Но он реально хорош!
Сейчас все и выясним непосредственно у него самого или его тренера.
На ступеньках Дворца Спорта, погруженный в свои мысли, нечаянно сталкиваюсь с девчушкой. Она зарылась с головой в необъятную сумку и на ходу что-то ищет. Замечаю ее слишком поздно для того, чтобы избежать удара. Ее макушка врезается в мое плечо, а шелковые волосы щекочут подбородок. Невольно втягиваю в себя тонкий ненавязчивый аромат. Кажется, это кокосовый шампунь. Электрическом током эффект дежавю проносится по телу.
Нечто знакомое мелькает в сознании, но так и не успевает сформироваться во что-то осмысленное.
От удара девчонку буквально отбрасывает назад, худые ножки на каблуках скользят по плитке, и я едва успеваю поймать тонкую холодную ручку с бледно-голубыми венками на узком запястье, выглядывающем из-под рукава прямого серого пальто, и предотвратить падение на жесткий гранит ступенек.
— Прошу прощения! — поспешно извиняюсь я и буквально застываю на месте. Передо мной Чебурашка. То есть, Зоя. Данилина. Только все вокруг ее звали Чебурашкой из-за смешной лопоухости. Моя бывшая одноклассница. Девчонка, которая когда-то вихрем ворвалась в мою жизнь, перевернув там все с ног на голову. Я был ее первой любовью. Сумасшедшей. Отчаянной. И, естественно, печальной. А она моей. Светлой, трепетной и тоже печальной. Мы не очень хорошо расстались, но теперь ведь это неважно. Ведь так? Столько лет прошло. И я, черт возьми, рад ее видеть!
И эта радость во мне молниеносно сменяется возбуждением, потому что помимо воли в сознании мелькают воспоминания о наших с ней поцелуях и объятиях.
— О, ничего страшного! — скользнув по мне безразличным взглядом, ровным бездушным тоном отвечает мне Зоя и торопливо одергивает руку, — Это Вы меня извините, совсем не смотрю, куда иду.
Красивая.
Худовата. На некогда округлом личике теперь четко обозначились острые скулы. Бледновата. Даже веснушки ее стали практически невидимыми, полупрозрачными искрами, осевшими на чуть вздернутом носу. Глаза по-прежнему глубокие и большие, окруженные пушистыми ресницами, темно-карие, почти черные, вот только ни озорного блеска, ни всепоглощающего огня в них больше нет.
Одета, конечно, так себе — пальто старое, фасон прямой классический, но, скажем откровенно, — немодный, ботинки «прощай молодость» на невысоком устойчивом каблуке. В столице в таких галошах даже бабульки в метро не ездят. Черные зауженные брюки и кремовая, застегнутая под горло на все до единой пуговицы блузка, выглядывающая из распахнутого воротника… Кажется, в школе у нее была похожая одежда. А еще кажется, что с тех пор она ничуть не выросла. Ну, если только на пару сантиметров. Зоя своей кокосовой макушкой едва достает до моего подбородка.
Но все равно хорошенькая.
И даже какая-то юная.
Хотя выражение лица серьезное, с отпечатком усталости и какой-то грусти что ли…
Волосы ее больше не затянуты в тугую косу, а мягкими шоколадными волнами струятся по плечам. Кожа гладкая, ровная, как и много лет назад. Спокойный макияж, на коротких ногтях бежевый лак.
Типичная такая училка.
Математичка.
Ей бы очки на нос для полноты образа.
Но, повторюсь, хорошенькая!
И пока я, ошеломленный, оценивающе ее разглядываю, выявляя любые малейшие изменения, бывшая одноклассница, не выказывая ни малейшего признака узнавания, все с тем же безразличным видом, огибает меня по дуге и, не произнося ни слова и не оглядываясь, словно я и в самом деле обычный незнакомец, а то и вовсе — пустое место, звонко стучит каблучками по направлению к остановке.
Опомнившись, я только собираюсь окликнуть ее, но Зоя уже ныряет в автобус вместе с остальной серой массой.
Не узнала.
Она. Меня. Не. Узнала.
Какого хрена?!
В груди неприятно защемило то ли сердце, то ли уязвленное самолюбие.
Не узнала меня! Матвея Соколовского!
И ладно не знать в лицо чемпиона мира по боксу, это — нормально! Боксеры — не футболисты! Но не узнать свою первую любовь! Это же за гранью адекватности и реальности!
Это ведь точно Чебурашка. Я не мог ошибиться. Хотя… Что ей тут делать? Еще в школе девчонке пророчили великое будущее в научном сообществе. Да ее в МГУ и Бауманку заранее без экзаменов приняли после победы в какой-то там всероссийской олимпиаде. Решила какую-то супер-задачку! Да она бредила своей мечтой учиться у лучших профессоров страны и дни считала до окончания школы.
Зоя и дня не прожила бы без своей математики! У нее были все возможности уехать в столицу за своей мечтой, как это сделал я, и добиться любых вершин. Когда только уехал, то очень часто вспоминал о ней. Это меня, прямо скажем, разрушало, поэтому я запретил себе думать о Зое.
Лишь иногда.
В минуты острого одиночества вспоминал былое и представлял, где она сейчас.
В моих мыслях Зоя оказывалась как минимум профессором на мехмате, а то и деканом. Однажды мне доводилось бывать в МГУ. Я шел по коридорам, вполуха слушая разговоры ректора, и мечтал случайно столкнуться с ней вот также, нос к носу. И тогда… Может, у нас был бы еще один шанс. И тогда, я ни за что не повторил прошлых ошибок.
Ведь никто больше не любил меня так, как любила Зоя.
Она ведь любила меня!
Я точно знаю!
Так почему же не узнала?
Глава 2
Прошлое
Матвей Соколовский
— Здрасте, Татьян Иванна, — приветствую секретаря, сторожившего двери у кабинета директрисы, словно натасканная болонка.
— А, Соколовский! Утро доброе. К Малыгиной?
— Угу. Не знаете, зачем вызывала?
— Кажется, у нее с утра был Глебов. Не по твою ли душу?
Я вздыхаю. Вероятно, по мою. С математиком у меня терки. И дело вовсе не в учителе, как мне ни хотелось бы считать иначе. Дело в моей взаимной нелюбви к цифрам. И частых тренировках, из-за которых приходится прогуливать каждый четверг алгебру, стоящую шестым и седьмым уроками.
Коротко стучусь и, услышав заветное «войдите», словно смертник на плаху шагаю в мрачный и холодный, будто склеп, кабинет директрисы.
Дизайн тут, конечно, впечатляющий. Напоминает логово председателя ЦК КПСС. Бордовые стены, до середины выкрашенные матовой краской, снизу отделанные деревянными панелями, покрытыми лаком, массивная мебель из красного дерева, плотные зеленые шторы из сукна, красная ковровая дорожка на полу, графин с водой и перевернутый стакан на серебристом подносе на тумбочке.
В интерьер очень просятся портрет Сталина, бюст Ленина и знамя ВЛКСМ. Атмосферно, чё.
— А, Соколовский, — вскидывает подведенные черным карандашом брови Малыгина, — Проходи, проходи. Присаживайся. Серьезный разговор с тобой буду вести.
Я нехотя плетусь ближе и усаживаюсь на мягкий стул, пристраивая рядом на полу рюкзак.
Внезапно звонит ее телефон, заставляющий меня вздрогнуть. Черт возьми, вот я вроде и здоровый лоб, а какая-то маленькая бабулька одним своим присутствием заставляет внутренности вытягиваться в какую-то тугую жилу и вибрировать.
— Малыгина. Слушаю вас. — Официальным тоном отвечает директриса на звонок. — Ах, да, Людмила Владимировна, здравствуйте! Конечно, конечно! Ждем! Приехали? Замечательно! … Вот как… Сейчас вас встретят и проведут ко мне… Да… Ну что, вы! Это мы счастливы видеть вашу Зою среди наших учеников! Две минуты!
Она кладет трубку, спешно встает из-за стола и, открыв двери, отдает распоряжение секретарю.
— Татьяна Ивановна, там Данилина приехала, встретьте ее у ворот. Они не могут попасть на территорию, а Григорий занят с забывшими пропуски учениками.
— Конечно, Нина Васильевна!
Двери захлопнулись.
— Так Соколовский, у нас пять минут. У тебя завал по математике — геометрия, алгебра и даже физика — хуже некуда. Ты прогулял за сентябрь шесть занятий! Пока твои тренировки не отражались столь пагубно на учебе, мы все снисходительно закрывали глаза, но теперь ты портишь рейтинг гимназии своими низкими баллами. У нас не обычная школа, ты это знаешь. За одни спортивные достижения мы не ставим пятерки в аттестат. Поэтому в ближайшее время ты должен исправить ситуацию. Мне все равно, какими путями ты будешь делать это. Можешь ходить к репетирам, можешь просить Виктора Андреевича с тобой заниматься дополнительно. Можешь брать уроки дистанционно или просить помощи у одноклассников. Повторюсь — мне все равно. Главная цель — исправить твои неуды, отработать пропуски. В противном случае, нам придется с тобой распрощаться. И ты знаешь, к чему это приведет. У тебя будут проблемы с твоими родителями. У меня, конечно, тоже будут проблемы с твоими родителями, но, слава богу, мне на это плевать. Репутация, Матвей, слишком дорого нам досталась, чтобы пренебрегать правилами и требованиями даже ради такого замечательного спортсмена, как ты. А уж богатых и влиятельных родителей в нашей гимназии и без Соколовских каждый первый. И все они привели сюда своих детей потому, что мы — лучшее учебное заведение в своем сегменте! Даю тебе месяц. Если за это время не увижу положительной динамики и отработанных пропусков, можешь просить родителей подыскивать тебе новую школу. Это понятно?
