О муже или о детях? Возможно, но он никогда не сможет узнать об этом наверняка.
Наконец она появляется – блистающая красотой и элегантностью. Сегодня на ней розовый приталенный костюм с позолоченными пуговицами, которые идеально подходят к ее серьгам. Этот костюм она купила на авеню Мозар в апреле прошлого года. Он стоил пять тысяч двести франков. Ксавье знает и серьги. Они появились у мадам Салерн еще до того, как она стала заходить в их филиал на улице Севр. Как всегда, лак для ногтей мадам Салерн подобран в тон одежде. Красит ли она ногти накануне вечером, когда уже решила, что наденет на следующий день, или делает это утром, после того как приняла ванну? У него нет никакой возможности найти ответ на этот вопрос, но это огорчает его намного меньше, чем то, что он никогда не сможет проникнуть в ее мысли. Ксавье Бизо мог бы с закрытыми глазами во всех подробностях описать свои ежедневные встречи с мадам Салерн. Сначала до него доносится запах ее духов, смешанный со свежим уличным воздухом, холодным зимой и теплым летом. Духи у нее всегда одни и те же, меняется лишь время года. Потом он слышит ее легкие изящные шаги по мрамору – она направляется к его окошку. Вся обувь мадам Салерн на каблуках. Вся без исключения – как минимум за последние пять лет. Зимняя и летняя. За пять лет Ксавье Бизо насчитал тридцать семь пар. Затем, когда она протягивает ему бумаги, он ощущает запах ее крема для рук. Тонкий женственный запах. Ксавье Бизо аккуратно берет ее чеки, но больше всего ему хотелось бы завладеть ее изящными душистыми руками. И наконец он чувствует ее дыхание, свежее, с запахом малины, когда она здоровается с ним своим нежным голосом. Нежным, но таким отстраненным… О чем думает каждое утро эта женщина?
«Здравствуйте, мадам Салерн, как у вас сегодня дела? Погода не слишком радует, не правда ли? Скорее бы весна!»
У него вошли в привычку эти короткие замечания. Мадам Салерн неразговорчива, но всегда слегка улыбается и произносит в ответ несколько вежливых слов. Она немного сдержанна, но не заносчива. Иногда, чтобы она подольше постояла перед ним, Ксавье Бизо набирает номер ее счета медленнее, чем обычно. «Мой компьютер плохо работает по утрам, ему нужно разогреться». Но он никогда не заставляет мадам Салерн ждать слишком долго, потому что знает: она очень пунктуальна и открывает свой магазин ровно в десять тридцать. Когда она уходит, Ксавье Бизо не упускает случая полюбоваться ее стройными ногами, обтянутыми тонкими колготками. Иногда, если никто не замечает, он задерживает взгляд на ее бедрах и на мгновение представляет себе округлые белые ягодицы мадам Салерн. Ему хочется обхватить их руками, приникнуть к ним и покрыть поцелуями… Но он гонит прочь это видение: мадам Салерн не такая, как все, она порядочная женщина, и за это он ее бесконечно уважает.
Катрин Салерн встает в очередь к окошку для юридических лиц. За те семь лет, что она приходит сюда каждое утро, она давно знает всех в лицо. Ей всегда оказывают самый любезный прием. Особенно этот операционист… Он ее слегка раздражает, но никогда не заставляет ждать.
Катрин Салерн вспоминает: когда ей было пятнадцать, ее отец заболел. Два раза в неделю он ездил на гемодиализ в больницу Макона, и матери было трудно управляться одной с магазином. В дом явились судебные приставы, но директор местного банка отказался дать ей кредит. Не хватало трех тысяч двухсот франков. Эта история стоила отцу жизни. К счастью, мамины двоюродные братья в конце концов помогли ей. И мама смогла и дальше работать, чтобы прокормить себя и дочь. При воспоминании об отце, который умер таким молодым, Катрин Салерн вздыхает. Как бежит время! С тех пор она не любит банкиров, кроме Жана, конечно, смущенно думает она, но он – руководитель высшего звена, а это совсем другое дело.
В половине одиннадцатого Катрин Салерн широко распахивает двери, чтобы проветрить магазин, потом зажигает ароматическую свечу с запахом корицы. Она всегда любила этот запах, он напоминает ей о яблочных пирогах Анриетты. Однажды одна из покупательниц сказала, что в ее магазине пахнет Америкой, потому что там везде используют корицу. Катрин Салерн никогда не была в Америке, но идея ей понравилась. Теперь она каждое утро зажигает ароматическую свечу и продает ароматические смеси.
Вот уже несколько дней Катрин Салерн изготавливает маленькие детские подушечки. Она вышивает на них крестиком буквы и животных, названия которых начинаются с этих букв. Этим утром она корпит над слоном. В магазине так спокойно! Поневоле будешь придумывать себе занятия.
Катрин думает о Виржини, своей дочери. Четырнадцатого марта ей исполнится девятнадцать лет. Уже! Как летит время! Катрин спрашивает себя, что ей подарить. Виржини просила книги из коллекции «Плеяды». Она учится на первом курсе филологического факультета. Она всегда была гуманитарием… Катрин переживает из-за дочери. Та слишком замкнутая. Не то чтобы в семье Салерн все были болтунами, но Виржини такая скрытная… И такая хрупкая! Она еще совсем ребенок! Катрин Салерн пожимает плечами и склоняется над канвой. От кропотливости работы она слегка прикусывает кончик языка. Но в голову ей закрадываются воспоминания, мешая сосредоточиться на вышивании. Мысли ее уносятся на семь лет назад. Рядом с ней идет Жан, он несет ее чемодан. Она возвращается домой после трехнедельного пребывания в клинике Марии-Антуанетты. Ей не терпится увидеть детей, особенно Тома. Но первой она замечает Виржини, сжавшуюся в комочек в углу прихожей. Катрин никогда не видела дочь такой уродливой, с кругами под глазами и слипшимися грязными волосами. Ей кажется, что дочь стала чем-то похожа на свекровь, и это ей неприятно. Катрин хочет ее поцеловать, но никак не может отвести руку Виржини, которой та прикрывает лицо. Катрин берет дочь двумя пальцами за подбородок и внезапно поражается ее испуганному взгляду. «Я кажусь тебе такой страшной?» – спрашивает она.
Только затем она наконец видит Тома. Он, по крайней мере, не изменился! Он улыбается ей, и Катрин приободряется, не удержавшись, однако, от мысли, что Тома больше похож на нее, тогда как Виржини вся в Жана. Катрин Салерн кладет пяльцы на стол. Временами она спрашивает себя, не это ли ее вызванное болезнью отсутствие сделало дочь чуть менее красивой, чуть более тусклой? И такой молчаливой… Но, в конце концов, вздыхает она, зачем задавать себе вопросы, на которые все равно нет ответа? Каждый живет, как ему хочется.
Мадам упорно не хочет замечать, что у малышки нет ни одной подруги. Мальчики же и вовсе внушают ей страх! В ее возрасте я, например, развлекалась уже вовсю! Хотя, если она пошла в мать… Но ведь в детстве она была такой шалуньей, особенно с Мадам. Постоянно разыгрывала ее! И пела целыми днями. Кто бы мог подумать, что она превратится в такую тихоню!
