ситуацию. – Ребенок пяти лет. Сильно кашляет, – слышу очередной приступ, убираю трубку от уха и просовываю руку в дверь. Через несколько секунд возвращаю обратно. – Слышал?
– Да. Еду.
Сбрасываю звонок, беру теплую воду и иду кабинет. Отдаю Марине бокал, она осторожно поит Нюсю.
– Ну как ты, малышка? – присаживаюсь рядом с ней на диван и осторожно глажу по тоненькой ручонке.
– Нормально, – бормочет в ответ, угасая на глазах.
В груди нещадно ноет. Так жалко этого крошечного и совсем незнакомого мне человечка. Непривычные, чужие эмоции растекаются внутри, делая уязвимым. Я не готов к этому. Я не хочу этого. Но противостоять не получается. За такой малюсенький промежуток времени этот ребенок умудрился стать центром моей вселенной. Это просто немыслимо. Невозможно. Невероятно.
– Что с ней? – поднимаю глаза на Марину.
– Температура поднялась… – Она склоняется к малышке и касается губами лба. – Тридцать восемь, не меньше.
– Только что же все нормально было, – раздражаюсь, не понимая, как такое вообще возможно? Может, я что-то сделал не так?
– Не знаю, – разводит она руки в стороны. – Может, было чуть лучше…
– Эдик скоро приедет. Пока ждем, что можем сделать?
– Давай для начала ее разденем.
Быстро стаскиваем одежду, оставляя ребенка в колготках и маечке. Марина приносит плед и накрывает ее до пояса. Затем на лоб опускает холодный компресс. Ждем.
– Есть кто живой? Где мой пациент? – раздается голос Эдика из коридора. Подрываюсь и иду ему на встречу. Распахиваю дверь, он едва не врезается в меня.
– Иди давай сюда.
– Кто это у нас? – Эдик расплывается в улыбке, увидев девочку.
– Дочь, – хмуро сообщаю ему, подталкивая ближе к дивану.
– Не знал, что у тебя есть дети.
– Я тоже, – бормочу себе под нос.
Он сразу включается в работу, надевает перчатки и достает все необходимое из небольшого рюкзака.
– Мне нужно больше света.
Марина торопливо щелкает выключателем и загорается основной, яркий свет. Все зажмуриваются, лишь Эдик никак не реагирует. Действуя быстро, меряет температуру и прощупывает лимфоузлы.
– Как тебя зовут? – Он мягко улыбается, пытаясь найти контакт с ребенком.
– Анна Иванна, – хмурится девочка, с подозрением посматривая на него.
– Ну что, Анна Иванна, давай посмотрим, что с тобой? Открой ротик, – достает деревянную палочку и фонарик.
– А уколов не будет? – уточняет она и предупреждающе сводит брови.
– Не будет. – Эдик смеется и прижимает руку к своему сердцу. – Клянусь старой черепахой и всеми ее родственниками.
Девочка удовлетворенно кивает, видимо, поверив ему, и открывает ротик, послушно позволяя себя осмотреть.
– Ну что там? – Молчание Эдика вымораживает. Скажи ты, что с ребенком, и осматривай дальше.
– Ничего критичного. – Он поворачивается ко мне и поправляет толстые очки на носу. – Всего лишь фарингит.
– Одно слово уже звучит критично, – выдыхаю я и качаю головой, не имея ни малейшего представления, что со всем этим делать.
– Лечиться будем?
– Я не люблю лечиться, – ворчит Нюся и исподлобья посматривает на меня.
– А болеть любишь? – говорю первое, что приходит в голову.
– Нет… – хмурится она еще больше, но потом обреченно вздыхает. – Плидется лечиться.
– Вот и умничка. – Эдик расплывается в улыбке и набирает какой-то сироп в шприц без иглы. – Давай-ка выпьем вот это от температуры. А потом я твоему папе напишу, что делать дальше. Ты выполняй все, что он скажет, а через три дня я приеду и проверю, как дела. Хорошо?
– А ты не обманешь? – хитренько прищуривается она, становясь похожей на лису.
– Ни за что, – клятвенно обещает Эдик и вливает ей в рот лекарство из шприца.
Нюся с довольной улыбкой укладывается на подушку. Эдик достает блокнот и что-то быстро пишет, а я странно нервничаю.
– Вот. Ингаляции обязательно. Пока давайте без антибов попробуем, но если темпа будет держаться, придется добавить.
Протягивает лист бумаги мне, но Марина перехватывает его и убирает в сумочку.
– Так, я в аптеку, потом все объясню, – говорит она, на ходу одеваясь. – А ты дождись курьера с ужином.
Растерянно киваю и поворачиваюсь к Эдику.
– Я тоже пойду. Выздоравливай, Анна Иванна.
– Пойдем провожу.
Доходим до двери вдвоем.
– Ну и что это за ерунда? Точно не опасно? – уточняю на всякий случай, ибо совсем ничего не понимаю.
– Опасно, глотка отекает, и воздух не проходит внутрь, – со знанием дела говорит Эдик, и не верить его знаниям у меня нет причин. – Я там все написал. Главное, следить за состоянием и в случае приступа сразу делать ингаляцию. Она снимет отек.
– Спасибо, – жму его руку и отдаю денег за срочный вызов.
– Да не за что. Обращайся.
Он уходит, и мы остаемся с Нюсей вдвоем. Прикрываю дверь и возвращаюсь к ней. Сажусь на диван и откидываюсь на спинку.
– М-да… – серьезно тянет девочка. – Вот такая тебе досталась болезная доча…
– Чего? Какая? – невольно улыбаюсь и перехватываю ее расстроенный взгляд.
– Болезная. Мама так всегда говорит, когда я болею… – Тяжелый вздох срывается с ее губ.
– И часто ты болеешь?
– Частенько, – еще один горестный вздох.
– Все будет хорошо, – уверенно обещаю я, хотя сам еще не знаю ни «что» будет, ни «как» будет.
Какое-то время мы молчим. Мне даже кажется, что она начинает дремать, я и сам прикрываю глаза.
– Пап, – нехотя открываю и поворачиваюсь к ней. – А когда я поплавлюсь, мы поедем к маме?
Вопрос Нюси ставит меня в тупик. Как я могу что-то пообещать в данной ситуации, если даже не представляю, как из нее вырулить. Врать ребенку не хочется, но и обнадеживать как-то неправильно. Взъерошиваю волосы и шумно выдыхаю.
– Ты знаешь, где она?
– Нет, но ты же найдешь? – с такой надеждой и благоволением смотрит мне в глаза, что внутри все скручивается в тугой узел. А-а-а, это какой-то треш! Как меня угораздило так вляпаться?
– Попробую, – выдавливаю из себя. Все равно выхода другого нет. – Но ты должна мне помочь.
– Как?
– Расскажи, что случилось, когда маму забрали в полицию.
Нюся укладывается поудобнее, забавно хмурится и от волнения начинает
