— Мне тоже такое нравится, — говорю ей. — Однажды я даже заснула во время похорон, потому что папа гладил мои волосы.
Я продолжаю свои движения, так что она не плачет и не сообщает Киту о том, что я ничего не понимаю в детях. Когда он возвращается, мы сидим на диване, и она, полусонная, прижимается к моей груди. Я все ещё пытаюсь очнуться от этого странного сна. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, и улыбается своей фирменной полуулыбкой.
— Она так на тебя похожа.
— Ты меня совсем не знаешь, — возражаю я.
— Серьезно, Элена? Не знаю?
Я медлю с ответом. Потому что уже ни в чем не уверена.
Я всё жду, что мой сон закончится, но этого не происходит. Кажется, что я провела уже несколько часов с Китом, Томом и Бренди, пока они занимаются своими делами. Я стараюсь держаться молодцом, притворяясь, что вписываюсь в его жизнь, и даже иду с ними на прогулку в самый зеленый лес, который когда-либо видела. Бывают ли такие длинные сны? Почему, когда просыпаешься, сны кажутся мутными и искажёнными? Мы останавливаемся у озера, и Кит с Томом начинают прыгать по камням, а я в это время держу на руках Бренди, которая, к моей величайшей гордости, требует только меня. Подцепляю кончиком пальца немного плодородной, влажной земли и пробую её на вкус. Во сне у земли не должно быть никакого вкуса. Или вкус, похожий на «Орео» (Прим.: «Орео» (англ. Oreo) — печенье, состоящее из двух шоколадных дисков и сладкой кремовой начинки между ними. В США выпускается кондитерской компанией Nabisco). Но он, однозначно, не должен напоминать землю. После прогулки Кит готовит нам ужин. Рыбу, которую сам поймал. Он жарит её на гриле на террасе, дизайн которой, по его словам, придумала я. И мне приходится снова напомнить ему, что у меня не хватило бы фантазии для такого великолепного дизайна. Но в памяти всплывают кусочки книжки-раскраски с резными домиками на деревьях и фонариками, висящими на ветвях. Рыба очень вкусная. Но к тому моменту, когда Кит уводит Бренди и Тома в ванную, чтобы искупать их перед сном, я уже почти на грани. Прокручиваю в голове фильмы, которые могли бы мне помочь: «Начало» (Прим.: «Начало» (англ. Inception) — научно-фантастический триллер Кристофера Нолана, основанный на идее осознанных сновидений), «Большой» (Прим.: «Большой» (англ. Big) — фильм-комедия 1988 года, снятый Пенни Маршалл с Томом Хэнксом в главной роли), «Волшебник страны Оз» (Прим.: «Волшебник страны Оз» (англ. The Wizard Of Oz) — американский музыкальный фильм-сказка 1939 года производства студии «MGM», самая известная и коммерчески успешная экранизация романа 1900 года «Удивительный волшебник из страны Оз»). Когда Кит возвращается, держа в руках бутылку вина и два бокала, я плачу и разрываю на мелкие кусочки бумажную салфетку.
Он никак не комментирует мои слезы, а просто открывает бутылку, наполняет бокал и ставит его передо мной.
Я отталкиваю его, ведя себя как какая-то малолетка. Но я и есть малолетка, а не мать.
— Все это неправда, — говорю я. — Если всё это по-настоящему, то где мои воспоминания?
Он садится рядом со мной и закидывает ногу на колено.
— В тот день, когда я в тебя влюбился, был днем, когда ты впервые нашла себя. И ты даже не была моей.
Сквозь слезы он выглядит размытым и нечетким, но я не вытираю их, а продолжаю слушать.
— Ты всегда утверждала, что у тебя лучше развито левое полушарие, но я в это не верил. Творческий человек всегда распознает подобного себе. И мы интуитивно нашли друг друга. Как-то вечером мы все выпивали и зависали в квартире Дэллы. Она заявила, что хочет порисовать, и притащила все свои раскраски, цветные карандаши и фломастеры. Мы, как пятилетние дети, лежали на полу и раскрашивали. Это была одна из тех ночей, которые невозможно забыть, потому что она была совершенно невероятной, — он делает паузу, — а ещё потому, что я влюбился.
Мне хочется, чтобы он продолжал. Рассказанные им события никогда не происходили, но звучали очень реально.
— Я лежал на ковре рядом с тобой, а по другую сторону от тебя был Нил. Твой рисунок оказался самым лучшим. Не просто хорошим, а превосходным. Все были в восторге, а я чувствовал себя круче всех, как будто и так уже это знал. Мы начали шутить, что тебе нужно стать художником, и именно тогда ты заявила, что мечтаешь научиться рисовать и создать свою собственную серию книжек-раскрасок. А я предложил тебе попробовать.
Ловлю себя на мысли, что сижу с открытым ртом и остекленевшим взглядом, а он говорит со мной так, как будто меня знает. Все это настолько личное. Мне всегда хотелось разобраться в себе, но я не знала, откуда начать.
— Я не умею…
— Рисовать, — заканчивает он за меня. — Да, ты так и сказала. Но потом пошла на занятия. Не сказав никому, кроме меня.
Мне хочется взять в руки ручку и проверить, правда ли это, есть ли у меня скрытые таланты, о которых я даже не подозревала. И мне хочется узнать, почему из всех людей я доверилась только Киту. Если это не сон…
Это сон.
— Т-так чем мы вместе занимаемся? — спрашиваю я у него.
Кит облизывает губы.
— Мы с тобой одинаковые, — отвечает он. — Не смотри так на меня.
Я фыркаю, когда начинаю смеяться, и прикрываю рот тыльной стороной ладони.
— Мы очень разные. — Он улыбается. — Я — оптимист, а ты — пессимист. Я избегаю конфликтов, а ты бросаешься в них с головой.
— Так чем же мы похожи?
— В какой-то момент мы оба искали что-то настоящее. Но иногда истинное предназначение одного человека — быть любовью другого.
Не представляю, что он имеет в виду, но боюсь в этом признаться.
— А есть что-то, что нравится нам обоим?
— Да. — На его лицо падает тень, но я слышу, как он проводит кончиками пальцев по щетине на подбородке. — Нам нравится искусство. Еда. Незначительные моменты, которые длятся вечность. Мы любим заниматься сексом. Любим наших детей… — От последней фразы у меня мурашки бегут по коже. — До того, как родилась Бренди, мы успели немного попутешествовать. И надеемся, что получится продолжить. У нас даже есть список мест, где мы хотели бы заняться любовью…
— И что в этом списке? — перебиваю я, ощущая сухость в горле.
Он понижает голос и говорит:
— «Голубой Поезд».
— Что это? — Я наклоняюсь чуть ближе к нему.
В ответ он улыбается.
— Это поезд в Южной Африке. Он идет от Претории до Кейптауна.
Я откидываюсь назад.
— Поезд? Ааа.
Глядя на меня, Кит выгибает бровь.
— Это экскурсионный поезд. Он провезет тебя по одним из красивейших мест в мире. Плюс отдельные апартаменты и услуги личного шеф-повара.
Мои брови взлетают вверх.
— А что ещё?
— Кладбище в полнолуние. Домик на дереве.
Он наклоняется вперед и наливает себе ещё один бокал вина.
— А что мне… что мне нравится в тебе?
— Ты хочешь быть собой, — отвечает он. — И меня это совершенно не раздражает.
И я опять не понимаю, о чем он говорит. Я была совершенно безобидной. Скучной. Быть мной не требовало вообще никаких усилий.
В тишине мы допиваем бутылку вина, прислушиваясь к кваканью лягушек, шуму воды и деревьев — какофонии тварей божьих. Поднявшись на ноги, я ощущаю головокружение. Меня так качает, что приходится схватиться за спинку стула. Кит тоже встает. Не знаю, из-за вина ли это, или потому что я убедила себя, что вижу сон, но я смело иду к нему. Мы уже делали это раньше. Именно такое появляется ощущение, когда его руки находят меня. Все в нём кажется таким знакомым: его плотное тело, запах, мозоли на кончиках пальцев. Это не похоже на неловкие объятия двух людей, которые впервые прикасаются друг к другу. Прежде чем я успеваю дотянуться до его рта, он расстегивает мой лифчик и снимает с меня футболку. И по пояс голая я впервые его целую, а в это время его большие пальцы проводят линию чуть ниже моей груди. Дуновение ветра на коже ощущается так эротично. Ко мне прикасаются руки, которые так отличаются от длинных и худых рук Нила. Крупные, теплые ладони и грубоватые пальцы. У него вкус вина. А целуя его щеку, я чувствую, как мои губы царапает щетина. Но нельзя сказать, что мне неприятно. Я дергаю его за футболку, и он снимает её через голову. Мне нравится ощущение его мускулистого тела, но я начинаю ценить это ещё больше, когда он поднимает меня и усаживает на стол, разведя мои ноги так, чтобы они обвивали его талию.
