цокает:
— Больше походит на серовато-лавандовый. Девушкам понравится.
— Грейсон, я не планирую выставлять на показ вереницу девушек в квартире и не собираюсь смотреть на эту уродливую занавеску для душа каждое проклятое утро перед работой.
Она громко вздыхает, уступая.
— Хорошо, делай как знаешь. Просто пытаюсь сделать твой дом привлекательным.
Я смеюсь и хватаюсь за тележку.
— Давай сначала возьмём полотенца и всё остальное в списке, а затем можем вернуться в этот отдел. Прямо сейчас я заколебался выбирать занавеску для душа. Договорились?
Грейсон кивает; её бледный блондинистый хвост небрежно качается и ложится россыпью на плечах. Загорелая кожа от постоянного нахождения на солнце, нахальный носик и большие карие глаза — младше меня на пять лет сестра до сих пор красива — внутри и снаружи.
К тому же она внимательная, милая и веселая.
Мы совершенно не похожи.
Когда она вся такая солнечная и светлая, я — буйный и темный. Хрупкая Грейсон с ростом метр шестьдесят пять и внушительный я — метр восемьдесят восемь.
Упрямый.
Я задумчиво стою позади неё, опираясь локтями на ручку красной тележки, пока мы бесцельно бродим по центральному отделу её любимой сети супермаркетов. Она даёт мне катить тележку с предметами домашнего обихода и моющих средств, которые понадобятся мне в новой квартире, попутно болтая про нового парня, Кэла.
Мы попадаем в отдел освещения, и Грейсон останавливает тележку, осуждая меня.
— Разве ты не говорил, что тебе нужна лампа в гостиную?
Я пожимаю плечами, делая паузу, чтобы поменять положение солнцезащитных очков на голове.
— Ага, но я как раз собирался просто стащить одну из маминых.
Грейсон откидывает голову и смеётся.
— И, по-твоему, она не заметит?
Я снова пожимаю плечами.
— Возможно. Но к тому времени, как она заметит пропажу лампы, я буду уже далеко. Это отличный план.
— Но она увидит её на твоей вечеринке в честь новоселья на следующей неделе. — Сестра толкает меня бедром. — Просто иди выбери лампу, скряга, и избавь нас от всей этой драмы.
— Ладно, — ворчу я. — Но, объясни мне, почему я должен платить тридцать баксов за лампу, а потом ещё двадцать за шторы? Это грабеж средь бела дня. Все, что мне действительно нужно — это лампочка и переключатель.
Но я подчиняюсь, зная, что это проигрышный спор. Она заставит меня купить лампу, независимо от того, сколько времени мы простоим здесь, не соглашаясь друг с другом. Шагая вдоль отдела освещения, я осматриваю все лампы и сгоряча выбираю на основе серебра с глянцевыми линиями.
Вот. Она подойдет.
Теперь нужно разобраться со шторами; какие-нибудь простые с четкими линиями.
Глянцевые. Четкие линии.
Что, черт возьми, со мной не так? Я веду себя как хренов дизайнер интерьеров.
— Эти действительно очень славные! — громко восклицает Грей, помогая мне передвигать содержимое тележки, чтобы освободить место для лампы и штор между всем другим хламом.
— Боже, не надо так удивляться, — я стою с кирпичной миной. — Я же не полный неандерталец.
— Ну, вообще-то... не во всем. Однако твой обычный выбор декора — это постеры «Звёздные войны» и «Невероятный Халк».
Я громко смеюсь, обиженно скрещивая мускулистые руки на широкой груди. Темно-синяя футболка, которую я посадил стиркой, натягивается на плечах.
— К твоему сведению, в моей квартире в Сиэтле ничего из этого не было, всезнайка.
— Я просто дразнюсь... Мама упаковала всё это подальше, когда ты переехал после окончания колледжа. Но уверена, что коробки лежат где-нибудь в подвале, если тебе интересно.
— Неинтересно, — настаиваю я с угрюмым видом.
Ладно. Может быть, немного. Но только потому, что у меня нет никаких произведений искусства, чтобы повесить на белые стены квартиры.
Чёрт возьми. И снова я веду себя как хренов дизайнер.
— Мы можем просто взять то, что мне нужно и свалить отсюда?
— Да, да, да, придержи лошадей. — Грейсон держит написанный от руки список, который я принёс, сверяясь с ней как с картой сокровищ. — Нам ещё предстоит купить тебе коврик на кухню и некоторые приспособления. Тебе нужен штопор для винных бутылок... — Она настроена скептически. — Серьёзно? Штопор для винных бутылок? Он так необходим?
— Мне иногда нравится пить вино. Поэтому нужен новый штопор для бутылок. — Если можно было бы саркастически вздыхать, я бы сделал это прямо сейчас. Но поскольку это не так, я просто громко вздыхаю.
Сестра сдаётся, поднимая руки вверх, всё ещё держа список.
— Хорошо, хорошо, остынь. — Она ещё раз проверяет список. — Штопор для винных бутылок, — негодница акцентирует внимание с закатыванием глаз. — Консервный нож. Стаканы. Мусорные мешки.
Голос Грейсон постепенно отдаляется, когда я рассеянно смотрю на центральный отдел; повторяющаяся фоновая музыка, исходящая из звуковой системы магазина, убаюкивает меня в состояние зомби. Мое любопытство вызывает длинноногая блондинка впереди в ярко-розовой бейсболке — длинные, загорелые ноги в белых шортах и светло серая майка. Я значительно оживляюсь при виде неё.
Она останавливается в проходе и зевает. Руки нагружены шампунем, лаком для волос и другим дерьмом, а розовые губы, которыми любуюсь, расходятся в удивленное «О». Отсюда мне видно, что у неё ярко-голубые глаза, которые выделяются из-за цвета кепки. Не колеблясь, я осматриваю её тело от длинных светлых волос, свободно ниспадающих под головным убором, округлой груди под простой майкой и до шокированного выражения лица.
Нет. Что-то не так — она выглядит испуганно. Словно призрака увидела. Когда она быстро бросается назад к стенду с товаром впереди, бросая тележку, я вытягиваю шею, надеясь ещё раз взглянуть на неё.
Провал.
Проклятье, куда, черт возьми, она делась?
— Ты вообще меня слушаешь? — спрашивает сестра, протискивая руку через мою, чтобы вернуть к себе внимание. Понимая меня, она начинает жалеть. — Скажу тебе вот что. Давай быстро сбегай к моющим средствам, возьми немного и закончим на сегодня. Потом мы сможем пообедать. Ты угощаешь, конечно.
Её голова касается моего плеча, и она ласково хватает руку, по-сестрински сжимая.
— Конечно.
Табита
Я прижимаю дрожащую ладонь к груди, чтобы успокоить бьющееся сердце внутри. Оно практически становится диким, и я кладу другую руку на тележку, чтобы не упасть. Где-то в следующем отделе я слышу звонкий смех — тот, что мне знаком. Тот, с которым я слишком
