— Ты издеваешься надо мной, Селезнева? — прошипел он.
— Наверное, мне придется открыть тебе страшный секрет, Вишневский, — понизила голос до таинственного шепота я. — Для того чтобы издеваться или в другой форме как-то проявить свой интерес к твоей царской особе, нужно о тебе думать. А я давно дурного в голову не беру.
Я вскинула голову и вновь предприняла попытку обогнуть мужчину по дуге.
— Ну ты и су…
Раньше я с замиранием сердца относилась к каждому его слову, а теперь всем понятная характеристика даже польстила, как комплимент. Значит, эти годы, пока я делала себя сама, не прошли зря.
— Что-что? — Я остановилась и впилась в бывшего взглядом. — Повтори, пожалуйста, я не расслышала.
Губы Глеба побелели и превратились в одну тонкую линию, так сильно он сцепил челюсти.
— Все привыкнуть не могу к твоим изменениям, — наконец выдавил Вишневский из себя.
— Все течет, все меняется, — развела руками я. — Время не стоит на месте. Ты пришел сюда, чтобы поднять философские темы? Я могу дать ссылки на несколько ютуб-каналов, просветишься.
Вместо ответа он схватил меня за предплечья и стиснул пальцы, отчего я почувствовала вполне реальную физическую боль в противовес той эмоциональной, что терзала невидимым палачом.
— А-а-а, — улыбнулась я, — поняла. Ты пришел наставить мне синяков. Решил таким образом пометить, раз иначе не получается? Ну, давай, только не надейся, что твой автограф останется тайной. Я позабочусь, чтобы это стало достоянием общественности, сейчас у меня уже есть нужные связи.
Глеб разжал хватку и погладил мои руки, точно так извинялся за то, что перестал контролировать силу.
— А ведь нам всегда было хорошо вместе, а сейчас будет еще лучше. И пусть мне нравилась Мышка, но и стерву я смогу обуздать.
Вишневский вдруг притянул меня ближе. Между нами оставались какие-то сантиметры жалкого расстояния. В глазах Глеба я могла разглядеть рисунок радужки, те желтые лучики, что раньше сводили меня с ума.
В нос мне ударил приятный мужской парфюм известной марки, такой знакомый… Из прошлой жизни.
Раньше от этого аромата у меня бабочки порхали в животе, а сейчас поднималась тошнота. И пускай малыш во мне был еще просто набором клеток, но этот конкретный хомо сапиенс ему явно не понравился.
Я все еще хорошо помнила, как плыла от любого прикосновения Вишневского, как дождаться не могла времени, когда мы останемся вдвоем, как сгорала от любви к нему. А теперь…
— Я же знаю, ты все еще меня хочешь, Рита, — ухмыльнулся Вишневский.
— Не Рита, а Марго. Ты постарел, Глеб, раз мне приходится напоминать такие простые вещи, чтобы ты запомнил, — хладнокровно заявила я, борясь с приступом тошноты.
— Я запомню, девочка, — блеснул глазами он. — Как только попробую тебя на вкус. Готова освежить мою память?
Глеб потянулся ко мне за поцелуем, я покорно замерла в его руках, чтобы выдохнуть почти в рот.
— А знаешь, какая твоя проблема, Вишневский? Всегда была и осталась.
— Какая? — хрипло спросил он, взгляд уже затуманился желанием.
— Излишняя самоуверенность. Тебе даже в голову не может прийти, что кто-то может тебя не хотеть, — сказала я.
— Хочешь сказать, этот кто-то ты? — выгнул брови он, не поверив моим словам.
— Более того, меня от тебя мутит.
Вишневский нахмурился.
— То есть твой ответ на мое предложение все еще отрицательный?
— Таким и останется, — поджала губы я. — Можешь не стараться меня умаслить, я не поведусь и никакие махинации в клубе проворачивать не стану.
Несколько долгих мгновений он просто буравил меня взглядом, а потом пришел к выводу.
— Да ты просто набиваешь себе цену, Ритка, — ухмыльнулся Глеб. — Хочешь увидеть меня на коленях? Сними юбку, детка.
— Зачем такие жертвы? Не стоит. Меня ИППП как-то не возбуждают.
— Сама еще ко мне приползешь, и тогда, поверь, я найду применение твоему дерзкому язычку.
Он меня хорошенько встряхнул, словно каждое свое слово пытался утрамбовать.
— Я бы не стала этого делать, — выпучила глаза я.
— Чего?
— Поздно, — успела выдавить из себя перед тем, как меня вывернуло на идеально выглаженные брюки бывшего.
И буквально сразу стало легче.
Я выпрямилась, утерла рот тыльной стороной ладони. Глеб стоял ни жив ни мертв и с таким выражением лица, точно я его кислотой вперемешку с дерьмом облила.
Я даже устыдилась. Правда, на очень короткое мгновение. Потом память вернулась.
— А я предупреждала, Вишневский, — сказала мужчине.
— Что? — переспросил он растерянно. Надо же, как его потрясло произошедшее!
— Хоть иногда прислушивайся к мнению женщин, и тогда будет тебе счастье. Наверное.
Точно спрогнозировать я не взялась бы. Не могу знать, в чем смысл счастья для таких, как Вишневский. Да и, скорее всего, он и сам не знает.
— Ах ты мерзавка! — побагровел Глеб. — Специально же все подстроила.
Додумать мысль, как можно подгадать такой специфический момент, я не успела. Бывший замахнулся…
Точно в замедленной съемке я видела его руку, которая вскинулась для пощечины. А потом и пальцы, на тон темнее, чем кожа Вишневского. Чужие родные пальцы. И время вновь побежало вскачь, как и мое сердце.
— Только попробуй, — яростно процедил Грач. — Я тебе все, что болтается без дела, оторву и запихну в ж…
— Лучше засунь туда свои угрозы!
Глеб взвился, словно его в это самое обещанное место только что неистово клюнули, и попытался вырваться из хватки Дмитрия. Но осуществить это оказалось довольно проблематично.
Во-первых, они отличались по комплекции. Хоть Глеб и был спортивного телосложения, но рядом с Грачом выглядел едва ли не дрыщом. Дима возвышался над ним на полторы головы, а разворотом плеч напоминал настоящего богатыря. Если, конечно, те носили кожанки, курили, набивали татуировки и жаловали скорость, как бога.
Во-вторых, с профессиональным боксером, пусть и бывшим, не каждый справится.
В-третьих…
Я мысленно цыкнула на себя и разозлилась. Еще и пары часов не прошло с того момента, как этот мужчина меня жестоко предал, а я вместо того, чтобы плюнуть ему в наглую рожу, перечисляю достоинства.
— Тебя мама в детстве не учила, ханурик, что вот так перебивать крайне невежливо? — свел брови к переносице Грач. — Придется мне заняться твоим воспитанием.
— Воспиталка еще не выросла, — набычился Глеб.
Я закатила глаза. Что бы ни было, а мужчины не меняются: все бы им помериться, хвастануть друг перед другом, доказать собственную крутость. Ну и пусть цацкаются тогда, мне оставаться и следить точно не улыбалось.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, Рита, — вспенился Вишневский, как только я опять двинулась к подъезду. — Мы не договорили.
— Она может поворачиваться всем, чем только захочет. Не про тебя девушка, не смей ей указывать, — тут же ринулся в бой Грач.
Судя по выражению лиц обоих мужчин, мордобой был неизбежен.
— А кому ей указывать, тебе, что ли? — ехидно усмехнулся Вишневский. — Или, может, той престарелой горилле на гелике?
— Какой горилле? — нахмурился Дима и перевел требовательный взгляд на меня.
Я смотрела на мужчин и все равно неосознанно их сравнивала между собой. Один — успешный, лощеный, всегда одет с иголочки. Второй — не менее успешен, но отдает предпочтение свободе во всем, от имиджа и до отношений. Вроде и не похожи совсем, но и… оба качественно потоптались по моему сердцу.
Видимо, что-то такое отразилось в моем лице, что Грач решил дать задний ход.
— Впрочем, неважно. Это все потом, — сказал Дима. — Подожди меня, нам нужно поговорить.
За довольно короткое время, что мы были вместе, он научился меня чувствовать, как никто другой. От этого только в десять раз больнее сейчас…
— Отставьте меня в покое, — устало выдохнула я. — Оба.
— Рита!
— Марго!
Не обращая внимания на их крики, я юркнула в подъезд, пока не уцепились следом, и даже лифт вызывать не стала. Взлетела на пятый этаж, точно мне кто ракету приделал. Опомнилась лишь в квартире, приложившись спиной к двери и задыхаясь.
