей не так... Может, гимнастику сделать? Или педали на тренажере покрутить? Нет, не хочу...
Маша долго стояла под прохладным душем, подставив лицо под упругие капли, смывала с себя остатки сна, где, как обычно, присутствовал он, и только он, Арсений, в разных вариациях, ситуациях, ипостасях и образах. Интересные ей иногда снились сны. Там была у нее другая жизнь, недоступная, почти фантастическая. Счастливая, одним словом. А жить-то, просыпаясь, надо этой жизнью, здесь и сейчас...
