- Ленванна! А Лёнька того… Матом ругается! И мелок… Мелок мой забра-а-ал!
«Ленванна» на этот вопль оголодавшего нильского крокодила только вздохнула украдкой. И отправилась наводить порядок своей твёрдой рукой до того, какмалышня начнёт решать этот конфликт радикально. Хотя стоит признать, эта смена детского оздоровительного лагеря при школе была относительно спокойна. Всего лишь три содранных коленки, два синяка на лбу и знакомство с крапивой, росшей в самом дальнем углу школьного стадиона. А вот до этого…
Хихикнула, спрыгивая с подоконника и убирая стаканы на заваленный раскрасками, игрушками и прочей ерундой учительский стол. Прошлая смена отличалась умом и сообразительностью. Умудрившись собрать на себя всё – начиная от перелома локтя, заканчивая анонимной жалобой в местное отделение Роспотребнадзора на организацию питания в пришкольной столовой.
И если кто-то скажет вам, как скучно работать в образовании, тресните ему от души томиком собрания сочинений Лермонтова Михаила Юрьевича. Вдруг мозги на место встанут и перестанут всякую ересь генерировать, а?
- Кхм… Ксения Игоревна? – осторожный, робкий вопрос распугал моё мечтательное настроение и прозвучал, как гром среди ясного неба.
Напугав меня до чёртиков и заставив пару раз напомнить себе самой, что я всё-таки учитель. И не трудового воспитания, а русского языка и литературы. Поэтому глубоко вздохнув, я одёрнула край чёрной футболки с принтом эмблемы одной из легендарных рок-групп и обернулась к двери.
Чтобы, скрестив руки на груди, вежливо, профессионально улыбнуться и поинтересоваться:
- Да. А вы?...
Стоявший на пороге мужчина средних лет тяжело, обречённо вздохнул и протолкнул в кабинет насупленного подростка лет тринадцати на вид. В драных джинсовых шортах, растянутой футболке и пыльных кедах.
- Я папа Никиты Мурашева, вы просили подойти, - попытку мелкого сбежать, суровый родитель пресёк сразу же, ухватив пацана за ворот футболки и не обращая никакого внимания на его возмущённое пыхтение. Ещё и тряхнул его, сурово поинтересовавшись. – Ну? Что надо сказать?
- Здрасьте, Ксения Игоревна-а-а, - недовольно и гнусаво протянул мой «любимый» двоечник из восьмого «бэ» класса. И, засунув руки в карманы шортов, уткнулся взглядом в пол.
Явно и неприкрыто намекая, что он вот вообще не причём. И идти он сюда не хотел. И вообще! Чё они к нему пристали-то, а?!
- И я тебя рада видеть, Мурашев, - хмыкнув, я качнула головой. Попутно пытаясь вспомнить, что хотела от его старшей версии и зачем вообще просила прийти.
Память сотрудничать отказывалась категорично. Но спустя пару минут моих душевных терзаний и повисшего многозначительного молчания, сжалилась, недвусмысленно намекнув, что речь идёт об условном переводе в девятый класс, провисшей посещаемости и почти нулевой успеваемости. А впереди государственная итоговая аттестация и…
- Так, - наконец, выдала я, хлопнув в ладоши. Мурашев-младший подпрыгнул от неожиданности и с опаской на меня покосился. Тут же вновь принявшись разглядывать свои кеды, громко и показательно шмыгая носом. – Никита, выйди, пожалуйста, в коридор. Нам с твоим папой нужно серьёзно поговорить.
- А…
- Ник, - сурово одёрнул встрепенувшегося, было, парня, отец. И кивнул головой в сторону двери. – Марш. И никуда не вляпайся.
- Тыц… - недовольно буркнул парень, и, сгорбившись, зашагал в указанном направлении. Проворчав себе под нос, пренебрежительно. – Поду-у-умаешь…
Всем своим видом подросток демонстрировал бунт. Против родителей, против учителей, школы и вообще, всего этого мира. И не преминул сообщить об этом громким хлопком двери. У меня даже бумаги слетели с края стола, а несчастные стаканы подпрыгнули, жалобно звякнув.
- Кхм… - я озадаченно почесала бровь и вздохнула, плюхнувшись на свой стул и подкатившись к своему непосредственному рабочему месту. Дёрнула мышку, выводя компьютер из «спячки» и в пару кликов открыла папки с рабочими программами и собственный аналитический отчёт. Кажется, именно туда я втиснула свои предложения по тому, что нам делать с Мурашевым.
Мурашев-старший только вздохнул, так и оставшись стоять посреди кабинета. И, спохватившись, я отодвинула в сторону часть макулатуры, пополам с недоделанными аппликациями мелкоты, махнув родителю на свободный стул:
- Присаживайтесь, Алексей Андреевич. У нас будет долгий разговор.
- Я надеюсь, что он будет плодотворным, Ксения Игоревна, - мужчина устроился на стуле и закинул ногу на ногу, сцепив пальцы в замок. И глядя на его позу, манеру держаться, я почему-то вспомнила, что, судя по данным из личного дела парня, папаня у него – мент в отставке.
Я сощурилась, сверяясь с собственными записями и украдкой разглядывая сурового Мурашева-старшего. Вот бытует в народе мнение, что если у тебя родители педагоги, то сам ты – образцово-показательный ученик, гений и прочее-прочее-прочее. А если папа у тебя представитель органов правопорядка, то ты должен быть примером для собственных одноклассников во всем.
Глянула в характеристику Никиты. Ну, мнение-то может и бытует. Но с реальностью оно не состыкуется, ни в коем разе. Так что…
Следующие полчаса у нас с Мурашевым-старшим был целый мозговой штурм. По итогам которого мы не только составили примерное расписание дополнительных занятий для его ненаглядного чадушки, но и незаметно перешли на дружеский тон общения.
Поэтому я даже не удивилась, когда вздохнув, Алексей Андреевич, выдал:
- Ну что ж, Ксения Игоревна... Я вас понял, будем работать.
- Он хороший, - я вздохнула, припомнив, как вечный бунтарь и саботажник Мурашев сам напросился волонтёром в приют для животных. Как возился с щенком, со сломанной лапой и шикал на одноклассников, пытавшихся поиграть с забившимся в угол котёнком, шипевших на всё и вся.
- Бестолочь он, - хмыкнул мужчина, но благодарно улыбнулся в ответ на мою попытку похвалить собственного отпрыска. – Хороший, но бестолочь. Будем работать. Всего хорошего, Ксения Игоревна.
- И вам, Алексей Андреевич, - я искренне улыбнулась. И, заметив заглянувшего в дверь Никиту, подмигнула ему.
Парень смутился, насупился и снова скрылся в коридоре. А следом за дверь вышел и сам Мурашев-старший, явно успевший отловить сына до того, как тот слинял. И я искренне понадеялась, что моя интуиция меня не обманула, и отец у Никиты хоть и строгий, но хороший.
Во всяком случае, пороть сына он явно не планировал, что радует. И даёт возможность, наконец-то, сосредоточиться на работе. Что я и сделала, старательно игнорируя мысли о несносном соседе, своих приключениях и прочих прелестях жизни. Потому что это на календаре лето, каникулы и законные отпуска. А по факту, глядя на меня, моё непосредственное начальство явно думает, что это устройство может работать быстрее. Мало того, что на предварительном распределении часов, мне снова сунули основную школу, с пятого по девятый класс, включительно (слава богу, не все!)…
Так ещё и навязали курировать местный театральный кружок! К которому нет ни рабочих программ, ни примерного репертуара… Ни-че-го! Даже реквизита толкового – и того нет. Поэтому…
- Береги-и-ись!
Зычный вопль многократным эхом отразился от стен. А следом за ним случилось три вещи одновременно: я уронила ручку и любимый ежедневник под стол, в открытое окно влетел футбольный мяч и жалобный звон стекла возвестил о том, что допотопной вазе, стоявшей в одном из шкафов пришел окончательный и бесповоротный капец.
И я даже не знаю, что опечалило меня больше.
- М-да, - растерянно почесав затылок, я полезла под стол, поднимать канцелярские принадлежности. Да так и застыла там в позе «зю», когда свистящий шёпот прокатился по классу:
- Не сцы, братва! Ксюхи нет! Ща я мяч достану, а там…
- Ну, во-первых, не Ксюхи, а Ксении Игоревны, - выбравшись из своего убежища, я сдула с носа прядь волос и уставилась на виновника переполоха, уже успевшего залезть в окно.
Рыжего такого, конопатого, тощего и насупленного. А ещё явно задумавшего слинять, но угроза в виде степлера, зажатого в моих пальцах была отнюдь недвусмысленной.
