О, черт.
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
Первые несколько пуговиц расстегнуты на его рубашке цвета амбра, обнажая верхнюю часть широкой груди, а рукава обтягивают его мускулистые руки. Он в форме не потому, что семь дней в неделю проводит в спортзале. Нет, он от природы крепок, а ручной труд, которым он сейчас занимается, только усиливает его.
Свести меня с ума было его целью сегодня вечером? Без сомнения, Хадсон сказал ему, что я буду здесь.
Я перевожу взгляд с одной стороны комнаты на другую, отчаянно ища ближайший выход, пока он подходит ближе. Я — его избранная цель. Я прикусываю губу от осознания того, что мне придется пройти мимо него, чтобы уйти. Решимость на его лице убеждает меня в том, что я никуда не уйду, пока он не получит то, что хочет.
Я запихиваю в рот остатки кекса и молча даю себе установку продержаться до конца разговора, не впечатав каблук ему в яйца. Проглотив последний кусочек, я тупо провожу руками по платью, а потом сморщиваюсь от розового пятна глазури.
Очень хорошо.
Так хочется выглядеть спокойной и собранной.
Этот горячий вид не заставит его пожалеть о том, что он выгнал тебя из своей постели.
Я напрягаюсь, когда он подходит ко мне, а он засовывает руки в карманы джинсов и смотрит на меня с укором. Вокруг пуговиц его рубашки натянулась ткань, когда он опирается на пятки и ждет моей реакции.
— Уиллоу. — Он произносит мое имя, как объявление, и в мои ноздри проникает его знакомый запах, смесь сожаления и виски с небольшими нотками кедра.
Сначала это успокаивает, поскольку я всегда чувствовала себя в безопасности, когда он был рядом, но потом я вспоминаю, что он сделал.
Я упираюсь рукой в стену, чтобы не упасть на задницу.
— Даллас, — отвечаю я с усмешкой. — Приятно видеть тебя здесь.
— Это помолвка моего брата.
Мой рот захлопывается, а взгляд падает на пол от моей глупости.
— О, да… точно.
Наступает тишина.
Я не смотрю на него, когда поднимаю голову. Вместо этого я обращаю свое внимание на людей, танцующих, смеющихся и хорошо проводящих время в комнате, желая, чтобы это была я.
Черт, три месяца назад это была бы я. Я бросаю взгляд на его маму и папу. Знают ли они, что мы сделали? Что он оттрахал мне мозги одной ночью?
Он прочищает горло, чтобы снова привлечь мое внимание. Я сдаюсь и фокусируюсь на его сильном лице. Он смотрит на меня с нежностью, почти с жалостью, что меня удивляет.
— Надолго ты в городе? — спрашивает он.
— На два дня. — Мой первоначальный план состоял в том, чтобы прилететь и улететь в течение одного дня, но Хадсон умолял меня остаться подольше ради Стеллы.
— Позавтракай со мной утром.
Его просьба удивляет меня. Предложение позавтракать немного запоздало. Это должно было произойти на следующее утро.
— Я не очень люблю завтракать.
Он почесывает щеку.
— Выпьешь кофе?
— Я не пью кофе. — Это правда. Никогда не была поклонницей кофе. И никогда не буду.
— Что же ты тогда делаешь по утрам?
— Сплю. — Болею. Ворочаюсь в простынях, жалея, что не могу повернуть время вспять.
Он вытаскивает свободную руку из кармана и придвигается ближе к моему пространству.
Слишком близко.
Его непоколебимые глаза встречаются с моими.
— Пожалуйста. Я хочу все исправить. Мой брат женится на твоей лучшей подруге. Я — шафер. Ты, без сомнения, будешь подружкой невесты. Нам нужно быть вежливыми и перестать танцевать друг вокруг друга, если мы не хотим, чтобы все знали, что между нами что-то произошло.
Вот ответ, который я искала. Я вздрогнула, не зная, беспокоится ли он больше о том, что наше напряжение испортит свадьбу, или о том, что люди узнают о нашей связи на одну ночь.
Я машу рукой в воздухе, стараясь не попасть ему в лицо.
— Считай, что эта ночь забыта. Я уже забыла.
— Не морочь мне голову. Мы знаем друг друга достаточно долго, чтобы ты была честна со мной.
Я поднимаю руку в гневе, потребность сказать что-то ужасное накатывает на меня. Я хочу поразить его болью, которая поглотит его, как поглотила меня.
— Если ты забыл, ты выгнал меня из своей постели. Что ты хочешь от меня? Дружеских объятий? Непринужденного разговора с фальшивыми улыбками? Этого не случится, так что хватит тратить наше время. Не лезь ко мне. Я буду держаться подальше от тебя. Согласен?
— Я не выгонял тебя из своей постели, — шипит он. — Ты выбежала из моей парадной двери быстрее пули.
Я забываю, что мы не одни, и прижимаюсь ближе, пока моя грудь не упирается в его грудь.
— Ты выскочил из постели, как будто уворачивался от пули. — Я стиснула зубы, чтобы взять себя в руки. — Это было до того, как ты сказал, что то, что мы сделали, было ошибкой, снова и снова, как будто твои губы были заезженной пластинкой.
Его лицо пылает, словно я поразила его не только словесной правдой, но и физической. Он тяжело вздыхает, давая мне попробовать немного виски и глазури, оставшейся на его губах. В моем горле образуется спазм, и я хватаюсь за живот. Как и его предпочтения в одеколоне, я уверена, что его вкус не изменился.
— Мне жаль. Я слишком остро отреагировал, — отвечает он. — Я пытался позвонить, чтобы извиниться, но ты не отвечала на мои звонки.
— И никогда не отвечу.
— Черт, Уиллоу, сколько раз я должен сказать это, пока ты не простишь меня? Я был в темном месте и перешел черту. — Его голос понижается еще больше, и я едва разбираю его следующие слова. — Я не жалел, что в моей постели была ты. Я злился на себя за то, что позволил этому случиться, за то, что поставил тебя в такую ситуацию.
Его ответ не приносит мне облегчения.
Я прижимаюсь к стене, чтобы отодвинуться от него.
— Все кончено. Я покончила с этим.
— Двадцать минут и пирожное, — умоляет он. — Дай мне это, и я обещаю, что больше никогда не буду поднимать эту тему.
Я делаю глубокий вдох. Это Даллас Барнс. Человек, с которым я работала бок о бок пять лет. Человек, чья работа заключалась в защите Стеллы и меня. Трагедия меняет человека. Потеря меняет человека. Это не тот Даллас, которого я знала. Это новый человек, человек, который потерял себя, когда потерял свою жену.
Я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки.
— Прости, но я не могу. Ради Стеллы я буду вежливой, но я не проведу с тобой ни минуты дольше, чем должна. — Это к лучшему. Я хочу, чтобы он меня ненавидел. Я хочу, чтобы он не хотел иметь со мной ничего общего, если он когда-нибудь узнает, что я от него скрываю.
Гнев в моих словах шокирует его, и он проводит рукой по лицу.
— Папочка!
Он отшатывается назад при звуке голоса своей дочери. Она несется в нашу сторону, и ее коричневые косички взмывают в воздух. Она натыкается на его ногу с хмыканьем и хихикает, когда он ее ловит.
— Потанцуй со мной!
Умиление переполняет его лицо, когда он с улыбкой смотрит на нее и накручивает косичку на палец.
— Дай мне секунду, милая. Я разговариваю с Уиллоу, а потом я весь твой.
— Но это моя любимая песня. — Она дуется.
Я принужденно смеюсь, видя свой идеальный план побега. Танцы, похоже, будут моим спасителем сегодня.
— Ты не можешь отказаться от танца с такой очаровательной девушкой, — говорю я, отталкивая их. — Идите. Мне все равно нужно позвонить.
Мейвен подпрыгивает, хлопая в ладоши от восторга, а Даллас смотрит на меня с беспокойством, прежде чем наклониться вперед.
— У меня никогда не было намерения причинить тебе боль, — шепчет он.
Но ты это сделал, — мысленно отвечаю я.
Черт, а он сделал.
— Папочка! — хнычет Мейвен. — Песня скоро закончится!
Он кивает мне, прежде чем уйти.
Я не позволяю слезам упасть, пока не увижу его спину.
Какого хрена?
Я не слишком чувствительная девчонка.
Эти гормоны испортили мою суровую личность.
Я смахиваю их, фыркая, и бросаюсь к выходу. Мне нужно уйти отсюда и подальше от этих людей. Мне нужна тишина, минутка, чтобы поныть о том, что я в миллионный раз приняла глупое решение.
