Джулия, считая Генри непревзойденным авторитетом, настаивать не стала, да и мне нечего было скрывать.
— Чем ты займешься?
— У меня планов громадье! — бодро произнесла я. — В двенадцать Бесси обещала зайти с конспектами, и мы будем учиться.
— Что у тебя там с универом вообще творится?
— Не хочу брать академку. Я звонила Барбаре Стивенсон, она пообещала поговорить с деканатом и преподавателями, чтобы отсрочить зимние экзамены на февраль.
— Ты жаловалась на головные боли. Смотри не переусердствуй. У тебя все-таки сотряс неслабый был.
— Да все со мной будет в порядке! — махнула я рукой, не желая выпадать из жизни.
Как только за подругой закрылась дверь, я аккуратно вздохнула и начала каждодневный ритуал — дыхательную гимнастику и упражнения для руки.
“Еще один раз. Не ленись. Потом отдохнешь”, — преодолевая боль, сквозь зубы проговаривала я, ставя перед собой все новые и новые цели.
Переведя дух после занятий, я решила попить чаю перед приходом однокурсницы, но отдохнуть мне не дали — мой длинный день только начинался и был богат на события.
Сначала ко мне приехала Бесси, чуть раньше двенадцати, и была она не одна — за ней увязался Майкл, и этот факт радовал и напрягал одновременно. Радовал — потому что мне было приятно внимание друзей и их поддержка, огорчал же по той причине, что Майкл чрезмерно сильно оказывал мне внимание, стараясь то помочь сесть, то встать, то принести воды.
Я искренне была ему благодарна, но чувствовала себя должной — создавалось ощущение, будто он хотел воспользоваться моим положением “девы в беде”, чтобы потом заявить на меня свои права.
Я улыбалась, благодарила, но пыталась держать его на расстоянии, что сил не прибавляло и отвлекало от занятий — я с трудом сосредотачивалась на информации, в результате чего уже через час почувствовала усталость и головную боль.
Только за ними закрылась дверь, как мне позвонил Крис, которого я безмерно счастлива была услышать, и история повторилась — через пару часов я принимала очередных неожиданных гостей. Вместе с Крисом, вишневым безе и цветами приехали Молли с Викки, мои бывшие коллеги, и на меня обрушился поток новой информации о галерее за последний месяц, который был щедр на события.
Галерея готовилась к выездной выставке, одну из работ Криса купили, отчего его счастью не было предела, но эти события были не единственными. Как оказалось, Гарри предложил Кэтрин возглавить один из новых проектов в Нью-Йорке, и та согласилась.
— Теперь на ее место назначили молодого арт-директора, — с видом заговорщика рассказывала Молли, — некое юное дарование из Калифорнии, и Гарри с него сдувает пылинки, как с китайской вазы династии Минь, а в галерее творится черт знает что в связи с “новой метлой”.
— Юное и уже на такую серьезную должность? — удивилась я.
— Ему 29 лет!
— Молли забыла упомянуть главное, — хихикнула Викки. — Он красив, как бог, и галантен, как герои Джейн Остин.
— Девочки, успокойтесь, — вытянул вперед руку Крис. — Вам ничего не светит. Стопудово он голубой.
На это заявление подруги взорвались возмущенными возражениями, а Крис лишь ухмылялся, подначивал их и подливал масла в огонь пикантными наблюдениями.
— Не отнимай у них мечту, — смеялась я, вставая на защиту девчонок, а когда, наконец, буря гендерных распрей улеглась, я спросила у Молли:
— Как ты думаешь, если я ближе к зиме опять попрошусь на работу стажером к вам в галерею, меня возьмут?
— Я поговорю с Гарри, — кивнула Молли и, судя по серьезности ее тона, она не бросалась пустыми обещаниями, за что я ей была безгранично благодарна.
Ближе к вечеру, когда я проводила дорогих гостей и в очередной раз перевела дух, как вишенка на торте в завершение моего насыщенного дня, приехали Джули с Энди.
После ужина, уютно обустроившись на диване в зале, мы пили чай с безе, Энди рассказывал нам о новом проекте в их архитектурном бюро, Джулия делилась сплетнями о коллегах, мы шутили, много смеялись, и мне не хотелось, чтобы этот замечательный день заканчивался. Мне было приятно, что моя жизнь, пусть и со скрипом, но входила в свою колею.
К ночи на меня навалилась усталость, но я не обращала на неё внимания. Я прокручивала в голове сегодняшний день и улыбалась, вспоминая дружеское участие, теплые объятия и искренние улыбки друзей и коллег. Несмотря на свою интровертность, я была бесконечно рада всем моим сегодняшним гостям. Все таки ваза “к счастью” разбилась не зря — я испытывала тихую радость, убеждалась, что жизнь не стояла на месте, жизнь шла своим чередом, наполняя каждого из нас событиями и эмоциями. Как человек, который очень близко подошел к смерти, я ценила каждую минуту своей жизни.
Глава 3
— Что-то ты мне не нравишься, — рассматривала меня Джулия, помогая переодеваться в пижаму перед сном.
— Ну вот. А я думала, что я тебе хоть чуточку нравлюсь, — устало пошутила я, все еще находясь под впечатлением от насыщенного позитивного дня.
— Бледная какая-то, — не обращая внимания на мою шутку продолжила она и приставила губы к моему лбу. — Температуры вроде бы нет.
— Я в норме. Просто устала немного. Утром буду, как новенькая!
Ночью я проснулась от кашля и неприятных ощущений. Еще не сориентировавшись после сна, я хотела сесть на кровати, чтобы выпить воды, но почувствовала головокружение и сильную головную боль, сопряженную с ознобом и ломотой.
“Черт…” — скривилась я и потянулась за таблетками обезболивающего в надежде, что это лишь симптоматика усталости, остаточных болей в груди, и к утру всё пройдёт.
Но чем ближе стрелки часов приближались к рассвету, тем отчетливей я понимала, что со мной происходит что-то нехорошее. Горло жгло, голову сдавливали тиски адской боли, и меня бил сильный озноб.
Сквозь шум в ушах я слышала, как утром проснулись Джулия с Энди, как они плескались в ванной, а затем готовили завтрак, стараясь не шуметь. Мне до чертиков не хотелось их загружать своими проблемами в это уютное воскресное утро, поэтому я тихо лежала и оттягивала тот момент, когда мне придется поставить подругу перед фактом, что у меня температура.
В девять часов дверь осторожно отворилась, и в комнату зашла Джулия, как она любила говорить “на утренний обход”.
— Я уже не сплю, — тихо проговорила я, а подруга, будто почувствовав неладное, быстро отдернула краешек шторы, освещая комнату.
— Черт. Я как чувствовала… — ее голос звучал испуганно, лицо было встревоженным, а я никак не могла понять, почему.
— Джули, ну что ты так перепугалась… — как можно бодрее улыбнулась я, а она, приставив руку к моему лбу, быстро произнесла:
— Надо срочно звонить Эльзе. Где твой телефон?
— Не надо никому звонить. Я не хочу в больницу… — но она будто не слышала меня, продолжала:
— Эльза предупреждала меня об осложнениях. Господи, хоть бы все обошлось.
Сквозь дымку сознания я наблюдала, как Джулия разговаривала с Эльзой, и все еще надеялась, что обойдется.
— Да. Температура и бледная. Она еще вчера вечером мне не понравилась. Но температуры не было… Да, поняла вас, миссис Хоуп. Спасибо большое. Будем ждать, — произнесла она и, положив трубку, внимательно посмотрела на меня.
— Сейчас приедет “скорая”.
— Ну зачем… — нахмурилась я, все еще не желая принять реальность, а Джулия уже доставала из шкафа зимнее одеяло.
А потом опять были парамедики, машина “скорой помощи”, тревожные лица Эльзы, Генри, рентген, томография, анализ крови, палата и, как результат всего этого, диагноз — “Пневмония”.
Потом был отец. Он приехал быстро, по звонку миссис Хоуп, и не отходил от моей постели в течение нескольких дней, пока не миновал кризис. В эти дни мы с ним были, как никогда, близки — он рассказывал о маме и вспоминал дни, когда она так же слегла с воспалением легких. Несколько раз он порывался позвонить Максу, но я строго-настрого запретила.
